Без компромиссов: Гонки по вертикали. Я, следователь… (сборник) - Аркадий Вайнер

– А если клиника? А? – безнадежно махнул рукой я. – Теперь – «лин».

– Это из названия. Впрочем, в системе здравоохранения этих названий тысяч десять...

– Или сто, – сказал я с добродушным ехидством. – Вот она, ваша косопадающая наука.

– Не ерничайте, – обиженно сказал Леонтьев. – Вы же прекрасно знаете, что наука не всемогуща.

– Да я шучу, – улыбнулся я. – Ведь наука – это же будущее криминалистики. А пока придется заняться личным сыском...

Да-а, эта задачка скорее для вычислительной машины, чем для следствия.

ВЕЩЕСТВЕННОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ПО ДЕЛУ

Обрывок рецепта, обнаруженного на месте происшествия (фотография), масштаб 2:1

Rp. S.Atropini

sulf.

0,1% – 10,0

D.C. При болях

5—10 капель

Лист дела 23

У меня бы совсем испортилось настроение, не получи я в тот день доказательство, что не такой уж я дуб, как это можно было предположить сначала. Из областного управления мне переслали письмо шофера Парамонова.

В Крымское областное управление милиции

От шофера Феодосийской базы механизации № 2

Парамонова Сергея Ивановича

В газете «Советский Крым» за 7 сентября я прочитал заметку «Убийца будет найден» и хочу сообщить, что я видел, хотя и не знаю, будет это вам полезно для следствия или нет. Но на всякий случай напишу.

3 сентября я возвращался из Ялты в Феодосию на своей служебной автомашине «ГАЗ-51», дело было к ночи, часов после одиннадцати. Смотрю на масляный манометр, а он давления не показывает. Думаю, с маслом что-то плохо. Прижался я к обочине, встал. А как раз передо мною, метров за пятьдесят, тоже на обочине, «Волга» стоит. Я, конечно, никакого внимания на нее – мало ли машин? Открыл свой капот, гляжу – провод с масляного датчика соскочил. Я провод наладил, закрыл капот. Смотрю, а «Волга» уехала. Но я ничего плохого не подумал, сел в кабину, завелся. Манометр – в норме. Я и поехал дальше. Было это немного не доезжая 38-го километра – я с дальним светом ехал, табличку хорошо было видно. Какой номер у этой «Волги» – я не знаю, не обратил внимания. Цвета она наверняка светлого, я еще, когда подъезжал, осветил ее фарами. Но точно цвет сказать не могу – ни к чему мне это было. Однако скорей всего серый или голубой, так мне запомнилось. Водителя или пассажиров этой «Волги» я не видел, разговоров или шума какого-нибудь – не слышал. Вот и все, что могу сообщить!

Парамонов Сергей

8.IХ.

Лист дела 24

Вы никогда не видели, как заряжают на свету фотопленку в кассету? Делается это так: берут пиджак, полы складывают кульком, через рукава просовывают вовнутрь руки, держа в правой пакетик с пленкой, а в левой – кассету, крышка которой зажата между мизинцем и безымянным пальцем. Потом катушку достают из пакетика, снимают сначала черную защитную бумагу, затем серебряную фольгу. После этого катушку вставляют в кассету так, чтобы конец пленки попал в боковую прорезь кассеты. Потом правой рукой берут из левой крышечку, закрывают кассету и продергивают кончик пленки наружу.

И делается это на ощупь. Все! Кассету можно доставать на свет, вставлять в аппарат и снимать в свое удовольствие.

Когда из Министерства торговли пришло официальное письмо насчет расчески, я почувствовал, что пленка продернута. Можно доставать на свет...

СРОЧНО АВИАПОЧТОЙ

В СЛЕДСТВЕННЫЙ ОТДЕЛ

(На Ваш телеграфный запрос от 5 сентября)

Министерство торговли СССР

Ассортиментный отдел

«6» сентября

Исх. № 321/ао

Ассортиментным отделом МТ СССР изучено изображение товарного знака «Т.П.К.», полученное по фототелеграфу.

Сообщаем, что фабрика – изготовитель расчески с указанным клеймом в наших документах не зарегистрирована. Это не исключает, однако, что фабрика может быть зарегистрирована в министерстве торговли одной из республик, если она относится к числу предприятий местной промышленности.

Для сведения сообщаем неофициальное мнение одного из опытных товароведов отдела: интересующее Вас клеймо может принадлежать Тамбовскому либо Таллинскому промкомбинатам, имеющим в своем ассортименте ширпотреба подобные расчески.

Лист дела 25

Честно говоря, я даже не хотел думать, что могу ошибиться. Это было бы несправедливо. Ведь я и так почти никогда не рассчитываю на помощь счастливых случайностей. Хотя бы потому, что нет в них прочности, нет никакого запаса надежности. Я верю только в одно – в логику. Потому что вся моя работа – это борьба с загадкой, которая бывает порой разложена на плечи десятков людей и сотни событий. Поэтому победить загадку можно только логикой и доброй помощью людей. Моей логике противостоит логика преступника. Но сильнее, предусмотрительнее должна быть моя логика, потому что мне нужно позарез узнать, кто этот парень, убитый на шоссе.

И мне не хотелось думать ни о чем другом. Хотя это для профессионала непростительно. Но как только я прочитал слово «Таллин», я вспомнил, что это – большой порт. В портах моряков обслуживают бассейновые поликлиники. И эти «бассейновые» здорово ложились в полустертую печать...

ФОТОТЕЛЕГРАММА

Отделу милиции Таллинского горисполкома

Чрезвычайно срочно! СЛЕДСТВЕННАЯ!

Прошу проверить, не принадлежит ли Таллинскому промкомбинату клеймо, изображенное слева с увеличением в двенадцать раз. В положительном случае – выпускает ли промкомбинат мужские расчески с таким клеймом: «Т.П.К.».

Сообщите также, есть ли в Таллине бассейновая поликлиника, кого она обслуживает и где она находится.

Следователь

...Климов проводил меня до машины. Я возвращался домой.

Климов смущенно протянул мне старую авоську с яблоками:

– Вот... значит... яблочков... У них там, у литовцев... таких не покушаешь...

– У эстонцев, – улыбнулся я.

Климов, помолчав, вдруг сказал:

– Вот мы и расстаемся...

Я взглянул на него и понял, что он огорчен этим. И мне вдруг стало стыдно. Мы были знакомы всего три дня. Целых три дня. И я даже не спросил его имени. Он добросовестно выполнял мои поручения, переживал вместе со мной, мы советовались, шутили, огорчались, и, если бы он не сказал – «вот мы и расстаемся», – я уехал бы, не узнав его имени. Какая глупость! Как бессовестно мы обкрадываем самих себя! И я подумал, что Наташа за три дня узнала бы не только имя человека, который был все время рядом. Она знала бы о нем все. Как она знает обо мне. Видно, настоящей доброте научиться нельзя. И учиться опасно – есть риск стать лицемером. Все-таки я спросил нерешительно:

– Послушайте, Климов, а... как вас зовут?

Климов кашлянул, прикрыв рот ладонью, и сказал с достоинством:

– Андреем Степанычем кличут.

Я отворил дверцу, козырнул ему и сказал:

– Мы еще увидимся...

Климов пожал плечами:

– Кто его знает... Мне ведь на пенсию скоро. – Он неожиданно улыбнулся и подтолкнул меня: – Ну, садись, садись давай. А то опоздаешь...

Мы пожали друг другу руки, «Волга» плавно тронулась. И тогда я не выдержал, высунулся из окошка и заорал:

– Мы еще увидимся... увидимся, Андрей Степаныч!..

Он, улыбаясь, стоял на дороге и махал мне вслед своей линялой, выгоревшей фуражкой. Дождь крупными блестящими каплями застревал в его коротко подстриженных, с густой проседью волосах...

Лист дела 26

...Девушка в голубой шинельке и платочке, повязанном поверх кокетливой пилотки, остановила меня у выхода на взлетное поле:

– Это бессмысленно. Уже откатили трап...

Я еще спорил с ней, хотя тоже понимал, что это бессмысленно. И почему-то вспомнил, что двери в самолетах запираются герметически. Дождь ударил сильнее, и холодные струйки противно потекли за воротник. Да, в век технического прогресса дождь самолетам не помеха. И вовсе не помощник он двум бестолковым людям, которые любят друг друга и не могут никак договориться. На самолете и в дождь работают всякие там радары, автопилоты и разные другие диковины. Эх, если бы кто-то сконструировал автопилот в любви! А впрочем... Ну его к черту!

Я стоял под дождем, бездумно приглаживая мокрые волосы, и смотрел, как винты «ИЛа» скручивают из водяных капель сверкающие дрожащие диски. Потом как-то безразлично подумал: «Интересно, Наташа меня видит?» Вспыхнули факелы у выхлопных труб, моторы оглушительно завыли, и самолет поехал в другой конец поля, уменьшаясь и тая в дождевой пелене. Потом, уже еле видный, он остановился, развернулся, заревел еще громче и очень быстро побежал мне навстречу, и я был уверен, что около меня он затормозит. Но на середине полосы он легко подпрыгнул и, прошив низкую ветошь серых облаков, исчез из глаз... И я испугался, что больше никогда не увижу Наташку...

В зале Внуковского аэропорта было людно, суетились носильщики, в очереди у буфета ругались – не было бутербродов. Я прижимал к себе свой необыкновенной красоты букет и тоскливо думал, что надо возвращаться в Крым и снова допрашивать, посылать запросы, читать ответы. Расследовать.