Рыжеволосая девушка - Тейн Фрис

Я почти свалилась с велосипеда. Она стояла и смотрела, как я выпрямилась и пошла к ней. По выражению ее лица я догадалась, что вид у меня ужасный. Я попыталась улыбнуться. Карлин не двинулась с места, пока я не подошла к ней вплотную. Ноги мои с каждым шагом становились все тяжелее, и я шла все медленнее и медленнее.

Наконец до меня, словно издалека, донесся ее голос:

— …Разве Хюго не с тобой?

Я остановилась: она о чем-то меня спрашивает… О Хюго… Значит, Хюго не вернулся…

Я протянула вперед руку, не то к Карлин, не то к подоконнику, лишь бы на что-нибудь опереться. Но я встретила пустоту… И упала, почувствовав, что осталась одна на свете, совершенно одна.

Точки в вечности

Вероятно, Ян и Карлин внесли меня в дом. Когда я пришла в себя, то увидела, что лежу на диване в комнате, где мы обычно все вместе проводили вечера после ужина.

Карлин сидела возле меня и, прикладывая к моему лбу холодные компрессы, спрашивала: — Ну, лучше теперь?

Я машинально кивнула головой. Мне было ничуть не лучше, а даже хуже. Как и в комнатке матушки де Мол, я не могла вымолвить ни слова. Не могла высказать, какой ужас разрывал мое сердце на части.

Весь этот долгий солнечный день я лежала, безучастно следя взглядом за солнечными бликами, которые все время двигались, играя на потолочных балках.

Позднее, уже к вечеру, я услышала, что кто-то пришел. Я приподнялась под пледом, которым меня укрыли, хотя я не чувствовала ни тепла, ни холода, и в этот момент Карлин просунула голову в дверь.

— Флоор, — сказала она.

Дверь распахнулась. Я увидела Флоора. Он стоял в светлом прямоугольнике дверного проема, и его силуэт, освещенный лучами вечернего солнца, выделялся четко, словно выгравированный. И хотя я видела только контуры его фигуры, однако каким-то шестым чувством я безошибочно угадала, поняла по тому, как осторожно перешагнул Флоор через порог, что все кончено.

— Флоор! — воскликнула я, отбрасывая плед в сторону. Я вскочила с дивана; ноги у меня подкашивались, в голове была тяжесть и пустота одновременно, перед глазами плясали черные искры.

— Эй-эй-эй… — озабоченно сказал Флоор. Его огромные руки схватили меня, как ребенка, усадили на диван и неловко укутали в плед. — Эй-эй-эй!

— Флоор, — заявила я, — я вынесу правду. Перестань твердить свое «эй». Я хочу знать правду. Только правду!

Флоор пододвинул стул и сел напротив меня. Его белый вихор нелепо торчал вперед, свисая над медно-красным от солнца лбом. Так же нелепо и беспомощно лежали на коленях его руки. Я ожидала, что он поднесет руку к щеке и потрет скулу. Но его руки лежали все так же неподвижно. Видно, он никак не мог придумать, с чего начать.

— Ты что-нибудь знаешь? — спросил он наконец и уставился мне в лицо, будто это я должна была рассказать, что случилось.

— Ничего я не знаю, — ответила я. Мне хотелось как следует тряхнуть его, вытряхнуть из него эту медлительность и ненужную осторожность. — Ровно ничего!

— Друут попал в Хюго, — выговорил наконец Флоор; я видела, что сообщить эту простую новость стоило ему большого труда.

Я несколько раз проглотила слюну, прежде чем смогла выговорить:

— Умер?..

Флоор, стараясь не глядеть на меня, пожал плечами:

— Еще неизвестно, — пробормотал он. — Ты знаешь, тот полицейский, который сообщил нам сведения относительно Друута… Сегодня днем он приходил к одному из наших ребят, чтобы рассказать…

— Скажи, ради бога, Флоор, как могло это случиться?

Словно освободившись наконец от ужасного напряжения, Флоор потер скулу.

— Друут подох, это ты уже знаешь, — сказал он. — Вы всадили в него порядочное количество пуль.

— Это Хюго, — сказала я. — А я промазала, Флоор. Это сделал Хюго.

Одна белесая бровь Флоора удивленно поднялась вверх.

— Вот как… — проговорил он после небольшой паузы. — Этого я не знал, Ханна. Я думал… Но это значения не имеет, Друута больше нет в живых.

— Но прежде чем ему подохнуть, он успел еще выстрелить, — подсказала я. — Это было последнее, что я видела, Флоор.

— Правильно; и он попал в Хюго, — ответил Флоор. — Тремя пулями в живот.

Я опустила веки; снова замелькали перед глазами искры, в ушах шумело, словно где-то струилась вода. Я стиснула зубы и этим спасла себя от обморока.

— Дальше! — потребовала я.

— Хюго сумел уйти всего лишь на несколько сот метров, — ответил Флоор. — Завернул на Ботенмакерсстраат.

— …Как мы с ним условились, — прошептала я.

— Там он, видимо, упал с велосипеда; истекая кровью, он с трудом добрался до одного дома… И зря… Но иначе поступить он не мог. Рассчитывал на помощь жителей. И попал неудачно…

— Что значит «неудачно»? — спросила я. — Предатели?

Флоор пожал плечами — Две глупые старые дамочки, которые ничего не поняли, когда он, раненый, вошел к ним в комнату и упал плашмя прямо на стол… Да еще вынул из кармана револьвер и положил его рядом с собой… Эти старые пугала так перетрусили при виде крови и оружия, что немедленно помчались в полицию…

— Нет!.. — крикнула я и добавила какое-то проклятие.

Флоор кивнул головой и с возмущением сказал:

— Да-a. Ужасно, что в 1944 году, в четвертый военный год, когда решительно все стараются раздавить врага, находятся еще люди, которые, по-видимому, ничего не соображают… И тем не менее это так. Ну, конечно, полиция с радостью явилась. Сначала только один инспектор. Через час после покушения к дверям этих старых дурех уже прибыли фашистские шпики и санитарная карета.

— Куда же они отправили Хюго? — спросила я Флоора после небольшой паузы.

— В полицейский участок… сначала, — поспешил добавить Флоор, когда я сделала резкое движение. — Врач, которого они вызвали к нему, установил, что в области желудка засели три пули. Хюго перевязали и под сильной охраной направили в Амстердам, в W. G., точнее сказать, в лазарет «Люфтваффе» в W. G.[32]

— Жив он? Жив? — крикнула я.

— Я тебе уже сказал, что мой полицейский не знает этого, — ответил Флоор. Он снова как-то виновато опустил голову; вся его поза говорила, как мрачно он смотрит на всю эту историю.

— Боже мой, Флоор! Надо же что-то предпринять! — сказала я. — Если Хюго в лазарете, то мы сможем легко его оттуда вызволить!..

— Теперь же? — спросил он, и в его голосе послышалась какая-то покорность и подавленность. — Тяжелораненого?

— Разве ранение настолько тяжелое? — спросила я, и губы у меня вновь задрожали, как у школьницы.

— Очень даже тяжелое. По крайней мере… я так слышал. Не могу ничего сказать тебе, Ханна, кроме того, что я слышал. Офицеры из «службы безопасности» здесь, в Заандаме, уже начали допросы. Естественно, без всякого результата.

Я тихо лежала, пытаясь представить себе Хюго, тяжелораненого, забинтованного, беспомощного, допрашиваемого людьми в ненавистной мне военной форме. И я никак не могла вообразить себе эту картину.

— Естественно, — повторила я, не сознавая, что я говорю. Больше нет ничего естественного. Есть просто страх, ужас, чудовищная бессмысленность во всем. — Так как же теперь? — шепотом спросила я. — Что теперь делать, Флоор?

Он поднялся на ноги. Я давно поняла, что он сидит словно на раскаленных угольях и навестил меня исключительно из сознания железного долга и чувства товарищества, но что готов был или даже предпочел бы сам получить пулю вместо Хюго.

— Ханна, — сказал он, — сегодня я уже не смогу попасть в Амстердам: скоро солнце зайдет. Но я отправлюсь туда завтра рано утром. А потом приду сюда и расскажу, в каком положении находится Хюго.

— Хорошо, — согласилась я.

На пороге Флоор еще раз обернулся, подошел ко мне, взял мою руку и пожал ее, затем похлопал меня по щеке и сказал:

— Крепись, девушка!

Я машинально кивнула ему.

Бесчувственная, лежала я в маленькой чистой комнатке, укрытая пледом, и видела, как постепенно угасает день; серые сумерки сгустились, и настала ночь, полная таинственной, бесшумной игры теней и пятен, смысл которой я понять не могла. Лежа неподвижно на диване, я следила за всем. Я слышала, как туда и сюда ходили Ян и Карлин и прислушивались. Они, видно, боялись за меня; я не говорила ни слова и отказалась есть и пить.

Бесчувствие…

Лишь на следующее утро я заснула. Сон был тяжелый и крепкий, точно обморок; я проснулась с головной болью, стучавшей в висках. Сон оказал мне одну услугу: на какое-то время я обо всем забыла. Зато теперь, когда я проснулась в яркий сияющий июнь-кий день, у меня перед глазами с жестокой ясностью встало все, что случилось накануне.

Я обманывала себя, пытаясь надеяться. В глубине души я знала, что надежды нет.

Я ждала Флоора, ведь он должен сообщить мне о судьбе Хюго.

Опять пришла Карлин и принесла мне поесть: фрукты, домашний белый хлеб и молоко.