Место под Солнцем. Книга первая - Ева Наду

– Об одной из моих дам, сир. Молодая очаровательная женщина – она могла бы быть счастлива в браке, если бы не… Впрочем, если позволите, ваше величество, я расскажу по порядку.

Король милостиво кивнул. Добавил только:

– Через полчаса назначен Королевский Совет финансов, принцесса. Постарайтесь быть не слишком многословной.

– Сначала я напомню вам одну историю, сир, – проговорила Генриетта. – Вы знали её, но, возможно, забыли. Речь пойдёт о муже моей придворной дамы. Ему пришлось пережить многое. И теперь, когда он состарился, жизнь не стала к нему милосерднее. Он страдает. А вместе с ним страдает та, которую я люблю.

Её голос стал печален.

– Много лет назад, сир, в вашей вотчине было совершено преступление. Страшное преступление. Из тех, что преследуют потом совершившего их до скончания его века. Ибо нет страшнее суда, чем свой собственный.

– Хорошенькое начало, – заметил король. – Судя по вашему вступлению, рассказ грозит быть долгим. Впрочем, я обещал вам полчаса. Так что же сотворил тот несчастный?

Принцесса кивнула – я помню о времени.

– Он был влюблён, ваше величество. Пылко влюблён, – продолжила тихо. – Жена его была прекрасна. Он – молод. Жизнь их могла сложиться сказочно. Но была война. И герой моего рассказа ушёл воевать. Пока он храбро сражался, супруга родила ему сына. Когда же вернулся в замок, где ждала его жена с младенцем, всё и случилось. Его мать, которая ненавидела невестку, рассказала ему историю… Так – подозрения, не больше. Доказательств у старухи не было никаких. Но что иным мужчинам доказательства? Им достаточно сомнения.

– Что же рассказала ему мать?

– О, ваше величество, старую, как мир, историю. Ту самую, которую любой ревнивец носит с собой, как дворянин – шпагу.

Людовик усмехнулся, вспомнив своего брата Филиппа.

– Ревнивцы бывают невыносимы. Не так ли, принцесса?

– Да, ваше величество, – улыбнулась в ответ Генриетта.

Обрадовалась. Они по-прежнему прекрасно понимали друг друга.

– Я продолжу, сир. В замке в ту пору гостил молодой виконт. Красивый, галантный, внимательный. Говорят, он был очарователен. И старая свекровь сочла, что её невестка слишком благоволит к чужаку. Трудно сказать, насколько были обоснованы её подозрения. Наверное, молодая хозяйка замка и виконт симпатизировали друг другу. Но, говорят, что никто никогда не заставал их вместе.

– Она поделилась своими подозрениями с сыном, не так ли? И что сделал тот? Вызвал виконта на дуэль?

– Возможно, сир. Во всяком случае, однажды, спустя совсем короткое время после того, как хозяин вернулся домой с войны, гость был найден мёртвым у стен замка.

– Я не приветствую дуэли. Но бывают случаи…

– Да, сир. Бывают. И если бы дело ограничилось дуэлью, возможно, муж-ревнивец прожил бы совсем другую жизнь. Но он очень любил свою жену и очень её ревновал. Именно потому дальше случилось то, что случилось. Впрочем, не буду забегать вперёд.

Она помолчала немного, подбирала слова. Снова заговорила:

– Справедливости ради следует сказать, что молодая женщина, которую супруг подозревал в измене, не пролила по погибшему ни единой слезинки. Она осталась безучастна к тому, что произошло, настолько, насколько вообще можно остаться безучастной к смерти. Казалось, можно было вздохнуть свободно. Но несчастный муж так и не смог успокоиться. Он получил от неё ещё двух сыновей, но страшная, чудовищная мысль, родившаяся должно быть в одну из прежних бессонных ночей, как червь, глодала его душу. Когда он думал о том, что сын, его наследник, может быть, вовсе не его, он задыхался от гнева и унижения. И маркиз не выдержал. Допустив страшную мысль однажды, он не мог уже отступиться. Весной, когда на деревьях только-только распустились листья, он пригласил свою жену посетить вместе с ним их фамильную часовню. Она не возражала. И даже это её беспрекословное послушание приводило супруга в бешенство. В нём маркиз видел одно притворство. И терзался яростью ещё сильнее.

Он уже с трудом мог держать себя в руках. Едва наступило утро, он велел заложить карету. И они отправились…

Глава 4. Inde irae. Отсюда и гнев

В соседней комнате послышался шум, заставивший Генриетту прервать речь. Она досадливо наморщила лоб, когда на пороге комнаты появился де Гиш.

– Что вам угодно, сударь? – спросила сухо.

Бесцеремонное вторжение придворного возмутило принцессу. Он мешал ей сейчас. Так мешал! Не хватало ещё, чтобы король, который теперь так нежно, так доверительно держал её за руку, убедился в справедливости распространяемых при дворе слухов о близости, существующей между ней и де Гишем.

Она взглянула на вошедшего высокомерно.

Граф де Гиш смешался на мгновение. Потом в ответ сделался надменен. Кивнул принцессе отчуждённо. Ни разу не взглянул больше в её сторону. Склонился перед королём.

– Ваше величество, граф де Мориньер…

Король оставил руку принцессы. Поднялся.

– Да-да! Пусть войдёт. Я жду его.

Генриетте ничего не оставалось, как подняться вслед за Людовиком. Она следовала чуть позади. Негодовала: отчего Людовик всегда так снисходителен, так милостив к этому гордецу и так жесток и невнимателен к ней!

Когда Мориньер появился на пороге, с трудом спрятала за принуждённой улыбкой свою к нему неприязнь.

Король улыбался, был доволен.

Принцессе казалось, что в мужчине, так некстати появившемся в её апартаментах, Людовик видел избавителя – от хандры, от дворцовой скуки, от назойливости придворных дам. От её, Генриетты, назойливости.

Она не могла простить Мориньеру этого ощущения.

Было, впрочем, кое-что ещё…

Генриетта не умела объяснить этой своей реакции. Но и не признать – не могла: всякий раз, когда судьба сталкивала её с этим человеком, она – весёлая, остроумная, «душа общества» – вдруг начинала чувствовать себя угловатой и неловкой. Так случилось и теперь.

Подчинившись требованию короля, она продолжила свой рассказ.

Заговорила уже скорее по принуждению, растеряв от раздражающего её волнения всё своё обаяние. Соблазняющие прежде модуляции голоса исчезли, тонкие черты лица стали холодны и невыразительны.

Слишком мало жизни осталось в ней, чтобы его величество мог находить общение с принцессой столь же приятным, как прежде. Но, если Людовик и заметил внезапные изменения в настроении невестки, то ничем не выдал этого. Продолжал внимательно слушать.

– Так вот, сир, – ровным голосом снова заговорила Генриетта, вернулась к прежней истории, – мучимый ревностью, маркиз убил свою жену. Почти сошедший с ума от подозрений он, должно быть, спрашивал её, просил, умолял признаться, кто является отцом его старшего сына. Не знаю, что она отвечала. И отвечала ли вообще. Он, оскорблённый мужчина, думал, что смерть супруги утишит боль. Но покой так и не посетил его сердца. Все последующие годы, глядя на то, как растёт и мужает его наследник, он ни на мгновение не забывал о своих сомнениях. Ничто, казалось, не могло избавить его от страданий. И вот спустя много лет после тех ужасных событий нашлась женщина, которая полюбила его. Отдала ему не только руку, но и сердце – чистое, доброе, благородное. Она имеет право на счастье!

– Безусловно, – Людовик нетерпеливо застучал носком туфли по паркету. – И что мешает быть счастливой этой женщине?

– Эта насмешница-судьба! Совсем недавно, ваше величество, её пасынок узнал истинную причину смерти своей матери. Один из свидетелей гибели несчастной, умирая, решил облегчить душу…

Генриетта побледнела вдруг. Вспомнила, что именно стараниями графа де Мориньера тот, о ком она сейчас вела речь, получил в своё время место при дворе, о котором грезили многие. Подумала: теперь, когда неожиданно свидетелем этого её разговора с королём стал Мориньер, она оказалась в ситуации неловкой, даже опасной. Прервать рассказ, остановиться – она не могла. Продолжать – значило вступить на путь конфронтации с очень сильным противником.

Генриетта вскинула голову. Заговорила медленно, разделяя слова долгими паузами:

– Ваше величество, жизнь ни в чем не повинной молодой женщины и её несчастного старика-мужа стала совершенно невыносимой. Этот бастард… Он… он угрожает их жизни.

Она замолчала, чтобы перевести дыхание. Король взглянул на стоявшего изваянием Мориньера. И, наконец, догадался.

– Бастард, вы говорите? – произнёс неспешно. – Вы так убеждены в этом, принцесса?

Людовик обернулся к женщинам, по-прежнему занятым распутыванием пряжи.

– Если я правильно понял, любезная сестрица, героиней вашей драматической повести является ваша фрейлина… госпожа д'Аркур? Так её, кажется, зовут? А герой и её супруг – Луи д'Арпайон, маркиз де Северак?

– Да, сир, я говорила о них.

– Я помню эту свадьбу. Грандиозное было празднество.