Из дневника. Воспоминания - Лидия Чуковская

16/IX понедельник, 91. Оглушительная новость: Солженицын возвращается сюда. Сделал такое заявление! Я испугалась. Я никого из уезжавших навсегда или из изгнанных навсегда – не хотела бы видеть снова. См. элегию Ахматовой «Есть три эпохи у воспоминаний».

1 января 92, среда. После работы, в промежутке между работой и сном, хоть и болят уже глаза – но читаю. Вышел последний том Собр. Соч. А. И. С.158 – «Раковый корпус» – я открыла посередине и начала читать – и не могу оторваться. Засасывает эта книга, несмотря на многие страницы чисто схематичные, нарочные, на которых он беллетризует искусственно свои мысли. Искусственно, но не искусно, а просто, чтобы весь свой нажитый в тюрьме взгляд изложить, и все взгляды – на предательство, на стойкость, на смерть, на любовь. Часто, чаще всего, это доведено и до искусства – и тогда прекрасно.

11 февраля 92, вторник. Читаю «Раковый корпус». Какой у Солженицына меткий глаз на предметы и на поступки. И характеры вырисованы четко. Но все его любимые врачи – Донцова, Гангарт – неинтеллигентны. Изо всех искусств если и знают, то только музыку (которую знает Решетовская). Он – материален до корня ногтей – сам – и как это сочетается с религиозностью – не знаю. Он антимистичен по природе.

7 марта 92. Третьего дня (?) разразился скандал в «Новом Мире» – уже давно назревавший – в «солженицынском центре». Требовалось достать какое-нибудь помещение для солженицынских дел – куда люди письма пишут (отзывы на его книги), где заключаются договоры на книги А. И. С. и т. д. Тут снова включилась Л., раздобыла временную какую-то комнатушку в Доме Цветаевой, которым заведует теперь ее приятельница Эсфирь Семеновна159.

15 сентября 93. Вчера помянуты по радио первые выступления А. И. в Европе, во Франции. Увы, всего лишь пересказ.

Говорит, что у нас еще много осталось от коммунистической власти и мышления, а что форма начального капитализма – безобразная. Прав.

5 марта 94. Кругом пошлейшие разговоры о Солженицыне. Конечно, не совсем близ меня, но где-то в окружности. (Знаю от Л. по Представительству.) «Все» интересуются, будет ли он президентом… «Все», даже Инайка160, опасаются, не свернет ли он «направо» и не поведет ли какую-нибудь «правую» пропаганду. Никто не читает «Красное колесо» и вообще не читает Солженицына – ни старого, ни нового… Вчера по «Радио Свобода» была сказана о нем крупная гадость – о его возвращении в Россию (он произнес в Кавендише какую-то прощальную благодарственную речь Америке161). Так вот «Свобода» нашла противоречие между его словами в этом интервью о том, что в России он политикой заниматься не намерен, – а в другом интервью им было сказано: «я надеюсь еще быть полезным России». Как будто полезен человек может быть только политически… И напоследок: «По-видимому, Солженицын намерен придать человеческое лицо правым силам».

А я думаю о том, что жить им здесь негде: в городе он не хочет, дача безнадежна. Собираются жить в своем гараже… И это награда за все его подвиги, за «Архипелаг», за всё, за всё…

«Осень» Баратынского.

5 июня 94, воскресенье. А. И. С. вернулся в Россию, но не в Москву, а во Владивосток. Оттуда поехал в Хабаровск. По последним сведениям, уехал из Хабаровска – на 2 дня в Китай. С ним вся семья – кроме Ек. Ферд., которую привезут позднее, уже в Москву или Подмосковье. Его поездку снимает Би-би-си. Я его видела один раз по телевидению. Опущены плечи, борода, ходит как-то в развалку – старик. 75 лет – не 50. Молодость и сила возвращаются, когда говорит. Тогда я узнаю его – по силе голоса: он – могучее создание природы, памяти и человеческой воли, перед которым я склоняюсь, как когда-то перед Ахматовой, несмотря ни на что.

Самое интересное – для меня – в этом его возвращении: буря открытой и ползучей ненависти – среди интеллигенции – которую он вызывает. Во всяком случае, не среди швали и пр., а среди моих друзей и знакомых. У каждого своя претензия. Зачем не с Москвы начал. Зачем продал фильм Би-би-си. Зачем его сыновья не в армии. Зачем его жена покупает все вещи (лампы, мебель, дверные ручки) не в России, а за границей. Зачем он предлагает всем свое спасение России? (Не сверху, а снизу?) Зачем не восторгается Горбачевым, который дал нам гласность? (Которая себя показала, скажу я от себя.) Кто ругает? NN, какие-то иногда звонящие мне иностранцы.

А я знаю только, как сожмется мое сердце и задрожат колени – оттого, что остановится лифт в нашем этаже и настанет звонок в дверь.

И это потому, что хорош ли этот человек или плох, он – Гулливер среди лилипутов – и, главное, потому, что вложено было в него мною слишком много страхов за него и из-за него: Люша на краю гибели несколько лет и гибель дачи

К. И., нашего музея, памяти о К. И., которого я любила восторженной любовью с 2-летнего возраста и люблю по сей день. Все это – А. И. С.

Самое потрясающая из прочтенного мною, увы! не литература… Евг. Бор.162 доставил ксерокс из журнала «Источник»… Донесения Андропова в ЦК о Солженицыне, обо мне, отчасти о Люше, бегло о Саре, о Самойлове… Смрад163. «Так и пахнуло на меня тем временем» (Ахматова). Да. За нами следили ежеминутно и при этом низкие шпики лгали высшему начальству с перепугу.

За бракоразводным процессом А. И. следили так же пристально те же Демичев и Суслов. Подлая Решетовская не давала ему развода ни за что, когда у него уже была вторая семья, уже родился Игнат.

Чепуха о моем участии в сб. «Август 14-го читают на родине»164, в котором я не участвовала – я о нем даже не знала.

Л. рассказала мне, как ее вызывали в КГБ; она не являлась, и ее грозили убить на улице.

Из доклада видно, что возле нас было много доносчиков, в квартире была техника и что квартиру обыскивали без нас (об этом мы догадывались).

6 июня 94. Понедельник. Вечером звонок от Нат. Солженицыной, которая вернулась в Москву несколько часов назад. Бодрый добрый голос. Множество приветствий от А. И. С. и просьба «непременно его дождаться». Т. е. не помереть. Не знаю, искренни ли они со мною теперь, или это только благородная память о прошлом? Мне все равно; А. И. С. для меня всегда останется тем, кем был.

Наташа говорит, что поездка проходит очень радостно, что там, в Приморье, телевидение все показывает, а у нас – крохи… В самом деле, наши станции почти не передают его слов, а все больше как он не умеет мыться под рукомойником, а Ермолай плещется в океане… Ночью случайно я поймала «Немецкую волну» и услышала его речь – значительную и крупную и критическую относительно правительства… Я очень ему благодарна, что всюду он посещает кладбища погибших. (Если бы я – Левашово!165) Резанула фраза: «Россия должна стать великой христианской державой». Вряд ли Христос желал какой-нибудь державы, а духовенство наше всегда вело себя позорно (см. похороны Лермонтова, например).