Серебряный леопард - Ф. Ван Вик Мейсон

Отряд медленно продвигался по небольшой долинке между двумя холмами, когда сэр Этельм, ехавший немного впереди других, громко вскрикнул. Среди сорной травы и низкорослого кустарника он наткнулся на разбросанные человеческие кости, на которых сохранились еще какие-то лохмотья. Скорбные останки лежали кучами, как сугробы снега под деревьями в лесу. Грудами костей были отмечены места, где собирался сброд Вальтера Голяка, чтобы вступить в бой. То там, то здесь виднелись полузасыпанные песком распятия, которые подтверждали, что здесь погибла основная масса оставшихся без руководства последователей Петра Пустынника.

– Не менее пяти тысяч человек погибло здесь, – подсчитывал сэр Гастон из Бона, вытирая пот со лба; похоже, он был прав, если судить по сломанным клинкам мечей, обрывкам кольчуг и большому количеству стрел и дротиков.

– Видит Бог, эти мусульманские собаки тысячекратно заплатят за это, – заявил сэр Арнульфо, облизнув потрескавшиеся от жары губы.

Медленно, с чувством ужаса и боли вступил в долину авангард армии крестоносцев. Пораженные картиной трагедии, воины проходили по Долине Смерти. Они намеревались стать лагерем дальше на равнине. По плану руководителей, лагерь представлял собой большой круг, в котором было оставлено место для армии графа Раймонда Тулузского. Его провансальцы прибыли в Константинополь всего за несколько дней до того, как началось вторжение франков в Малую Азию.

Растекавшееся по равнине христианское войско начало готовить себе стоянку уже тогда, когда отряды арьергарда все еще спускались с гор. Разгружавшие вьючных животных слуги вбивали в землю колья, чтобы привязывать лошадей, натягивали веревки для господских палаток и шатров. Другие прислужники закалывали овец и коз, готовили вечернюю пищу. Эсквайров отправили за водой для женщин, инвалидов и священников. Зажглись тысячи костров. Густые клубы дыма поднялись в вечернее небо.

Отряд Эдмунда вступил в лагерь с правого фланга. Обрадованные видом кипящих котлов, рогов, наполненных вином, и возможностью сбросить тяжелые шлемы и кольчуги, люди пришпоривали лошадей.

По сигналу Эдмунда его всадники уже готовились натянуть поводья, когда к ним на полном скаку приблизился какой-то ратник. Он что-то кричал и указывал рукой через плечо.

По отлогому, поросшему кустарником гребню горы неслась лавина одетых в белое всадников. Подвывая наподобие гончих собак, преследующих оленя, они потрясали над головами оружием.

Быстро, однако недостаточно быстро, чтобы угодить и Эдмунду Монтгомери, и Уильяму Железная Рука, бойцы отряда стекались к бело-голубому знамени. В отчаянной спешке они натягивали рукавицы, брали на изготовку мечи и секиры. Шестеро рыцарей меняли коней, пересаживаясь на своих боевых скакунов, которые, чуя близкое сражение, ржали, прижимали уши и били копытами землю. Норманнцы, фламандцы, ломбардцы и лотарингцы поспешно облачались в кольчуги. Священники, высоко подняв кресты, запевали гимны, старались подбодрить воинов.

Постепенно шум, производимый лавиной всадников, перерос в громовый конский топот, а затем сменился жуткой какофонией. Всевозможные бароны, графы и предводители самостоятельных отрядов выкрикивали военные кличи, пришпоривали лошадей с копьями наперевес.

Полоска высокой сухой травы, разделявшая противоборствующие стороны, сокращалась в ширину с невероятной быстротой, а все новые и новые турецкие воины появлялись на гребне горы. Навстречу им, пригнувшись к гривам лошадей, со сверкавшими мечами и бьющимися на ветру вымпелами, неслись охваченные азартом боя крестоносцы.

Сквозь развевающуюся гриву Громоносца Эдмунд разглядел группу темнолицых всадников в длинных халатах с широкими рукавами. Они неслись впереди основных турецких сил. Граф понял мгновенно, что у этих воинов нет копий, а только круглые щиты, мечи и луки со стрелами.

– Алла! Иль-Алла! Алла иль-Алла! – завывали всадники в серебряных кольчугах и остроконечных шлемах, подвязанных полотняными тесемками, со штандартами, увенчанными пучками окрашенных в зеленый цвет конских волос и золотыми полумесяцами.

– Святой Михаил за Монтгомери! – перекрывая топот копыт, прогремел глубокий голос Эдмунда.

– Святой Михаил! – хором подхватили его соратники, выстраиваясь в клинообразную колонну с графом Аренделским во главе. Рыцари и сержанты скакали по обе стороны от Эдмунда. Ратники заняли свои места в глубине клина. Когда лицо турка с темной бородой появилось прямо перед Эдмундом, он направил копье с серо-голубым наконечником в грудь иноземному всаднику и напряг плечо в ожидании удара.

На турке были легкие стальные латы, и крепкое франкское копье вошло в его грудь так же легко, как острый нож – в масло. Пронзенный копьем неверный был вырван из красного кожаного седла. Громоносец вынес Эдмунда в самую середину визжащей группы сельджуков. У его уха просвистела стрела, и граф услышал норманнский вопль, за которым последовал звук падения тела.

Все больше турок стремились наброситься на Эдмунда. И тут он услышал клич сэра Гастона: «Бог и святой Дени!» Франко-норманн уже выхватил длинный меч и, возвышаясь над роящейся массой азиатов, наносил страшные удары направо и налево. От его клинка несколько турок лишилось рук или было разрублено до подбородка…

Так же быстро, как примчались сюда, основные силы неверных отпрянули вверх по склону.

Тяжело дыша, Эдмунд сдержал коня, когда стало ясно, что бесполезно пытаться догонять турецких коней. Не перегруженные тяжелыми всадниками ли весом их кольчуг низкорослые лошадки оказались столь же легки на ногу, как испуганные лени.

– Труби сбор моим рогом! – приказал граф Герту.

Герт поднес к губам полукруглый медный рог и протрубил сигнал сбора: три длинных звука, два коротких, затем еще один длинный. Подъехал сэр Рей-ар, стряхивая с булавы кровавую мешанину.

– Хорошо провели сражение, милорд, – улыбнулся он, обнажив желтые, испорченные зубы.

– Смешно говорить – сражение! – прохрипел сэр Этельм. – Это была лишь схватка.

– Монтгомери! Собирайтесь под знамя! – прокричал Герт, побагровев от напряжения.

Но сержанты и ратники были слишком заняты поисками добычи на окровавленных телах, устилавших весь склон. Спешившиеся воины отрубали головы павшим туркам, срывали браслеты, срезали с шей золотые серьги или же подбирали кривые сабли, шлемы и кинжалы, которые им нравились.

– Протруби в мой рог еще раз! – потребовал Эдмунд, рассвирепев. – Клянусь Богом, двое из тех, то придут последними, получат хорошую порку!

Один за другим подъезжали его соратники. Большинство из них, победно усмехаясь, несли на копьях окровавленные головы турок, не обращая никакого внимания на ручьи крови, которые по древкам текли им на руки.