Неизвестные страницы истории советского флота - Владимир Шигин

Но почему ушел с борта лодки командир электромеханической боевой части, главный идеолог борьбы за живучесть? Ведь кому, как не ему, были известны все тонкости предполагаемых восстановительных работ! Из объяснительной записки капитана 2-го ранга В. И. Пашина: «Вышел из первого отсека с трюмным старшим матросом Новиковым. Задраили люк. Подошла шлюпка. Зачитали списки убывающих. Слышно плохо. Запросил, где находиться механику. Командир сказал: „Механик в шлюпку!“ Я предложил еще раз командиру снять всех людей. Шлюпка могла взять 52 человека, и я чувствовал, что подводная лодка тонет, так как видна была третья пара торпедных аппаратов, а корма находилась в воде. На судне ко мне подошел помощник командира. Я еще раз повторил свое мнение, что личный состав надо снимать».

Вспомним, что за последние сутки между Бессоновым и Пашиным возникли серьезные разногласия в вопросе о целесообразности борьбы за спасение лодки. И если командир твердо верил в необходимость продолжения этой борьбы, то командир БЧ-5, наоборот, высказывал мнение о том, что лодку спасти уже практически невозможно и следует как можно быстрее снять с нее всех людей. Не удивительно, что при столь серьезных разногласиях, да еще в столь критической обстановке, Бессонов просто не захотел иметь рядом с собой человека, не разделяющего его убеждений, и который своей настойчивостью, видимо, просто его уже раздражал. В связи с этим обвинять командира электромеханической боевой части в трусости совершенно несправедливо. На протяжении всех трех суток борьбы за лодку капитан 2-го ранга В. Н. Пашин все время был на самых трудных участках. Действовал грамотно и энергично, ну а то, что не скрывал своего мнения и твердо его отстаивал, то в этом он выполнял прежде всего свой служебный долг командира БЧ-5, главного специалиста по вопросам живучести. К тому же развернувшиеся вскоре трагические события во многом подтвердили предположения Пашина.

Из вопросов, задаваемых в ходе расследования обстоятельств аварии К-8 капитану 1-го ранга Каширскому, капитанам 2-го ранга Анисову и Пашину:

«Вопрос к Каширскому: Почему вы, прибыв на транспорт, не обеспечили оставшихся на подводной лодке средствами спасения?

Ответ: Надежной связи с подводной лодкой не было из-за непогоды. На лодке было 20 жилетов, но на палубе у людей, всего 3–4.

Вопрос к Анисову: Почему ушел Каширский?

Ответ: Каширский ушел, чтобы доложить обстановку на ПЛ.

Вопрос к Анисову: Почему командир отправил командира БЧ-5?

Ответ: Из-за того, что механик „раскис“.

Вопрос к Пашину: Как вы расцениваете сход капитана 1-го ранга Каширского?

Ответ: Не имею об этом суждения.

Вопрос к Пашину: Были ли у оставшихся 22 человек спасательные жилеты?

Ответ: Только у одного.

Вопрос к Каширскому: Докладывал ли кто-либо, что необходимы спасательные средства для тех, кто остался на ПЛА?

Ответ: Я перед уходом спрашивал у командира лодки, что вам необходимо. Он сказал: „Ничего не нужно, уходите!“

Вопрос к Каширскому: Почему сошел капитан 2-го ранга Пашин?

Ответ: При перечислении необходимых ему на лодке людей командир не назвал командира БЧ-5. Я спросил: „Почему?“ Командир ответил, что командир БЧ-5 отравился газами и ему достаточно двух командиров дивизионов (электротехнического и живучести). Я это утвердил».

Что ж, каждый волен сам сделать вывод из прочитанного. Разумеется, легко обвинять кого-то в чем-то, сидя дома на диване. Скажу честно, за время своей долгой флотской службы, мне посчастливилось не побывать в подобной ситуации, а потому я не судья тем, кто прошел ад К-8.

Забегая вперед, скажем, что все прогнозы капитана 2-го ранга Пашина относительно того, что лодка стремительно теряет продольную остойчивость и, по существу, уже обречена, вскоре в точности сбылись. Поэтому предложение командира БЧ-5 об оставлении атомохода экипажем было как технически, так и общечеловечески правильным. Однако у командира лодки была своя правда — сражаться за спасение корабля до последней возможности. Бискайская трагедия сломила капитана 2-го ранга Пашина. Впоследствии он был переведен под Ленинград, прекратил всякое общение с бывшими сослуживцами и достаточно рано умер. Встречавшие его в последние годы жизни говорили, что он до последнего дня жизни терзался прошлым и никак не мог найти ответа на вопрос, правильно ли он поступил тогда, сказав правду командиру о неотвратимости гибели корабля.

«Харитон Лаптев» спешит на помощь

…Баркас с «Касимова» смог подойти к борту атомохода лишь с четвертого захода. Уходящих провожал сам командир. Он долго стоял на ходовом мостике, подняв над головой обе руки, будто навсегда прощаясь… Со шлюпки было особенно ясно видно, в каком тяжелом положении находится их лодка. Над кормой ее гуляли волны, нос же, наоборот, был высоко задран вверх.

Вспоминает капитан 2-го ранга в запасе Г. А. Симаков: «11 апреля погода резко ухудшилась, и верхний люк первого отсека, в котором находилась основная часть экипажа, пришлось закрыть, так как его постоянно стало заливать водой. В связи с отсутствием вентиляции в первом отсеке сразу же стало быстро увеличиваться содержание газа, проникавшего в него из второго и третьего отсеков. У людей началась рвота. Было принято решение вывести всех на верхнюю палубу. Перед командиром встал вопрос: что делать дальше? Я находился недалеко от него и слышал, как Бессонов, держа в руках бланк радиограммы, говорил: „Приказано спасать подводную лодку и людей. Но ведь прежде указана лодка! Что же делать?“ К этому времени подошел „Касимов“. Командир передал на него: „Прошу принять тридцать человек!“ На „Касимове“ сразу же согласились принять и спустили мотобот. Из-за шторма очень долго подходили к лодке. Наконец, после четвертой попытки мне все же удалось поймать бросательный конец, после чего мы с боцманом Ермаковичем закрепили буксирный трос за стойку леерного заграждения. В мотобот стали прыгать матросы и офицеры. Внезапно услышал крик Бессонова: „Симаков? Ты что, особое приглашение ждешь! Прыгай в шлюпку!“ Я едва успел прыгнуть, и мотобот сразу же отошел от борта АПЛ, вернее, нас просто отшвырнуло огромной волной. Едва отошли, я оглянулся на лодку. Стоявшие на верхней палубе махали нам руками. Сама лодка уже по самую рубку была в воде. Кормы не было видно. Помню, что возникло щемящее чувство, что вижу свой корабль в последний раз. Пока шли к „Касимову“, нас буквально заливало волнами, временами казалось, что не дойдем. У нескольких человек оказались спасательные жилеты. Помню, лейтенант Герасименко, у которого был жилет, пододвинулся ко мне и сказал: „Геннадий Алексеевич, возьми мой жилет. Я в случае чего обойдусь и без него, продержусь, я ведь помоложе!“ Вот это и есть наше настоящее морское братство.

Около 23 часов подошли к „Касимову“ и началась высадка на его борт. Происходило это так: очередная волна поднимала пришвартованный мотобот, и, когда он на какое-то мгновение оказывался на одном уровне с палубой судна, кто-то из нас прыгал, буквально падая в объятия ловивших его моряков».

Из воспоминаний капитана 1-го ранга А.В Каширского: «…С прибытием на „Касимов“ меня провели к капитану. Я представился и попросил передать донесение в адрес НГШ о том, что на теплоход прибыл замкомандира дивизии и просит воспользоваться для передачи радиограммы документами капитана. Составил вместе с капитаном радиограмму и передал. Рядом присутствовали Вилль, Анисов и Фалеев. Помощник доложил, что организовано непрерывное наблюдение за лодкой. В 2.40 появилось судно (приняли за американца). Передал, что его курс ведет к опасности и чтобы он немедленно прекратил движение. Оказался ГИСУ „Лаптев“. Установили связь по УКВ. С „Лаптева“ передали, что имеют хорошую возможность для связи и мне лучше перейти на него.

Обсудили с капитаном „Касимова“ передачу на подводную лодку нескольких ИПов, шлюпочной радиостанции и автономного светосигнального прибора. Я спросил капитана: „Когда можете послать вельбот?“ Он сказал: „С рассветом“. Я попросил его постараться удерживаться вблизи подводной лодки.

Перед сходом с „Касимова“ я послал Фалеева за уточнением данных к командиру БЧ-5. Вернувшись, он доложил, что командир БЧ-5 предлагает снять с подводной лодки весь личный состав, так как считает борьбу за живучесть безнадежной. С этим заявлением командира БЧ-5, не обоснованным никакими заключениями и сделанным мне только перед сходом с „Касимова“ и переданным через Фалеева (хотя он мог это сделать и раньше лично), я был не согласен. Я сказал Фалееву: „Берегите все записи!“ Считал, что за живучесть еще можно бороться. Вельботом перешел на „Лаптев“, поднялся в радиорубку и начал передачу радиограммы».

Из воспоминаний капитана второго ранга запаса Станислава Посохина: «Во второй половине дня 11 апреля из-за неплотности между отсеками и отсутствия вентиляции (регенерация не работала) углекислый газ начал оседать вниз. У людей ухудшилось самочувствие, появилась сонливость, и поэтому командованием было принято решение покинуть первый и второй отсеки. Открыли люк первого отсека, через который захлестывала вода от набегавших волн, и мы по очереди под водопадом океанской воды стали подниматься наверх. Покинув отсек, задраили люк, и все сгруппировались в ограждении рубки.