Валет червей - Виктория Холт

— Более… земная, — сказала я.

— Я бы сказал — более опытная. Ты больше, чем она, разбираешься в людях. Ты можешь понять недостатки человека, можешь их простить и, возможно, даже любить за них. Я часто думаю о Диконе. Он не святой. Но разве тебе нужен святой? С ними трудно жить. Я думаю, ты как-то по-особому любишь его и никогда не сможешь забыть его, что бы ни случилось. Как и он тебя. В нем действительно полно недостатков, но он, по-моему, храбрый и сильный мужчина. Я думаю, он мог бы стать отцом твоего ребенка… пока еще не поздно.

— Я не собираюсь покидать замок. Мне нравится здесь.

— Здесь царит печаль, и Софи в своей башне кажется чем-то вроде наваждения.

— Дети здесь счастливы.

— Они вырастут и начнут жить собственной жизнью. Я хочу, чтобы ты отправилась в Англию.

— Отправилась с Англию? Что ты имеешь в виду? В Эверсли?

— Да. Я хочу, чтобы ты взяла с собой детей, чтобы они увидели Дикона в его доме и чтобы вы все решили, чего вы действительно хотите. Думаю, ради этого тебе надо съездить туда.

— Я не оставлю тебя.

— Я предполагал, что ты скажешь именно это. Вот почему я решил отправиться вместе с вами. Я в изумлении уставилась на него.

— Да, — продолжал он, — я пообещал себе это сделать. Я слишком устал от замка. Я хочу отдохнуть от него. Я хочу забыть о том, что случилось с Арманом, забыть Софи, чахнущую в своей башне. Я хочу немного рассеяться. Что ты скажешь, если ты, я и дети отправимся в Англию?

Я продолжала изумленно смотреть на него.

Он сказал:

— Ты уже ответила. Я вижу радость в твоих глазах. Это хорошо. Я собираюсь сейчас же сказать об этом детям. Нет причин тянуть с отъездом.

Шарло пришел в страшное возбуждение, узнав о предполагаемой поездке в Англию. Так же отреагировала и Клодина. Луи-Шарль был так растерян, что мне тут же пришлось сказать, что мы возьмем его с собой, и Лизетта согласилась с этим. Я была счастлива слышать, как они строят планы, говорят об Англии, которой никогда не видели, и подсчитывают дни, оставшиеся до отъезда.

Мой отец рассказал им то, что сам знал про Эверсли. Клодина слушала его, сидя на корточках, положив руки на колени и мечтательно уставившись в даль. Шарло забрасывал его вопросами, а Луи-Шарль слушал в уважительном молчании — так он обычно вел себя в присутствии графа.

Оставалось четыре дня до отъезда, когда отец пригласил меня прогуляться с ним возле крепостного рва. Взяв меня за руку, он медленно произнес:

— Лотти, я не могу поехать вместе с вами. Остановившись, я в ужасе поглядела на него.

— Я позволил себе притвориться перед самим собой, что могу закрыть глаза на правду. Посмотри, как я задыхался, поднимаясь по склону. Увы, я уже не молод. И если мне станет плохо во время путешествия… или в Англии…

— Я буду рядом, чтобы заботиться о тебе. Он покачал головой.

— Нет, Лотти, я знаю лучше. У меня болит здесь… в груди. Именно поэтому я и хочу побыстрее убедиться в том, что ты устроила свою жизнь.

Помолчав несколько секунд, я сказала:

— Ты советовался с врачами? Он кивнул.

— Они говорят, что я уже немолод, мне нужно смириться с судьбой.

— Я думаю, следует немедленно отправить в Эверсли гонца. Ведь сейчас они готовятся к нашему приезду. И скажу детям, что мы никуда не едем.

— Нет! Я сказал, что это я не могу ехать. Ты и дети обязаны поехать туда.

— Без тебя? Он кивнул.

— Я принял именно такое решение.

— И оставить тебя здесь, больного!

— Послушай меня, Лотти. Я не болен. Я всего лишь стар и не смогу выдержать длинное утомительное путешествие. Это не означает, что я болен. Я не нуждаюсь в уходе. Если ты останешься здесь, ты все равно не сможешь ничем помочь мне. Ты не имеешь права разочаровывать детей. Ты отправишься с ними. Такова моя воля. А я останусь здесь. За мной хорошо присматривают. У меня верные слуги. А ты в свое время вернешься ко мне.

— Ты нанес мне удар, — сказала я.

Он пристально смотрел на воду во рву, а я задумалась, собирался ли он вообще ехать с нами.

Возбуждение молодых людей не могло не захватить и меня. В дорогу мы отправились верхом, решив, что экипаж — слишком медленное и громоздкое средство передвижения. Клодина скакала между мальчиками. Она становилась очень хорошенькой и похожей на мою мать. Наверное, это была одна из причин, по которой Клодина стала любимицей графа. Она была крепким подростком с сильной волей и слегка обижалась на покровительственное отношение мальчиков, пытавшихся опекать ее как маленькую девочку. Шарло стал красивым темноглазым брюнетом с живым быстрым взглядом. Луи-Шарля можно было принять за его брата. Они очень дружили, если не считать редких ссор, обычно кончавшихся потасовкой, поскольку оба отличались горячим темпераментом.

На ночь мы остановились на постоялом дворе, что их обрадовало. Мальчики разместились в одной комнате, а мы с Клодиной — в другой. Ей так хотелось поскорее продолжить путешествие, что она проснулась на рассвете и разбудила меня.

Она сказала:

— Для счастья здесь не хватает одного-единственного. Нашего дедушки.

— Ты только не вздумай сказать это как-нибудь при нем. Он это не одобрит.

Мы обе рассмеялись, но несколько печально, поскольку нам действительно не хватало его.

Морское путешествие тоже доставило детям массу удовольствия, а с момента, когда мы ступили на землю Англии, они не могли говорить ни о чем, кроме Эверсли. В Дувре нас встречал Дикон. Увидев его, Клодина бросилась к нему и обняла, в то время как мальчики стояли в стороне, улыбаясь. Дикон улыбнулся мне поверх головы Клодины, его глаза светились теплом, но я обнаружила в них и выражение триумфа, и тут же мелькнула мысль: «Даже сейчас он не может не думать о том, что победил».

Но приезд еще не означал, что я приняла окончательное решение. Возможно, я совершила глупость, приехав сюда. Я боялась, что события закружат меня, и я не смогу принимать осознанные решения, а Дикона — я знала это — следовало опасаться. Он действовал на меня, как крепкое вино.

А какие воспоминания возвращались ко мне! Я давным-давно не видела Эверсли, но всегда ощущала, что здесь мой дом. Я не знала, почему это так, поскольку большую часть своей жизни в Англии провела в Клаверинге. Но здесь был дом моих предков. Он словно обволакивал меня; словно говорил: ты явилась домой. Оставайся дома. Это твой родной дом, Сабрина встретила нас очень тепло. Она была возбуждена не меньше молодых людей.

— Какой чудесный дом! — воскликнул Шарло.

— Но это не замок, — несколько презрительно добавил Луи-Шарль.

— Дома созданы для того, чтобы в них жить, — вставила Клодина. — А замки — чтобы осаждать их и отбиваться от врагов.