Время прощаться - Джоди Пиколт

— Скорее всего, в почве больше нитратов, — бормочет Верджил.

Я бросаю на него сердитый взгляд.

— Никаких отрицательных эмоций. Духи это чувствуют.

Верджил морщится, как будто ему пломбируют зубной канал.

— Мне погулять в другом месте? — Он машет рукой в сторону.

— Нет, ты нам нужен. Все дело в энергии, — отвечаю я. — Так проявляют себя духи.

Поэтому мы все садимся — Дженна нервничая, Верджил неохотно, я же…что ж… я готовая рискнуть. Закрываю глаза и обращаюсь к духам с небольшой молитвой: «Я больше никогда не попрошу вернуть мне Дар, если Ты один раз позволишь мне помочь ей».

Возможно, Дженна права, возможно, мама все время пыталась до нее достучаться, но до настоящего момента она не желала принимать тот факт, что Элис мертва. Может быть, она наконец готова выслушать.

— И… — шепчет Дженна. — Мы должны взяться за руки?

Были у меня клиенты, которые спрашивали, как они могут передать родным, что скучают. «Просто скажите», — советовала я. Все действительно так просто. Поэтому я и Дженне говорю:

— Скажи маме, почему ты хочешь с ней поговорить.

— А разве это не понятно?

— Мне — да, а ей, возможно, нет.

— Что ж… — Дженна сглатывает. — Не знаю, можно ли скучать по человеку, которого едва помнишь, но мне тебя не хватает. Раньше я придумывала истории о том, почему ты не смогла вернуться за мной. Тебя похитили пираты, тебе пришлось плыть вокруг Карибских островов в поисках золота, но каждую ночь ты смотрела на звезды и думала: «Что ж, по крайней мере, Дженна тоже их видит». Или у тебя амнезия, и ты каждый день пытаешься найти ключики к своему прошлому — крошечные стрелочки, которые привели бы тебя ко мне. Или ты в другой стране с секретной миссией и не можешь открыться, не подставив других, а когда ты наконец-то вернешься домой, везде будут развешаны флаги, тебя станут приветствовать толпы людей и я узнаю, что ты герой. Мои учителя по английскому говорят, что у меня невероятно живое воображение, но они не понимают — это для меня не выдуманные истории. Они настолько настоящие, что иногда становится больно, как будто колет в боку, когда слишком быстро бежишь, или крутят ноги, и боль нарастает. Но, похоже, ты просто не могла за мной прийти. Поэтому сейчас я пытаюсь дотянуться до тебя.

Я смотрю на нее.

— Еще что-нибудь?

Дженна глубоко вздыхает.

— Нет.

Что заставило бы Элис Меткаф, где бы она ни находилась, остановиться и послушать?

Иногда Вселенная преподносит тебе подарок. Видишь испуганную девочку, которая боится, что ее мама ушла навсегда, и наконец понимаешь, что нужно сделать.

— Дженна! — охаю я. — Ты видишь ее?

Она вздрагивает.

— Где?

Я указываю пальцем.

— Вон там.

— Ничего не вижу, — чуть не плача, отвечает она.

— Ты должна сосредоточиться…

Даже Верджил подался вперед и прищурился.

— Я не вижу…

— Значит, плохо стараешься, — обрываю я. — Она становится все ярче… Дженна, этот свет… Он поглощает ее. Она покидает этот мир. Это твой последний шанс.

Что привлечет внимание любой матери?

Крик ее ребенка.

— Мама! — кричит Дженна, пока ее голос не переходит в хрип, пока она не падает на поле из лиловых грибов. — Она ушла? — рыдает девочка. — Уже ушла?

Я приближаюсь к ней, обнимаю, не зная, как объяснить, что я не видела Элис, что обманула Дженну, чтобы она излила душу в этом отчаянном крике.

Верджил, нахмурившись, встает.

— Все это ерунда, — бормочет он.

— Что это? — спрашиваю я.

Какой-то острый предмет больно впился мне в икру. Он прячется, невидимый, под шляпками грибов, но я роюсь в земле и достаю зуб.

Элис

Все это время я повторяла, что слоны обладают удивительной способностью отсекать смерть, не позволяя горю навсегда их покалечить.

Но есть исключение.

В Замбии детеныш слонихи, самка, осиротевшая из-за охотников за слоновой костью, прибилась к группе молодых самцов. Совсем как подростки подходят к друг другу и хлопают друг друга по плечу в знак приветствия, в то время как девушки обнимаются, поведение этих самцов разительно отличалось от поведения, к которому привыкла эта молодая самка. Самцы терпели ее присутствие, потому что могли с ней спариваться, — совсем как Энибоди в «Вестсайдской истории», — но в действительности не хотели, чтобы она находилась рядом. Слониха произвела на свет детеныша, когда ей было только десять лет, а поскольку рядом не было матери, которая бы направила ее, и отсутствовал опыт заботы о детенышах в стаде, она относилась к своему малышу так же, как к ней относились самцы. Когда слоненок засыпал рядом с ней, она вставала и уходила. Детеныш просыпался и начинал реветь, призывая маму, но она не обращала на этот рев внимания. Для сравнения, в стаде, если детеныш запищит, к нему тут же спешат по крайней мере три самки: погладить, проверить, все ли в порядке.

В дикой природе молодая слониха становится нянькой задолго до того, как произведет собственное потомство. У нее есть пятнадцать лет, чтобы научиться быть старшей сестрой всем рожденным слонятам. Я видела, как они подходили к молодым самкам пососать молока, хотя у слоних-подростков не было даже вымени. Но юная слониха отставляла ногу вперед, как поступали ее мама и тетушки, и гордо делала вид, что кормит. Она вела себя как мать, хотя никакой серьезной ответственности на нее не возлагали, пока сама она не была готова. Но если рядом не было семьи, которая могла бы научить самку воспитывать своего единственного детеныша, все шло наперекосяк.

Когда я работала в Пиланесберге, эта история повторилась. Там молодые самцы-переселенцы стали нападать на автомобили. Убили туриста. В заповеднике более сорока белых носорогов были обнаружены мертвыми, прежде чем мы поняли, что на них нападали эти же самцы-переростки, — настолько агрессивное поведение ни в какие нормы не вписывалось.

Какой же общий знаменатель у странного поведения молодой самки, которая не заботится о собственном детеныше, и группы агрессивных самцов-подростков? Конечно же, недостаток родительского внимания. Это единственно возможный финал пьесы. Все эти слоны видели, как у них на глазах убили их семьи, отбраковывая животных.

Скорбь, которую я изучала в дикой природе, когда стадо теряло старого матриарха, например, можно противопоставить печали, которую испытываешь, когда кто-то в семье умирает от насильственной смерти — потому что к естественной смерти относишься по-другому. Когда смерть близкого существа происходит естественным путем, стадо утешает скорбящего слона и помогает ему двигаться дальше. После массового истребления людьми не остается семьи, которая могла бы кого-то поддержать.

В настоящее время общество, хотя и занимается защитой животных, неохотно верит, что на поведении слонов ключевым образом может сказаться травма, которую они получили, наблюдая, как убивают их семьи. Мне кажется, против этого возразят, в первую очередь, не ученые, а политики: в конце концов, именно мы, люди, — виновники убийства.

И поэтому чрезвычайно важно, изучая слоновью скорбь, помнить, что смерть — естественна. Убийство — нет.

Дженна

— Это от слоненка Моры, — говорю я Верджилу, когда мы ждем в том же кабинете, где два часа назад уже встречались с Таллулой. Так я продолжаю себя убеждать. Потому что невероятно трудно думать о других вариантах.

Верджил вертит зуб в руках. Тут же вспоминаю, как читала в маминых журналах (тех, что отобрала у меня бабушка) описания того, как слоны чешут ноги о крошечные куски слоновьей кости.

— Слишком маленький для слона, — замечает он.

Вокруг были и другие животные: пумы, барсуки, олени.

— Нужно занести его в полицию, — говорит Серенити.

Я не могу смотреть ей в глаза. Она объяснила свой фокус. Мама моя не появилась (насколько видела Серенити). По этой причине мне становится еще хуже.

— Да, — соглашается Верджил и восклицает: — Наконец-то!

Распахивается дверь, врывается прохладный от кондиционера воздух и появляется злая Таллула.

— Это уже не смешно! Я же не на одного тебя работаю, Вик! Я делаю тебе одолжение…

Верджил протягивает ей зуб.

— Лу, Господом клянусь, сделаешь это — и я больше никогда ни о чем не попрошу. Мы, возможно, нашли останки Элис Меткаф. Забудь о крови на рубашке. Если выделишь ДНК из этого…

— В этом нет необходимости, — говорит Таллула. — Этот зуб не может принадлежать Элис Меткаф.

— Я же говорила, что это зуб животного, — бормочу я.

— Нет, человека. Верджил, ты не забыл, что я шесть лет проработала у стоматолога? Это второй моляр — назову его с закрытыми глазами. Но этот зуб молочный.