Утешительная партия игры в петанк - Анна Гавальда

Thanks.

I miss you.

We all miss you.

K.»[291]

He съел ни одного, расставил их заново, теперь уже на камине в комнате, где жил и засыпал, думая о ней.

О тесте, о формах и о том, что бы она вылепила из него, попади он сейчас в ее руки…

На следующее утро нарисовал свой камин в пустоте и подписал: «Я тоже по вас скучаю».

Порадовался неясности родного языка, как она тогда, по поводу «кухонной плиты».

Это «вы» может означать как обращение к ней, так и к ним всем вместе.

Ей выбирать…

Мог бы, должен был бы теперь расслабиться, но у него не получалось.

Расставание с Лоранс, хоть и прошло без надрыва, все же отзывалось горьким привкусом во рту.

В который раз сбежал за письменный стол к своим проектам и AutoCAD.[292] Эта программа была замечательна тем, что в ней все виртуально. Все уже кем-то спроектировано, чтобы ничего не выдумывать самому, так что, нависая над своими вертикальными смещениями, оплошать не боялся.

Считал. Снова и снова.

— Непрестанно думал о Кейт, но как-то отстранено.

Она была… Вряд ли он смог бы это объяснить… Как свет… Словно ему достаточно было просто знать, что она существует, пусть далеко от него, пусть отдельно от него, и это его утешало. Иногда приходили мысли и более… плотские, но не слишком часто… Задавался, воображая, как они вместе лепят печенья. А на самом деле, чувствовал, что… как бы это сказать… впечатлен, наверное… Ну да, impressed, пожалуй, подойдет. Хотя она и сделала все, чтобы этого не случилось: потела, рыгала, посылала его куда подальше, выставляя средний палец с кольцом, злилась, ворчала, материлась, сморкалась в рукав, пила like a fish[293], поимела школьное образование и органы соцзащиты, высмеивала свою фигуру, руки, гордыню, часто очерняла себя и даже бросила, не сказав последнее прости…

Глупо, конечно, чертовски жаль и даже удручает, но это так. Думая о ней, он скорее представлял себе целый мир, чем женщину со шрамом в виде звездочки.

Впрочем, если задуматься, это она с самого начала распределила роли. Он — иностранец, пришелец, the explorer[294], то ли Колумб, то ли колонист, очутившийся тут потому, что сбился с пути.

Потому что у одной девчонки криво растут зубы, а у мамы мозги набекрень.

И отпустив его в обратный путь, не попрощавшись, она намеренно испортила компас…

Похоже, мы вернулись к правилам… Тогда к чему были все эти истории про мост, монашеский образ жизни, Великое и возвышенное самоотречение? Все-таки соскучился по удобной постельке?

Да нет, дело в том…

В чем?

Что у меня чертовски болит спина… Адски болит…

Купи кровать!

Нет, дело не только в этом…

А в чем еще?

В чувстве вины…

Аааа…! Ну тогда, счастливого пути… Для этого, знаешь ли, способов употребления не существует.

Нет?

Нет. Если поищешь, найдешь, разумеется, и храмов, и торговцев сколько угодно, но лучше не трать деньги понапрасну, а купи себе нормальную кровать. К тому же, она ведь тебе написала, что скучает.

Подумаешь… Miss you по-английски ничего не значащая фраза. Все равно что Take care или All mу love[295]…

Она написала не Miss you, a Imiss you.[296]

Да, но…

Что но?

Она живет в Петаушноке,[297] с кучей детей и зверья, которое еще лет тридцать не передохнет, в доме, провонявшем мокрой псиной и…

Стоп, Шарль, перестань. Кто воняет, так это ты…

А поскольку такие споры между Шарлем Cogito и Шарлем Ergo sum[298] ни к чему не вели, а работы у него как всегда было выше крыши, предпочитал работать.

Вот дурак…

К счастью, Клер.

8

Она сказала ему, что обязательно хочет сводить его в один ресторанчик. Там не только вкусно кормят, но и парень обалденный.

— Какой парень?

— Официант…

— Опять втюрилась в официанта? Большой палец за отворотом жилета и ляжки, туго обтянутые белым передником?

— Нет, нет, вовсе нет. Увидишь, он такой… Правда… Я его обожаю… Прирожденный аристократ. Совсем не от мира сего. Словно с Луны свалился. Что-то среднее между Мсье Юло[299] и герцогом Виндзорским…

Записав дату обеда в своем ежедневнике, Шарль возвел очи горе.

Ох уж эти сестричкины увлечения…

Они созвонились в первых числах августа, как только разобрались с делами и пожелали приятного отпуска своим секретарям. У Клер был вечером поезд, собиралась на фестиваль соул-музыки в Черный Перигор.

— Подбросишь до вокзала?

— Вызовем такси, ты же знаешь, я без машины…

— Да, как раз хотела попросить тебя… Может, отвезешь меня на моей тачке, а потом оставишь ее себе, а то у меня абонемент на парковку кончился?

Шарль снова поднял глаза к небу. Ненавидел возиться с паркоматами на парижских стоянках. Ладно… Перегонит машину к родителям… Он их сто лет не видел…

— ОК.

— Адрес записал?

— Да.

— Ты в порядке? Что-то мне твой голос не нравится… Матильда вернулась?

Yes, she is,[300] но он ее еще не видел. Ее встретила Лоранс, и они сразу уехали в Биарриц.

Шарлю то ли случая удобного не представилось, то ли смелости не хватало, но своими семейными передрягами делится с сестрой он не стал.

— Я прощаюсь, у меня встреча, — ответил он.

Как точно она его описала: неуклюжий, поэтичный и расхлябанный, как месье Юло, но вместе с тем утонченный и с цветком в петлице, как HRH Edwarde.[301]

С распростертыми объятиями принял их в своем крохотном бистро, словно на крыльце Saint James's Palace, витиеватым комплиментом отметил новое платье Клер и, слегка заикаясь, пригласил их сесть за столик у окна.

— Что ты разглядываешь? — спросила она.

— Рисунки…

Клер опустила меню и проследила за его взглядом.

— Как ты думаешь, это мужчина или женщина?

— Ты о чем? Об этой спине?

— Нет. О руке, державшей сангвину…

— Не знаю. Спросим у него.

Тати Виндзорский безапелляционно налил им по бокалу красного и начал было комментировать «блюда дня», как вдруг из корридора донеслось сердитое:

— К телефону!

Извинился, отошел и взял протянутый ему мобильный.

Шарль с Клер увидели, как он покраснел, побледнел «и в смятенье тягостном затрепетал его дух»,[302] поднес руку ко лбу, выронил телефон, наклонился, уронил очки, кое-как нацепил их на нoc, бросился к выходу, сорвал с вешалки пиджак и хлопнул дверью, обрушив на пол эту самую вешалку вместе со скатертью, бутылкой, двумя приборами, стулом и подставкой для зонтов.

Тишина в зале. Все переглядываются в изумлении.

Град ругательств донесся из кухни. Появился повар, молодой парень, мрачный как туча, вытер руки о фартук и поднял с пола телефон.

Продолжая бурчать себе в бороду, положил трубку на барную стойку, наклонился, достал магнум шампанского[303] и принялся его неспешно откупоривать.

Пока мрак на его лице не озарило подобие улыбки…

— Ну что ж… — обратился он сразу ко всем, — похоже, мой партнер только что подарил миру наследника короны…

Пробка вылетела:

— Угощение от дядюшки… — добавил он.

Протянул бутылку Шарлю и попросил его налить остальным. Он сам очень занят.

Ушел с бокалом в руке, покачивая головой, словно все еще не мог прийти в себя — так разволновался…

Обернулся. Кивнул на блокнот, лежащий оставленный на стойке:

— Буду благодарен, если сами запишите свои заказы, оторвете листочек и передадите мне, — буркнул он. — Один экземпляр оставьте себе. Счет я тоже оставляю на вас…

Дверь затворилась, и из-за нее послышалось:

— И пишите большими буквами! Я неграмотный!

Раздался гогот.

Гомерический. Гастрономический.

— Черт возьми, Филу… Ну ты даешь!

Шарль повернулся к сестре:

— Ты права, местечко на редкость колоритное… Наполнил их бокалы и передал шампанское на соседний стол.

— Поверить не могу, — прошептала она, — я-то считала, что этот парень вообще бесполый…

— Вот! Все вы такие… Как только молодой человек мил, так сразу значит: кастрат.

— Ничего подобного, — присвистнула она.

Глотнула шампанского и добавила:

— Вот смотри. Ты… Милей тебя я никого и не встречала, и…

— И что?

— И ничего… Живешь с такой… роскошной женщиной…

— …

— Прости, — спохватилась она.

— Я случайно. Это все чепуха.

— Я ушел, Клер…