...И вся жизнь - Павел Гельбак

— Оно и видно, — смеется рыжебородый мужчина. — Вон как первоклассно шлепнулись.

Яков Владимирович, кажется, только и ждал этой реплики. У него готов ответ:

— Да, вы очень наблюдательны, товарищ. Мы действительно шлепнулись. А почему произошла авария? Вы знаете? Нет! Разве плохой летчик управлял машиной? Я вам скажу, что наш командир эскадрильи один из лучших красных пилотов. Сколько раз он участвовал в воздушных боях, и всегда выходил победителем. Сегодня он победил саму смерть. Я стою перед вами и говорю, я жив. И этим обязан своему командиру. Командир, когда мы шлепнулись, сказал, что наш аэроплан «старая галоша». Я вам скажу больше — это «летающий гроб». Только очень хорошие летчики могут заставить его подняться в воздух.

И такие пилоты у нас уже есть. Возьмите нашу эскадрилью. Большинство летчиков встречались с асами Германии и стран Антанты. И что? Били их в хвост и гриву. Дело они свое знают. Я вам скажу больше того — только в нашей эскадрилье три товарища награждены орденами Красного Знамени, как герои боев за Советскую власть. Люди у нас есть. Пока у нас других машин нет, мы будем летать на этих.

Слава нашим пилотам, которые храбро берут в руки штурвал. Слава и нашему командиру, который не потерял присутствия духа, когда отказал мотор, сумел сделать все, что от него зависело, сохранил жизнь мне и себе. А машина совсем немного повреждена. Приедут техники и починят. Снова на ней мы станем летать.

Раздались аплодисменты. Жители Пуховичей приветствовали отважного летчика. Переждав, пока стихнут аплодисменты, комиссар призвал сознательных трудящихся города вступать в члены общества друзей Красного Воздушного флота.

Когда Яков Владимирович закончил речь, командир эскадрильи крепко пожал ему руку:

— Молодец, не ожидал, ловко это у тебя получилось.

Смушкевич не успел ему ответить. Сквозь толпу к самолету проталкивалась знакомая девушка; протягивая букет полевых цветов, она сказала:

— Яша, я вас сразу узнала. Вы все-таки прилетели.

Потерпевших аварию на аэродроме встретили без аплодисментов. Один из летчиков, увидев Смушкевича, задал иронический вопрос:

— Налетался, комиссар? Теперь, небось, смоешься в свою пехоту.

Яков Владимирович не успел ответить. Командир эскадрильи грозно прервал остряков:

— Прекратить разговорчики! Комиссар достойно принял воздушное крещение. Никуда я его не отпущу.

— Я и не собираюсь никуда уходить, — заметил Смушкевич. — На земле, конечно, увереннее себя чувствуешь. Но и летать можно и нужно без фокусов. Нам дали в руки боевые машины. Мы должны их беречь. В авиацию меня послала партия. Значит, я должен научиться управлять аэропланом. Я буду летать!

Крылатый комиссар

Внук исчез. Утром пошел завтракать в кафе. Павел Петрович чувствовал себя плохо, и есть не хотелось. Из кафе должен был зайти за дедушкой, чтобы вместе отправиться в Музей янтаря. Давно они собирались посмотреть уникальные экспонаты этого единственного в своем роде музея. Герман беспокоился, что так и отпуск кончится, уедут из Паланги, а в музей не соберутся. А там, мол, такие есть куски янтаря, что «закачаешься». И вот в назначенное время он не пришел.

Ткаченко не на шутку встревожился. Пошел в кафе, но внука там и след простыл. Прошелся по пляжу, по мосту, уходящему в море, дошел до заветной скамейки в парке, потоптался у входа в музей — Германа нигде не было.

И снова, как много лет назад, когда сыновья были малыми, да и не только малыми, но и когда повзрослели, делали первые шаги в самостоятельной жизни, в голову стали приходить страшные мысли. «Может, пошел сам на море и…», «А вдруг напали хулиганы…», «Нелепые мысли, глупые страхи… — пытался себя успокоить Павел Петрович, — конечно ничего не произошло. Просто шалопайничает и не думает, что о нем беспокоятся».

Герман появился накануне обеда.

— Знаешь, как Ленин называл Фабрициуса? — с порога спросил Герман, даже не пытаясь объяснить деду причину своего долгого отсутствия.

— Как? — не вдумываясь в вопрос, механически спросил журналист.

— Железный Мартын! — торжественно заявил мальчик. — И еще ты мне не сказал, что он первым в Красной Армии был удостоен четырех орденов Красного Знамени. Был первым почетным краснознаменцем. Только я не понял, почему Фабрициуса называли Железным Мартыном, если его звали Яном Фрицевичем?

— Ты что, с родственниками Фабрициуса встречался? — удивился дед. — По-моему, это Свердлов первым назвал отважного комбрига Железным Мартыном. Думаю, за стойкость, за мужество… Мартыном, наверное, его звали еще в большевистском подполье.

— Я в библиотеке увидел журнал, а там статья о Яне Фабрициусе. — Герман протянул деду мятую ученическую тетрадь. — Тут я кое-что списал, может быть, тебе нужно будет.

— О да, ты у меня настоящий помощник, — похвалил дед. — Только все равно надо предупреждать, когда куда-нибудь уходишь.

— Что особенного произошло… Ну, чего ты волновался? Я уже не маленький…

— Если нам папа с мамой доверили тебя, то мы с бабушкой отвечаем за каждый твой поступок. Даже больше, чем отвечали за своих детей. Двойную ответственность несем, понимаешь?

— Ай, ладно… Библиотекарша обещала еще найти для меня статью об Уборевиче. В какой-то книге или журнале. Ты же говорил, что они оба были начальниками Смушкевича. Вот и интересно прочитать…

Павел Петрович в душе порадовался, что рассказ о летчике Смушкевиче увлек внука, заставил подумать и о тех, кто оказывал влияние на героя. Пока внук во дворе гонял мяч со сверстниками, Ткаченко несколько раз перечитал то, что записал в ученическую тетрадку мальчик. Он, видно, очень торопился, одни слова не дописал, в других пропустил буквы. Особенно старательно выписал фразы, которые меньше других понял, но понравившиеся ему спецификой языка военнослужащих.

«Разведчики, приданные стрелковым подразделениям, провели бойцов по проходам в проволочных препятствиях в рощу. Рота противника, занимавшая окопы возле опушки леса, бежала. Части 144-го полка прижали белополяков к реке Оксна. В это время батальон, который вел лично Фабрициус, из леса ударил во фланг и тыл противника».

Затем следовала выписка о подвиге командира бригадной конной разведки серба Георгия Вухмировича. Он со своими разведчиками взял 64 пленных во главе с командиром батальона. А вот эта выписка особенно привлекла внимание журналиста:

«Неприступная Сморгонь пала! В этом ночном бою бригада Фабрициуса потеряла всего 9 человек убитыми. Противник же оставил в траншеях сотни убитых и раненых. Около 200 белополяков сдались в плен. Бойцы бригады захватили 10 пулеметов американских и французских систем».

Красным карандашом Павел Петрович подчеркнул слова: «американских и французских систем». Интересно, что это за статья. Откуда взял автор сведения. Достаточно ли они достоверны? Возможно, эти материалы помогут, когда он начнет писать главу об участии Смушкевича в гражданской войне.

— Молодец! — вслух произнес Ткаченко похвалу внуку. И подумал, что надо будет ему напомнить, чтобы прочитал статью об Иерониме Уборевиче. Не забыть сказать Герману, что по предложению Смушкевича истребительная эскадрилья, в которой служил Яков Владимирович, была названа именем Фабрициуса.

Весь день Герман играл с ребятами — вначале в футбол, когда стемнело — в прятки, а идти спать не хотелось.

— Юозас, домой! — позвала мать одного из приятелей.

Потом позвали Марите, Наташу, Вовку. Наконец на пороге появился и Павел Петрович Ткаченко.

— А тебе что, особое приглашение нужно? — спросил он внука.

— Смотри, дедка, какие высокие звезды… Дедка, а ты сегодня еще о Смушкевиче не рассказывал. Сейчас ляжем, и ты…

— Ты сегодня сделал выписки из статьи о Фабрициусе, — начал рассказ Павел Петрович, когда внук лег в постель. — Это очень хорошо. Я тоже выписываю в тетрадку все, что касается Якова Владимировича Смушкевича или людей, которые с ним служили, оказывали на него влияние. Так постепенно я лучше узнаю своего героя, понимаю, почему он поступил так, а не иначе.

Один из летчиков, который начинал службу в авиации вместе со Смушкевичем, вспоминал, что его называли «крылатым комиссаром». Яков Владимирович не пропускал ни одного летного дня или ночи. Отправляясь в полет, он обязательно выполнял весь комплекс летных упражнений и непременно со стрельбой по наземным и воздушным целям. Вскоре комиссар стал одним из лучших штурманов в эскадрильи.

Так Яков Владимирович сдержал свое слово. Помнишь, после аварии, что произошла в Пуховичах, он пообещал, что научится управлять самолетом.

— Ага, помню.

— Первым его начал учить летать друг по несчастью — командир эскадрильи, потом он учился у других летчиков. А главное — сам не жалел времени для учебы. Жена, а он уже был женат…