Паруса смерти - Михаил Попов

Меры предосторожности против этого искалеченного человека были столь велики, что это невольно вызывало к нему определенное уважение. Он молча, без единой жалобы переносил тяготы путешествия, хотя ему приходилось много тяжелее, чем остальным. В те времена на кораблях царила страшная теснота. Канониры часто спали прямо возле орудий, если судно несло на себе отряд для десантирования, что в корсарских походах бывало почти всегда. На каждого члена экипажа приходилось места вряд ли более квадратного ярда. Стоило подняться небольшому волнению, как задраивались орудийные порты, и нижние палубы превращались в настоящий ад. За глотком чистого воздуха приходилось подниматься на верхнюю палубу, скользя каблуками по лестницам, обильно политым извержениями человеческого желудка. Морская болезнь не щадит даже бывалых мореходов. Длина цепочки, приковывавшей Лупо к столбу, не позволяла ему подняться наверх. Он сидел в дальнем углу каземата, обхватив голову обрубками рук, и целыми днями молчал.

Когда урода ввели к Воклену, последний, не удержавшись, поморщился — столь густой вонью обдал его вошедший. Капитан «Венеры» велел дать ему вина.

— Да, видать, недаром корабль, где ты находился, называется «Месть».

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Олоннэ так измывается над тобой, будто за что-то мстит, я угадал?

— Нет, я не сделал капитану ничего плохого.

— Но можешь сделать?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Что тут понимать, он отрубил тебе руки, посадил на цепь, наверное, потому что думал, что ты хочешь его убить. Я даже не буду спрашивать, угадал ли я, ибо уверен, что дело обстоит именно так.

Лупо ухмыльнулся, и жуткие шрамы на его лице затанцевали:

— Как бы ты сам поступил с человеком, который хочет тебя убить?

Воклен тоже ухмыльнулся:

— Да, ты прав, урод, такого человека я бы убил, и так бы поступил всякий. А ты жив.

— Жив, — нехотя согласился Лупо; было видно, что он не вполне в этом уверен.

— Значит, — бодро продолжил допрос командир «Венеры», — ты ему нужен, настолько нужен, что он пошел даже на то, чтобы оставить тебя в живых. Для чего ты ему нужен, урод?

Улыбка снова нарушила мозаику на лице Лупо:

— Даже если бы я знал, то побоялся бы сказать.

Воклен налил вина в высокий бокал и собственноручно поднес его ко рту безрукого:

— Пей.

— У тебя какое-то предложение ко мне, лысый капитан, и ты желаешь меня для начала задобрить?

— Пусть так, пей.

Лупо медленно, с удовольствием выпил.

Воклен улыбнулся и налил еще.

Урод выпил и сказал, облизав усы длинным подвижным языком (язык, кстати, тоже нес на себе следы каких-то пыток):

— Спрашивай.

— Он вызывает тебя к себе. Он начинает поход в Гватемалу. Уж не знаю, как ему удалось убедить своих людей, что это необходимо. Чтобы бросить их на штурм Сан-Педро, ему пришлось спалить целую набережную товара и город Пуэрто-Морено в придачу. Интересно, что он сжег на этот раз?!

— Я не слышу вопроса.

— Услышишь.

Воклен налил себе вина в другой бокал, не в тот, из которого пил Лупо.

— Почему Олоннэ тебя изувечил, я понимаю, но для чего ты ему нужен — нет. Что он хочет найти в Гватемале? В чем ты ему должен помочь?

Урод опустил голову на грудь, задумался. Собеседник молча наблюдал за ним, вращая в пальцах ножку бокала.

Так продолжалось довольно долго.

Наконец голова поднялась. На губах играла характерная улыбка, на которую невозможно было смотреть без омерзения.

— Не знаю.

Воклен медленно, но густо покраснел.

— Ты издеваешься надо мной. Несмотря на то что я не Олоннэ, я найду способ сделать так, чтобы ты очень пожалел о том…

— Я и не думал издеваться. А смеялся над собой, над своей судьбой.

— Мне плевать на твою судьбу! Говори, что Олоннэ нужно в Гватемале? Говори, иначе по дороге в Сан-Педро… Короче говоря, ты не доберешься до Сан-Педро.

— Можешь верить мне, можешь не верить, но интересует его только одно — индейский поселок по дороге в Гватемалу. Город ему взять не под силу.

— Это я знаю.

— Этот поход он придумал с одной целью, чтобы не выглядеть безумцем в глазах своих людей. Так мне кажется. Никто не станет рисковать жизнью ради какой-то нищей индейской деревни. Олоннэ это понимает.

— Но может быть, деревня не нищая?

— Я хорошо знаю эти места. Здесь не только нет золота, но даже слухов о нем. Вдоль реки Святого Иоанна живут только дикари, которые даже не понимают, что такое деньги. Обо всем этом я рассказал Олоннэ еще в Маракаибо. Он чуть с ума не сошел от волнения. Как будто я поведал ему, как проникнуть в подвалы Лондонского королевского казначейства. Олоннэ несколько раз заводил со мной разговоры на эту тему. Он был уверен, что я подослан убить его, но оставил в живых, чтобы использовать в качестве проводника.

Воклен хлопнул себя пухлыми ладонями по ляжкам:

— Куда?! Куда ты его должен отвести?!

Лупо развел руками:

— Больше мне сказать нечего.

Толстяк прошелся из угла в угол каюты.

— Хочешь еще вина?

— Я хочу дать тебе совет.

— Мне? Совет? Не слишком ли ты много на себя берешь?! Впрочем, говори.

Воклен уселся в кресло и попробовал положить ногу на ногу. Это ему удалось, но не с первого раза.

— Выслушай мою историю, капитан. Я не тот, кем меня считают здесь. Я обманул Олоннэ там, в Маракаибо.

— Судя по тому, как он с тобой обошелся, не очень-то он поверил тебе.

— Это правда. Олоннэ подозрителен, как сам дьявол. Клянусь душой своей дочери, клянусь спасением души своей, я еще не встречал человека более страшного.

Капитан «Венеры» сделал нетерпеливое движение рукой. Он не любил, когда при нем восхваляли удачливого Олоннэ.

— Тогда слушай.

Лупо рассказал заинтригованному французу историю испанского разбойника по имени Горацио де Молина. История получилась довольно длинной и, само собой разумеется, впечатляющей. Он привел такие подробности, которые придумать было невозможно, как бывалый человек Воклен это понимал. В его рассказе не было противоречий и различимого поверхностным взглядом вранья.

— Как, ты говоришь, тебя зовут?

— Горацио де Молина.

— Я что-то слышал о тебе.

Воклен не добавил, что слышанное не находится в противоречии с только что изложенным.

— Это неудивительно, обо мне наслышаны и по ту сторону океана, и по эту.

— Замечательно, осталось только узнать, для чего ты мне рассказал все это?

— Ты производишь впечатление умного человека. По крайней мере, практичного. Ты, наверное, уже мысленно взвесил, сколько золота прошло через мои руки.

— Продолжай.

— Согласись, одному человеку трудно потратить столько.