Я иду искать - Ольга Николаева

Эти мысли, казалось, перебили страх перед преследовавшими их людьми, и когда один из них показался из-за гаражей в конце переулка, Вадим не почувствовал ничего. Просто остановился, как вкопанный, глядя на него. Молодой парень, в руке пистолет, дуло смотрит вперёд.

— Пукалку свою опусти.

Голос прозвучал сзади. Вадим оглянулся — рядом с машиной, за лобовым стеклом которой лежал головой на приборной доске мёртвый водитель, стоял второй, тоже держа в руке направленный на них пистолет.

— Ну, опустил! Быстро.

Максим медленно повиновался.

— А ты иди сюда. Ну? Оглох? Сюда иди.

Только поняв, что эти слова обращены к нему, Вадим почувствовал, как его покидает оцепенение. Теперь страх от совершённого Максимом убийства казался глупым, детским и ничтожным, просто Максим раньше его уяснил, что эти люди не играют. Уяснил, и пытался спастись — спастись сам и спасти его, Вадима. Пытался, но не смог. А эти — смогут сделать то, ради чего гнались за ними. В памяти пронеслись заснеженные холмики могил, почерневшие кресты с прыгающими по ним воронами и пронизывающий его душу пристально-безжизненный взгляд. Взгляд, направленный на него из безвременья…

«Вадим, ты — его пропуск в этот мир. Он убьёт тебя, но этого никто не поймёт, потому что для окружающих ты просто исчезнешь. Им даже некого будет похоронить. А вместо тебя останется жить другой человек.

Вместо тебя… другой человек… им даже некого будет похоронить… другой человек — вместо тебя… даже некого будет похоронить…»

— Ну, давай… твою мать! Да ничего тебе не сделают!

Вадим смотрел себе под ноги, на покрытый выбоинами асфальт. Словно стоило ему поднять глаза на говорившего, и случится что-то… Он не видел Максима, молча стоящего сзади, не видел его лица и боялся увидеть. Боялся едва ли не сильнее направленных на них пистолетов, потому что Максим был бессилен. Они оба — бессильны. Они оба обречены, Максим погибнет сейчас, а он… когда? Что с ним станет? Что с ним сделает этот…

Что-то холодное больно ударило Вадима в висок и он едва не потерял равновесие, когда Максим чуть ли не вывернул ему руку, развернув и заставив отступить назад, к стене трансформаторки, за помойные баки. Вадим понял, что в его висок упирается пистолет.

— Козёл ты! — почти взвизгнул парень, стоявший возле машины. Вадим скосил глаза в его сторону и увидел, что тот уже отошёл от неё и стоял гораздо ближе, шагах в десяти. Другой тоже успел подойти и теперь застыл, не зная, что делать, и растерянно глядя то на Максима с Вадимом, то на своего приятеля.

Максим развернул Вадима так, чтобы тот заслонял его от направленных на них пистолетов, и прижимал к его виску свой. И молчал.

— Слушай, чего ты добиваешься? — Парень сменил тон на чуть ли не миролюбивый, хотя чувствовалось, как тяжело ему это далось. — Ты же не убьёшь его!

— А если убью? — Вадиму показалось, что голос Максима дрогнул.

— И чего добьёшься? Сам же живым не уйдёшь, оно тебе надо?

Максим молчал.

— Слушай, отпусти его. Отдай пистолет и иди отсюда, никто тебя не тронет.

Вадим ощутил, что дуло сильнее уперлось в висок, почти до боли.

— Ты понял хоть? Отдай пистолет и катись. Не тронут тебя!

— Прости… Вадим, ради бога…

Максим прошептал это еле слышно, но парень с пистолетом вздрогнул и открыл было рот, чтобы сказать что-то, но промолчал. Видно было, как напряглось его лицо. Вадим стиснул кулаки и прошептал:

— Выстрелишь? Чтобы тому… чтобы некуда было… Ну стреляй!

— Вадим, прости.

Это была худенькая девочка лет четырнадцати, с пережжёнными красителем волосами, в заношенных джинсах и дешёвой куртке явно с чужого плеча. Девочка из тех подростков, что в небольших городках сбиваются по вечерам в кучки возле вокзалов и мимо которых люди проходят побыстрее, бросив в их сторону настороженный взгляд и радуясь, что не видят среди них собственного ребёнка.

Это была обычная девочка и всё было как обычно. Только поймав её в поле зрения, он уже знал, как всё произойдёт, и, пожалуй, мог бы догадаться, что впустую растрачивает свои улыбки и нехитрые комплименты, тогда как мог бы попросту подозвать её кивком. Впрочем, для него это не имело значения, как не имели значения следы вина и наркотика у неё в крови или угнездившийся в её теле вирус, ещё не превратившийся в болезнь. Она была лёгкой добычей, он знал это, и привычно выполнял привычные действия, ставшие почти ритуалом.

Она же была едва ли не растеряна от того, как он смотрел на неё, как бережно обнимал, как склонялся к ней, вдыхая запах её волос — давно не мытых, от чего она вдруг ощутила смущение. Она была ошарашена своей внезапной властью над этим взрослым, красивым и ухоженным мужчиной. Впервые от обычного ночного приключения у неё так перехватывало дыхание, так тяжело билось сердце, и ей было обидно, что улица пуста и никто не видит её в обнимку с новым знакомым, так не похожим на всех прежних.

Они немного прошли вдоль домов и она легонько потянула его в знакомый двор — чёрный ход магазина, куча ломаных ящиков у входа в редко закрывающуюся подвальную комнатушку, то ли подсобку, то ли дворницкую. Он послушно шёл за ней. Так послушно, что у неё захватило дух.

— Здесь даже свет есть…

Она щёлкнула выключателем и под низким потолком зажглась одинокая лампочка, осветив замусоренный бетонный пол, идущие вдоль стены трубы и ворох грязных тряпок под ними.

Он молча притянул её к себе, до боли сжав худые острые плечи, и наклонился, их лица сблизились. Она ждала поцелуя, но он лишь скользнул щекой по её щеке и втянул подрагивающими ноздрями воздух — странно, будто обнюхивая её. Она улыбнулась и запрокинула голову, почувствовав, как напряглось его тело. Она улыбалась, когда клыки рвали кожу у неё на шее, её руки продолжали обнимать его, когда он делал первые жадные глотки…

Имей сейчас хоть что-то для него значение, он бы заметил силуэт, на мгновение заслонивший оставшийся открытым вход. И задолго до этого почувствовал бы чужой запах, не будь его ноздри заполнены густым и властным запахом свежей крови. В иных обстоятельствах он бы услышал и шаги, каким бы тихими они не были. Но сейчас он поднял голову лишь когда над ним прозвучал негромкий насмешливый голос.

— Как же легко тобой управлять! Стоит подбросить тебе потаскушку, и ты теряешь остатки воли.

Вампир оставил свою жертву, но лишь для того, чтобы по-звериному оскалиться на прервавшего его трапезу. Дрогнувшая верхняя губа приподнялась, показывая перепачканный кровью ряд зубов с длинными острыми клыками, глаза с расширившимися зрачками так и не обрели человеческого выражения. Он издал короткий рык и резко подался вперёд. Мёртвая рука соскользнула с его шеи и упала на грязный пол, словно девочка в порыве удовольствия томно откинулась на его колено. Подошедший невольно отскочил и вампир тут же снова склонился к телу. Кровь больше не хлестала из перегрызенных шейных артерий и в погоне за её остатками, ушедшими вглубь, он рвал тело всё ниже и ниже, под сильными зубами хрустели кости рёбер, мокрые от крови лоскуты одежды перемешались с лохмотьями кожи и внутренностей.