Тайны Второй мировой - Борис Соколов

В посвященном Гитлеру номере «Зари» утверждалось, что фюрер «является величайшим реформатором современности. История выдвинула его как преобразователя, как творца и создателя нового порядка. Его жизнь и деятельность протекают в период, когда один строй общественных отношений — изживший себя капиталистический строй разлагается и должен уступить свое место новому порядку — социализму. Однако светлыми идеями социализма воспользовались темные реакционные силы большевизма, воспользовавшись для обмана, для утверждения шатающихся основ старого порядка, подобно тому, как в средние века чистые идеи христианства послужили грозным орудием угнетения в руках инквизиции. Адольф Гитлер… указал единственный истинный путь развития человечества, объединив и дополнив идеал Социализма, как понятия о социальной справедливости, с идеалом национальным, с понятием о народе, как о высшей ценности». Фактически к Гитлеру применялись все те пропагандистские клише, которые советская пропаганда использовала по отношению к Сталину. Даже тезис о народе как высшей ценности находит аналогии в реалиях советской пропаганды 30–40-х годов. К ним добавлена формула нацистского «нового порядка», расшифрованного в социалистических терминах.

Помещаемые в «Заре» материалы о деятелях русской культуры и сам подбор персонажей определялся во многом критериями «западничества» и приверженности социалистическим идеям. Так, в очерке о Карамзине всячески подчеркивалось его западничество. Герцен, Белинский и Чернышевский превозносились за приверженность социалистическим идеалам. В «персоны грата» попали также другие русские писатели: Чехов, Блок и даже Маяковский, последний, правда, не столько за социализм, сколько за самоубийство, трактовавшееся как следствие невыносимой советской действительности. В очерке о Герцене отмечалась немецкая национальность его матери. Однако ничего не говорилось об антисемитизме Чехова и Блока, то ли из-за нежелания затрагивать антисемитскую тематику, то ли из-за незнания авторами соответствующих фактов. Возможно, редакция «Зари» полагала, что социалистические клише будут лучше усваиваться советскими гражданами.

В то же время в «Заре» 9 мая 1943 года появилась редакционная статья «Достоевский о евреях», где цитировались антисемитские высказывания из «Дневника писателя. 1877 г.». В целом же более антисемитской была газета «Доброволец». Там уже в первом номере, вышедшем в январе 1943 года появился редакционный фельетон «Лейба Мехлис — генерал». Об уровне этого творения дает представление хотя бы такая фраза: «…Такого позорища еще не бывало. — Лейба Мехлис, хромой, кривоногий жид — генерал-лейтенант!»

В отношении руководителей РОД к Германии проявлялась двойственность их положения. Они сознавали, что вынуждены сражаться против «своего» преступного режима в союзе с «чужим», не менее преступным режимом, относившимся к ним как к «унтерменшам», что, борясь с одним злом, Сталиным, они помогают другому злу, Гитлеру[39]. Бывший бургомистр Смоленска Б.Г. Меньшагин, человек глубоко православный, получивший после войны 25 лет тюрьмы, впоследствии говорил, что 10 из 25 лет он готов признать правильными — как воздаяние за служение злу{485}.

Также коллаборационистам не удавалось до конца отделить в своем сознании Гитлера от немецкого народа. По свидетельству Богатырчука, лишь немногие из власовского окружения, вроде генерала Федора Трухина, на самом деле различали гитлеровцев и немцев{486}. Сознание обреченности РОД, нараставшее по мере того, как Германия терпела поражения на Востоке и Западе, усиливало взгляд на относительное благоденствие Германии в сравнении с СССР как на недостижимую, призрачную мечту. Немцев все больше корили в разговорах между собой и с офицерами-прибалтами.

Если сегодняшний бундесвер воспитывается на традициях Штауффенберга и других военных — героях антинацистского Сопротивления, то трудно представить себе российскую армию, числящую среди своих героев Власова и его соратников. Между заговорщиками 20 июля и власовцами есть одна принципиальная разница. Штауффенберг и другие собирались своими силами свергнуть нацистский режим, уничтожив Гитлера, и заключить почетный мир со странами Антигитлеровской коалиции. Они хотели избежать безоговорочной капитуляции, но не думали вступать в союз со вчерашними противниками и тем более не рассматривали возможность, когда в союзе с американскими и советскими войсками пришлось бы сражаться против той части немцев, которая сохранила верность идеям Гитлера. Власову и его товарищам приходилось действовать в немецком тылу и вместе с вермахтом сражаться против Красной армии. Вся надежда была на победу германского оружия, при котором РОД играло, по замыслу его вождей, важную, но вспомогательную роль. Кроме того, многих власовцев, не исключая самого командующего РОА, лишь плен сделал противниками Сталина. Если Штауффенберг и другие участники заговора 20 июля не сознавали себя предателями, то Власов и его соратники субъективно чувствовали себя таковыми. В этом — одна из вероятных причин их нестойкости и полного признания своей вины на суде, в исходе которого сомневаться не приходилось{487}.

Коллаборационисты замечали сходство многих черт национал-социалистического и советского режимов и при этом отдавали предпочтение немцам. Власов говорил Фрёлиху: «Ваши молодцы из СС напоминают мне наших энкаведистов. Я должен признать, что ваши эсэсовцы выглядят стройнее и мужественнее. Что же касается изворотливости, беспринципности и грубости, то им еще многому надо поучиться у их прообраза, т.е. энкаведистов. Но еще не все потеряно: эсэсовцы — способные ученики»{488}.

Интересно, что мотив сходства национал-социалистических и коммунистических институтов эксплуатировался и Власове -кой пропагандой, но здесь уже немецкое оценивалось как безоговорочно положительное, а советское — безоговорочно отрицательное. Например, в газете РОА «Доброволец», редактировавшейся Г.Н. Жиленковым, и в «Заре», в номере от 1 мая 1943 года появилась статья Н. Донского «Социальное соревнование в Германии». Статья была приурочена к первомайскому празднику, общему для нацистов и коммунистов. Социальное соревнование в Германии было очевидным аналогом социалистического соревнования в СССР, и автор явно ориентировался на отождествление своими читателями этих двух явлений. Донской же всячески подчеркивал их различие: «Если социальное соревнование в Германии имеет некоторые внешне сходные черты с таковым в Советском Союзе, то результаты его здесь и там совершенно различны. Социальное соревнование большевиков и возникшая в связи с этим стахановщина, оказались в результате сильнейшим нажимом на рабочий класс в целях усиления эксплуатации.

Тарифные сетки стали пересматриваться, нормы повышаться, в силу чего заработок не только рядовых рабочих, но и некоторых стахановцев стал понижаться. В итоге получился социальный регресс.

Между тем в Германии социальное соревнование имеет целью рационализацию работы путем улучшения ее приемов, удобства мастерских и цехов и общих социальных условий предприятий, не вызывая ни понижения заработка, ни изнурения рабочих. В итоге — социальный прогресс».

В принципе этот вывод, несмотря на некоторое пропагандистское преувеличение, соответствовал действительности. В Германии даже в условиях национал-социалистического режима, несмотря на постепенное усиление регулирующей роли государства, экономика оставалась преимущественно рыночной. Государство не могло само по себе заставить частные предприятия менять тарифные сетки и повышать нормы выработки.

Описывая германское социальное соревнование, Н. Донской отмечал: «В Германии существуют два рода социального соревнования: состязание предприятий за наибольший производственный успех и профессиональное соревнование всех трудящихся немцев… Победители принимаются фюрером вдень праздника труда 1-го мая и считаются гостями нации во время торжеств этого праздника… Центральное управление Трудового фронта выясняет результаты состязания между отобранными краевыми руководителями партии предприятиями, после чего фюрер жалует отличившимся золотое знамя с званием «Национал-социалистического образцового предприятия» (в Советском Союзе, соответственно, существовали переходящее Красное знамя «Победителю социалистического соревнования» и звание «Предприятие коммунистического труда». — Б.С.)».

Фактически в Германии почти отсутствовала экономическая составляющая социального соревнования. В стране не проводилось кампаний типа стахановской, не создавалось, как в СССР, культа победителей социального соревнования. Главной в социальном соревновании была пропагандистская составляющая — внедрение среди рабочих национал-социалистической идеологии.