Красный туман (СИ) - Айя Субботина

   -- На запад. - А что еще ему сказать?

   Ксиат умолк. Вряд ли он ждал большего, скорее уж - не ждал ответа вовсе. За то Имаскар ставил генерала выше остальных: преданность, послушание и готовность не задавая вопросов сигануть вслед за господином хоть в жерло вулкана.

   Имаскар мысленно чертил свой путь. За лесом будет холм, за холмом, в песчаной долине, несколько деревень. Местные не откажут в гостеприимстве своему шианару, хоть Имаскару меньше всего хотелось видеть затравленные взгляды фермеров. Союз разбит наголову, родитель и родительница погибли, Наследников зарезали, как свиней. Кто защитит скот и амбары, если воинов осталось меньше нескольких сотен.

   -- Ты великий воин, - сказал Ксиат, будто угадал его сомнения. - Риилморский потрошитель. Если не верить в тебя - то в кого тогда?

   "А что делать, если во мне самом веры меньше мышиного помета?"

   За деревнями, глубже на запад, охотничьи угодья Союза, еще дальше - Пустошь палачей, место, куда не хватит отваги сунуться и отъявленному храбрецу. Следом - то, что полтора века осталось от Черной кости. Некогда величественный замок, увенчанный, как короной, десятью башнями, одна выше другой, гранитный исполин высотой и шириной способный заткнуть за пояс любого младшего собрата. Место, о котором небылиц ходит еще больше, чем о мече Гарула. Гнезда морлоков, банды крэйлов и целые полчища теней - наименьшее, обитаемое в Черной кости зло. Так поют песни и так толкует молва. А еще Черная кость - утроба проклятых, место, выстуженное их утробным воем, где они бродят, лютые от вечного голода.

   Имаскар выдохнул. Крэйлы, морлоки, дьяволы и прочие порождения скверны - он пройдет сквозь них, как нож проходит сквозь воду, только бы увидеть ее.

   "Эгоист! - стегнул мысленно сам себя. - Не ты просил Скорбную смилостивиться и принять ее в свои владения? А теперь истекаешь слюной от желания увидеть чудовище, которым она сделалась в людском огне".

   Он устремил взгляд вперед, в сторону былинного замка. Отсюда и в сумерках его ни за что не увидеть.

   Глубоко за полночь, они въехали в подвернувшуюся первой деревню. Опасения Имаскара не оправдались: крестьяне радушно приняли высоких гостей, чуть не под руки провели в дом старосты. Несмотря на поздний час, вскоре под его крышей собралась уйма народа. Каменный и на вид крепкий домишко, казалось, все равно не выдержит и треснет от обилия втиснутых в его чрево тел.

   Имаскар порядком утомился в пути, но исполнил положенные церемонии: выслушал тяготы местных, хлопоты об урожае, охи о разбойничьих нападениях, которые, судя по количеству в толпе изувеченных лиц, случались все чаще.

   Особенно Имаскару запомнилась одна старуха: голомозая, с редкой щетиной седины на бледном черепе, но полным ртом крепких, пусть и желтых зубов.

   -- Все мои полегли, шианар. Кто где теперь гниет: муж в поле, сын да невестка да их дети малые в сарае сгорели, их прах ветер развеял над нужниками нашими. - Говорила и посмеивалась, как дитя несмышленое. Подкошенная горестями старая елка, облезлая и никчемная.

   Староста крикнул что-то над головами и старуху уволокли в толпу. Вскоре и народ потеснили, чтоб по домам разбредался. Староста, однако, годил возвращаться в койку. Стоял перед шианаром и его генералом, и, переминаясь с ноги на ногу, прятал взгляд в пол.

   -- Откуда разбойники приходят? - спросил Имаскар.

   Деревенский голова будто тех слов и ждал. Мигом ошпарил шианара ошалелым от радости взглядом, затараторил, перегоняя сам себя. Судя по его словам, разбойники исправно приходили с запада. Небольшая крестьянская дружина делала вылазки до лесов, но в чащи соваться не решались: охотничьи угодья правящей семьи неприкосновенны, да и разбойников опасались, которые, скорее всего, обосновались в чаще. А те ради стараться, что увидели слабину: поняли, что корову лучше доить, чем прирезать и стали частить в гости. А для острастки устраивали публичные расправы, вроде сожжения семьи голомозой старухи.

   -- Шианар, не гневайся, - ни с того, ни с сего староста бухнулся Имаскару в ноги.

   Верный Ксиат сделал шаг вперед, слегка выдвинул плечо, готовый в любой момент прикрыть собой Имаскара. Архату сделалось противно: с одной стороны понятно, что генерал поступает, как годится, а с другой - еще не дело Риилморскому потрошителю за спины своих воинов прятаться.

   -- Не прячь меня от моих людей, Ксимат, - и положил руку тому на плечо, - здесь мне нечего бояться.

   Они пересеклись взглядами, поняли друг друга без слов. В замке тоже опасности как будто не было, а вон как вышло.

   -- Вас не будут больше тревожить, человек, - успокоил старосту архат.

   -- Спасибо! Спасибо, шианар! Пусть будет с тобой милость Создателей. - Деревенский голова задом попятился к двери, затравленно и вместе с тем счастливо глядя на шианара.

   Ксиат вышел следом, проверить караулы и деревенское ополчение на случай, если разбойники пожалуют в эту ночь. Скорее предосторожность, чем необходимость: до рассвета оставалось не больше пары часов, вряд ли разбойники заявятся в самую неприглядную часть дня.

   -- Все, как Мать сказала, шианар, - промолвила Льяра, стоило Ксиату покинуть коморку.

   Весь день она провела в безмолвии и отрешенности. В седле держалась ровно, как воткнутый в доску гвоздь, держась взглядом за лошадиный затылок. Хорошая попытка спрятать страх верховой езды, но лишь попытка, причем до смешного детская. Сколько она говорила ей лет? Девятнадцать? На два меньше чем было Акали. Но сестра на лошади держалась, будто влитая, хоть с седлом, хоть без него.

   -- Запад, - промолвил Имаскар. Не такой уж он бестолковый, чтобы без подсказок не додумать, что все одно к одному.

   Он не стал говорить, что не только ради защиты крестьян и слов Матери ввязывается в эту авантюру. Втайне Имаскар отчаянно желал, чтобы это были те самые разбойники. Но в последнее годы их слишком много развелось, чтобы вот так, без примерки, нарваться на тех самых. Но Имаскар лелеял веру. Уж на что на что, а на это ее было три вершка сверх положенного.

   -- Вера укажет тебе дорогу, - Льяра оказалась рядом. Сочившийся из гнойников на ее лице сладковато-тухлый запах отрезвил Имаскара.

   -- Хорошо бы, если так, - сказал он, отстранившись.

   Отчего-то присутствие безобразной лекарки, ее синюшная от каких-то снадобий ладонь с обкусанными до мяса пальцами у него на груди, и наглухо укутанная в косынку голова порочили саму память об Аккали.

   -- Верь, - твердила свое безобразная.

   Имаскар слишком торопливо скинул ее руку, отодвинулся. ССперва подумал, что девушка оскорбится - крестьянка она или нет, а гадливость никому не в радость. Но та и бровью не повела: отвернулась и взялась расшнуровывать сумку со снадобьями.