«Если», 1996 № 12 - Дэвид Клири

Я услышал, как кто-то окликает меня по имени. Тогда я побежал.

Да, побежал. Мне оставалось надеяться только на скорость: я жаждал убежать от мерзких эмоций, которые ощущал. Вина, горе, страх — все вместе причиняло мне невыносимые страдания.

Я миновал слугу, вырвался наружу, спустился по мраморным ступеням. Увидел крестьянские хижины, мальчика, играющего с собакой, склон холма, на котором паслось стадо овец. Дальше — город, дома с красными крышами, столпившиеся вокруг большого храма и еще одного здания — квадратного, массивного, с башнями — замка или дворца. Именно в это здание мне и следует прийти, чтобы избыть низкие чувства.

Я побежал.

И через несколько минут оказался подле него. Легкие горели, желудок свело судорогой. Я сумел выровнять дыхание, пока вооруженный копьем страж ходил докладывать, что я пришел. Сообщить тому, кто заплатил мне, одобрил мою измену. Ко времени, когда страж вернулся, небо сделалось серым.

Меня пригласили внутрь. Я шел по длинным коридорам, сандалии мягко постукивали по полу, и звук отражался от колоннад. Из какой-то комнаты доносилась музыка, из другой слышались громкие голоса. Я шел размеренным шагом, решительно, сосредоточившись на самом себе. Бег успокоил мои нервы.

Второй страж впустил меня в зал.

Зал показался мне огромным. Изысканные фрески украшали потолок, на стенах были изображены святые и херувимы. Двое мужчин разговаривали на другом конце зала, сидя на ступенях перед большим красным занавесом. Они продолжали разговор даже тогда, когда я приблизился к ним.

Я развязал шнурок, стягивавший суму. Закрутил его вокруг пальца, дожидаясь, пока они осознают мое присутствие.

В конце концов один из них все-таки обратился ко мне. Это был священник, возглавлявший собор. Он перебросился парой фраз с другим государственным деятелем. Я понимал смысл его слов, хотя не мог почувствовать их форму. Он спросил меня, почему я вернулся — хочу ли еще денег, или, возможно, нуждаюсь в проститутке, которая разделила бы со мною ложе. Тот, другой, захохотал.

Я отрицательно покачал головой. Затем, широко раскрыв сумку, я перевернул ее, позволив нечестивому содержимому высыпаться на пол. Таков был мой триумф, мое отречение от этих людей.

Но что-то произошло не так. На пол не полились монеты. Не было кровавых кружочков, на каждой из которых красовался профиль Цезаря. Нет, по полу раскатилось оружие. Нож, тесак, серебряная половинка тора, рядом с моей ступней металлический предмет, напоминавший решетку, покрытую пленкой засохшей крови. А еще: арбалет, зеленая пластиковая взрывчатка, набор штопальных игл.

Священник и государственный деятель исчезли. На их месте возникла женщина.

Сейна Маркс. В длинном шелковом платье, волосы скрыты под двурогой шапочкой.

— Ох, перестань, — сказал я. — Неужели ты не способна держаться подальше от моей памяти?

— Твоей памяти? Да это синт, который ты купил у продавщицы.

— Я знаю, кто ты! Не Сейна! Ты мыслитель!

— Блестяще, — ответила она. — Как ты мог хоть на секунду подумать, что я Сейна? Она не знает, как запрограммировать вирус. Да ей в жизни не сделать даже памяти!

— Хорошо, — пожал я плечами, чувствуя себя неловко. — Зачем ты здесь?

— Чтобы спасти твою шкуру. Ты выслеживаешь своего двойника…

— Правда? — переспросил я, но в тот самый момент, когда спрашивал, уже знал, что это так.

— Правда. Для погони нужен сильный человек, а ты не сильный. Ты ищешь своего двойника, а когда найдешь, убьешь его. Если, конечно, он не убьет тебя раньше.

— Верно, — подтвердил я. Голос чуть дрожал, мне не приходило в голову, что двойник может убить меня.

Сейна коснулась броши в золотой оправе на своей груди.

— Тебе нужно знать свое оружие. — Она подняла половинку тора. — Это эрентот. Его радиус действия всего несколько метров. Держать его надо вот так. — Она прижала его к ладони выпуклой стороной. — Чтобы выстрелить, надо нажать вот сюда. — Она напрягла руку — раздалось низкое жужжание. — Ничего впечатляющего, но эта штучка уничтожает протеиновые молекулы противника, превращая его в бесформенную влажную массу.

Вдруг глаза ее расширились. Она застыла на месте.

— Что случилось? — спросил я и обернулся.

Я увидел собственное отражение: светлая кожа, мешковатая синяя сабда, рот по-дурацки открыт. Отражение казалось неясным, нематериальным; зеркало было сделано из водяных капель или тумана, стелившегося по дворцу. Позади отражения можно было разглядеть все — вплоть до фрески, где был изображен охотник.

— Убей его! — потребовала Сейна.

— Это лишь отражение, — возразил я. Я видел, как отражение Сейны подошло к моему отражению и протянуло ему нож. Я взял настоящий нож у настоящей Сейны. Тут я заметил, что отражение сделалось плотнее, на кольцах отраженной Сейны заиграл свет, свирель охотника г фрески исчезла за торсом другого Павдо.

Сквозь собственную руку я разглядел шахматные плитки пола.

— Убей его, — произнесла одна из Сейн. А может быть, обе. Я был испуган и растерян: да разве может отражение причинить мне вред?

— Да, может, — ответило отражение, делая шаг ко мне, — если оно больше, чем отражение.

— Убей его! — снова воскликнула Сейна. Голос позади меня звучал слабо, а впереди — в полную силу. Другой Павдо шагнул ближе, высоко подняв нож. Так держат копье, прежде чем бросить. Я не двинулся, чтобы помешать ему. Растерянность парализовала меня. Из головы не выходили вопросы: он — это я? И как человеку понять: где он сам, а где его подобие? Если человека копировать бесконечно, нужно ли будет делить его душу на всех?

Тут нож другого Павдо полетел к моему горлу.

— Ты хочешь есть? — тряс меня за плечо Лопоухий.

Я ощущал ностальгию, как запах формальдегида в ноздрях. Помотал головой, пытаясь определить рамку соотношений, чувство настоящего. Ночь, брюхо Мохаммеда, биолюминесцентное свечение его внутренностей. Мы летим над террасами блоков, кругом снуют легкие летательные аппараты. Это не может быть Куалаганг; впрочем, даже на Обо не похоже.

— Голоден?

— Я бы сказал «да», если именно это означает пустой желудок и горящий пищевод.

Лопоухий засмеялся, а я обнаружил, что держу в руках память, пластинка отбрасывает темные блики на прозрачный пол.

— Мы скоро садимся.

Я вспомнил о ноже, летевшем мне в лицо.

— Мне не хочется выходить. Здесь может оказаться мой двойник.

— Боишься?

— Нисколько. Мысль о смерти приводит меня в восторг.

— Хм. — Он махнул головой в сторону пирамиды, к которой мы приближались, — состоящему из глыб огромному молочно-белому сооружению. — Твой двойник запросто может застрелить тебя сквозь шкуру дракона.