Этика свободы - Мюррей Ротбард

Более того, Нозик ничего не говорит о компенсации доминирующим агентством своим клиентам за лишение их возможности перейти к конкуренту. Ведь их возможность выбора принудительно уничтожается и, более того, они вполне могут, видя тиранические позывы доминирующего агентства счесть выгодным выбор конкурента. Но как определить размер такой компенсации? Далее, если Нозик забыл о компенсации за лишение прав клиентов доминирующего агентства, как быть с убежденными сторонниками анархии? Как оценить их психологический ущерб от наблюдения подъема государства? Должна им обеспечиваться компенсация за ужас от наблюдения подъема государства? И в каком объеме? Фактически, существования хотя бы одного убежденного анархиста, которому никакая компенсация не сможет возместить психологическую травму от появления государства, самого по себе достаточно, чтобы обрушить всю модель Нозика о предположительно ненасильственном появлении минимального государства. Поскольку печаль абсолютного анархиста никакая компенсация утешить не сможет.

Это приводит нас к другой ошибке в схеме Нозика: тому забавному факту, что компенсация, выплачивается доминирующим агентством не в денежной форме, а в виде расширения своих порой сомнительных услуг на клиентов других агентств. Сторонники принципа компенсации показали, что деньги – которые оставляют реципиенту свободу приобрести все, что он желает – куда лучше для него, чем любой другой вид компенсации в натуре. Нозик, постулируя расширение защиты как форму компенсации, никогда не обращается к альтернативе наличной выплаты. Однако, к примеру, для анархиста эта форма «компенсации» существования государства как такового – это злая насмешка. Как убедительно указывает Чайлдс, Нозик:

«желает запретить нам обращение к любому другому защитному агентству, кроме доминирующего. Что же он хочет предложить нам взамен за это ограничение? Он чрезвычайно великодушен. Он предлагает ни больше и ни меньше, чем государство. Позвольте, я буду первым, кто публично откажется от этого восхитительно щедрого предложения. Но … дело в том, что мы не можем отказаться. Оно навязывается нам, хотим мы того или нет, желаем мы принять его в компенсацию или нет». [29]

Более того, даже в собственных терминах Нозика, минимальное государство компенсирует всех одинаково. Однако нет никакой вероятности того, что шкалы предпочтений у всех одинаковы. Но как тогда выявить различия и выплатить дифференцированную компенсацию?

Даже если говорить только о людях, которым по Нозику положена компенсация – возможных клиентов конкурирующих агентств – то кто они? Как их найти? Ведь по Нозику только такие действующие или возможные клиенты конкурентов нуждаются в компенсации. Но как провести различие для правильной компенсации, между теми, кто был лишен возможности выбрать услуги независимого агентства и соответственно заслуживает компенсации, и теми, кто не перешел бы к конкурентам в любом случае и компенсации не заслуживает? Без такого различия минимальное государство не сможет провести адекватную компенсацию даже в его собственных терминах Нозика.

Чайлдс поднимает еще одну отличную проблему предлагаемых Нозиком компенсаций – неприятные последствия для минимального государства того факта, что выплаты компенсаций обязательно увеличивают издержки и, следовательно, цены, запрашиваемые доминирующим агентством. Как пишет Чайлдс:

«Если минимальное государство должно защищать всех, даже тех, кто не может платить, и если оно должно компенсировать другим запрет их рискованных действий, то это будет означать, что оно устанавливает для своих клиентов более высокие цены, чем ультра-минимальное государство. Но это ipso facto [само по себе] увеличит число тех, кто в силу своих индивидуальных кривых спроса будет стремиться выбрать альтернативное агентство, … а не то, которое из доминирующего превратилось в ультра-минимальное государство, а затем в минимальное государство. Должно ли минимальное государство бесплатно защищать их или выплачивать им компенсации, чтобы они не переходили к другим агентствам? Если да, то это вновь увеличит цену для остающихся клиентов или снизит уровень их обслуживания. В любом случае, это породит новую волну тех, кто в силу формы их кривой индивидуального спроса выберут альтернативное агентство вместо доминирующего. Должны ли они также быть компенсированы? Если да, то процесс продолжается до тех пор, пока клиентами не останутся только богатые фанатичные приверженцы минимального государства, которые готовы платить за низкий уровень сервиса. Если так случится, то очень скоро минимальное государство отправится на свалку истории, которой, я думаю, оно вполне заслужило». [30]

Небольшое, но важное отступление по поводу компенсаций: следуя Локковской неудачной оговорке относительно поселенческих прав на неиспользуемую землю, Нозик заявляет, что никто не может присвоить неиспользуемую землю, если оставшееся население, которое также желает доступа к земле, «не пострадает». [31] Но вновь, как мы узнаем, пострадало оно или нет? Фактически оговорка Локка может привести к объявлению вне закона всей земли, находящейся в частной собственности, так как любой может заявить, что от уменьшения количества доступной земли пострадают все, кто не присвоил ее. Фактически невозможно измерить или даже узнать о том, пострадал кто-то или нет. И даже если да, то я утверждаю, что это тоже входит в их надлежащее принятие риска. Каждый имеет право объявлять своей собственностью ранее ничейную землю или ресурсы. Те, кто опоздал это сделать, пострадают от этого, но это их собственный риск в нашем свободном и неопределенном мире. В США больше не осталось большого количества пограничных целинных земель, и этот факт не следует оплакивать. Фактически, мы можем получить столько доступа к этим ресурсам, сколько захотим, путем уплаты за них рыночной цены; но даже если владельцы откажутся продавать их или сдавать в аренду - это их право в свободном обществе. Даже Локк мог с этим согласиться. [32]

Мы подходим к другому ключевому моменту – что презумпция Нозика о возможности запрещать рискованную деятельность базируется на его утверждении о том, что никто не имеет права заниматься «непродуктивными» (включая рискованные) деятельностью или обменами и что на этом основании они могут быть легитимно запрещены. [33] Ведь Нозик признает, что если бы рискованная деятельность других была законна, то запреты и компенсации были бы недействительны и что тогда нам «вместо этого пришлось бы торговаться и заключать с ними контракты, чтобы они согласились не совершать обсуждаемых рискованных действий. Почему бы нам тогда не предложить им мотивацию или нанять их, или дать им взятку, чтобы убедить их отказаться от действия?» [34] Иными словами, если бы теория Нозика о незаконности "непродуктивной" деятельности, он был бы вынужден признать право людей участвовать в такой деятельности, принцип запрещения риска и принцип компенсации рухнули бы в одночасье и ни ультра-минимальное, ни минимальное государство не могли бы быть оправданы.

И здесь мы приходим к тому, что мы могли бы назвать «принципом смерти». Его критерий «продуктивного» обмена – это то, что обе стороны обмена должны оказаться в лучшем положении, чем, если бы вторая сторона умерла; а «непродуктивный» обмен – это такой обмен при котором одна из сторон оказалась бы в выигрыше, если бы вторая сторона умерла. [35] Так, если я плачу вам за то, что вы не наносите мне вреда, я не получаю от вас ничего, чего у меня не было бы, если бы вы не существовали вовсе или существовали, но не имели бы со мной никаких дел.» [36] «Принцип компенсации» Нозика предполагает, что «непродуктивная» деятельность может быть предотвращена путем компенсации данному индивиду выгод, которые он потерял в результате введения запрета.

Давайте теперь рассмотрим, как Нозик применяет свои критерии «непродуктивности» и «компенсации» к проблеме шантажа. [37] Нозик пытается оправдать запрет шантажа, доказывая, что «непродуктивные» контракты должны считаться незаконными и что контракт шантажа непродуктивен потому что шантажируемый несет потери от самого существования шантажиста. [38] Иначе говоря, если бы шантажист Смит умер, шантажируемый Джонс только выиграл бы. Или, иными словами, Джонс платит Смиту не за то, что он приносит ему пользу, а за то, чтобы тот не наносил ему вреда. Но контракт ведь существует и все равно является продуктивным, потому что приносит Джонсу положение, лучшее, чем если бы этого контракта не существовало.

Но эта теория заводит Нозика в очень мутные рассуждения, некоторые (хотя и не все) он осознает. Он признает, например, что его аргументация в пользу запрещения шантажа приведет к тому, что придется запретить и следующий контракт: Браун приходит к Грину, его соседу со следующим предложением: «Я намереваюсь построить такое-то и такое-то розовое строение на своей земле (при этом он знает, что Грин не переносит розовый цвет). Однако я готов не строить его, если вы заплатите мне такую-то сумму денег». Нозик признает, что в его схеме такой контракт тоже будет незаконным, потому что Грин будет платить Брауну за то, что тот не доставляет ему проблем и, поэтому контракт будет непродуктивным. Фактически, Грин только выиграет, если Браун умрет.