Патрульные апокалипсиса - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зараза проникла не только в ваше посольство. — Моро повернулся к ним от окна с выражением печали и злости на лице. — Мой офис тоже скомпрометирован.
— Вы хотите сказать, что в непогрешимом Втором бюро есть вражеский агент и, может быть, не один?
— Дру, ну зачем ты так? — сказала Карин, укоризненно качая головой, тем самым давая ему понять, что Моро и сам сильно обеспокоен.
— Я не сказал в Бюро, мсье. — Глава Второго бюро пристально посмотрел в глаза Лэтему и холодно продолжил: — Я сказал, в мой офис.
— Не понимаю. — Дру понизил голос, в его тоне уже не было capказма.
— Вы и не можете понять, потому что не знаете нашей системы. Поскольку я le directeur, мое местонахождение должно быть всегда известно на случай непредвиденных обстоятельств. Помимо Жака, который помогает мне распланировать работу, я сообщаю, где нахожусь, лишь одному человеку, моему подчиненному. Мы работаем в тесном контакте, и я ему полностью доверяю. У этого человека всегда с собой пейджер, чтобы я мог связаться с ним в любое время дня и ночи.
— Кто он? — Карин подалась вперед, сидя на кровати.
— Не он, к сожалению, а она. Это Моник д'Агост, мой секретарь последние шесть лет, и даже больше чем секретарь — она мое доверенное лицо. Она одна знала о кафе — пока, видимо, не рассказала кому-то еще.
— И у вас никогда не возникало ни малейшего подозрения? — продолжила Карин.
— А ты разве подозревала Жанин Клунз? — спросил Дру.
— Нет, но она ведь все-таки жена посла.
— А Моник несомненно лучшая подруга моейжены. Фактически, жена-то мне ее и рекомендовала. Они вместе учились в университете, Моник прошла подготовку в Сервис этранже, где работала во время своего неудачного брака. Все эти годы они с моей женой как неразлучные школьные подружки... а теперь все встало на свои места.
Моро замолчал и подошел к столу, за которым сидел Лэтем. Он снял трубку и набрал номер.
— Все эти годы, — продолжал глава Второго бюро, ожидая ответа по телефону, — она была такой дружелюбной, такой заботливой... Нет, друзья мои, не вы были мишенью, а я. Приняли решение — и время мое истекло. Меня раскрыли.
— О чем вы говорите? — настойчиво спросил Лэтем.
— Сожалею, но сказать не могу.
Моро предостерегающе поднял руку, требуя молчания, и заговорил по-французски в телефонную трубку:
— Отправляйтесь немедленно на квартиру мадам д'Агост в Сен-Жермен и арестуйте ее. Возьмите с собой женщину-офицера, пусть тщательно ее обыщет на предмет капсулы с ядом... Не задавайте вопросов. Делайте, как я сказал!
Француз положил трубку и устало опустился на небольшой диванчик для двоих, стоявший у стены.
— Как же все это печально — с ума сойти, — тихо произнес он.
— Это разные вещи, Клод, — сказал Дру. — Нельзя одновременно сходить с ума и печалиться. По крайней мере, что-то одно должно перевесить, когда речь идет о вашей жизни.
— Однако дела так просто не отложишь, mon ami, — заметила де Фрис. — Учитывая все, что мы пережили, полагаю, какого-то объяснения мы заслуживаем, пусть даже самого туманного.
— Я все думаю, как долго она это планировала, много ли узнала, Насколько выдала...
— Кому,черт побери? — спросил Лэтем.
— Тем, кто все доносит Братству.
— Давайте, Клод, — выразил нетерпение Лэтем, — расскажите нам хоть что-нибудь.
— Хорошо. — Моро откинулся на спинку стула, массируя веки пальцами левой руки. — Три года я веду опасную игру, набивая карманы миллионами франков, которые станут моими, толькоесли я провалюсь, а их дело победит.
— Вы стали двойным агентом? — прервала его потрясенная Карин, вставая с кровати. — Как Фредди?
— Двойным агентом? -Лэтем тоже поднялся со стула.
— Да, как Фредди, — подтвердил глава Второго бюро, глядя на Карин. — Они были убеждены, что я удобный и крупный осведомитель, но эту операцию нельзя было зарегистрировать в документах Второго бюро.
— Исходя из предположения, пусть даже весьма призрачного, что Бюро «заражено», — уверенно завершила его мысль Карин.
— Да. Самым слабым местом оказалось то, что я никак не мог бы себя подстраховать. Во всем официальном Париже не нашлось ни одного человека, которому я мог довериться. Бюрократы приходят и уходят; наиболее влиятельные идут в частный бизнес, а политики — куда ветер дунет. Мне пришлось действовать в одиночку, без официального разрешения, исполнять, как говорится, весьма сомнительное соло.
— Бог ты мой! — воскликнул Дру. — Да зачем же вы себя поставили в такое положение?
— На это я ответить не могу. Причины кроются в далеком прошлом и уже преданы забвению... всеми, кроме меня.
— То, о чем все забыли, может ли быть настолько важным, mon ami?
— Для меня да.
— D'accord[99].
— Merci.
— Дайте мне разобраться, — сказал Лэтем, бесцельно шагая вдоль окна. — Вы ведь сказали «миллионы», правильно?
— Да, это так.
— Вы что-нибудь из них потратили?
— Очень много. Я же вращался в кругах, где на зарплату directeur не разгуляешься. Я подбирался все ближе, платил тем, кого можно было купить, все больше и больше узнавал.
— Настоящая сольная операция. Кое-что для кого-то, кое-что для себя... Кто в этом разберется?
— К сожалению, это точно.
— Но вы же нам говорили... — прервала его Карин. — Должно же это что-то значить.
—Вы не француженка, дорогая. К тому же участвуете в секретных действиях, тайных операциях, разглашать суть которых не любит ни одна страна. Но в глазах обывателя они ведут к коррупции.
—Я не считаю вас продажным, — категорично заявила Карин.
— Я тоже не считаю, — согласился Моро, — но мы оба можем ошибаться. У меня жена, дети, и прежде чем они услышат клевету, будто я обесчестил себя как муж и отец — не говоря уже о несанкционированном стрелковом взводе или годах в тюрьме, — я убегу со своими миллионами и буду жить с комфортом в любой стране мира, где только пожелаю. Не забывайте, я опытный разведчик, у меня везде открыты счета. Нет, друзья мои, я все продумал. И выживу, даже если провалюсь. Я обязан это сделать ради своей семьи.
— А если не провалитесь? — спросила Карин.
— Тогда каждое оставшееся су будет передано Кэ-д'Орсей, а еще точный отчет о каждом франке, потраченном в моей сольной операции.
— Тогда вы не провалитесь, — сказал Лэтем. — Мыне провалимся. Пусть у меня нет миллионов, зато есть брат, которому разнесли выстрелом голову, а у Карин мужа замучили до смерти. Не знаю, какова ваша проблема, Моро, вы не хотите говорить, но могу предположить, что для вас она важна так же, как для нас наша.
— Предположение верное.
— Тогда, думаю, пора приниматься за работу.
— Чем прикажете работать, mon ami?
— Головой, призвав на помощь воображение, ибо это все, что у нас есть.
— Мне нравится, как вы это сказали, — одобрил глава Второго бюро. — Действительно, это все, что у нас есть.
— В нем живет его брат. — Карин, подойдя к Дру, взяла его за руку.
— Давайте вернемся к Траупману, Крёгеру и второй миссис Кортленд, — сказал Лэтем, отпустив руку Карин и садясь за стол.
Он нетерпеливо выдвинул ящик и взял оттуда несколько листов почтовой бумаги.
— Надо найти связь, ее не может не быть. Но как? Первое предположение — это ваш секретарь, Клод, ваша Моник... как ее там?
— Вполне возможно. Мы можем проанализировать ее звонки из офиса и тогда узнаем, с кем она разговаривала.
— И еще из дома...
— Certainment[100]. Это займет всего несколько минут.
— Соберите сведения и суньте ей под нос. Пригрозите, что пустите ее в расход, надо, так приставьте ей дуло к виску. Если Соренсон прав, этот Траупман захочет знать, что происходит, а она и есть та самая сука, которая может ему сказать! Потом возьмемся за нашего болтливого ученого мужа, Хайнриха Крейтца, посла Германии. И мне плевать на скандал, я готов его на замок запереть, лишь бы он не успел подать сигнал тревоги в Бонн.
— Вы очень торопитесь, друг мой, и отбрасываете дипломатические условности. Выглядит это привлекательно, но может сработать и против вас.
— Плевать я хотел! Кончилось мое терпение! Зазвонил телефон. Моро поднял трубку, назвался и стал слушать. Его мужественное лицо обмякло, он побледнел.
— Merci, — сказал он и повесил трубку, а затем добавил, закрыв глаза: — Еще один провал — Моник д'Агост забили до смерти. Теперь ясно, как из нее выжали информацию о моем местопребывании... Куда смотрит Господь Бог?
* * *Вице-президент Говард Келлер ростом был немногим выше 170 сантиметров, но производил впечатление гораздо более крупного мужчины. Это отмечали многие, но мало кому удалось дать этому факту удовлетворительное объяснение. Пожалуй, больше других преуспел стареющий хореограф из Нью-Йорка, который наблюдал за вице-президентом во время одного из культурных мероприятий в Белом доме. Он шепнул оказавшейся по соседству балерине: «Понаблюдайте за ним. Он всего-навсего направляется к микрофону, чтобы представить кого-то публике, но обратите внимание, он точно пронзает перед собой пространство, рассекает телом воздух. Такое получалось у Трумана. Это дар. Так ведет себя первый парень на селе».