Джон Леннон в моей жизни - Пит Шоттон

После долгих размышлений над плачевной ситуацией, в которой мы оказались, на ум приходило одно: Джон Леннон, Битл-мультимиллионер, и Йоко Оно, выдающаяся художница, (не говоря уж об одном-единственном в своем роде Пите Шоттоне), оказались заброшенными в психоделически размалеванной кибитке посреди Атлантического океана, причем, скорее всего, ни одна душа в мире и понятия не имеет о том, где мы, — меня вдруг поразила очаровательная абсурдность всего этого переплета, в который мы попали, и меня разобрал смех. Это в свою очередь вызвало прысканья у Джона, хотя мы не обменялись ни единым словом, — и побудило меня, а затем его, хохотать все громче и громче, как нередко бывало в безумные дни учебы в Куари Бэнк.

«Над чем ты смеешься?» — спросила Йоко Джона.

«Просто биотоки. Биотоки Пита, — ответил он. — А правда, над чем ты смеялся, Пит?»

Когда я поведал свои мысли моим спутникам, Джон взорвался истеричным хохотом и не мог остановиться, пока Йоко не обрубила его: «А Я не вижу тут ничего смешного!» — раздраженно крикнула она и эффективно погрузила нас в молчание на оставшуюся часть долгого промозглого ночного бдения.

Казалось, прошли часы, прежде чем монотонный ритм морского прибоя нарушил шум далеких пропеллеров. Выскочив из кибитки, мы с облегчением заорали от радости, увидев яркий луч прожектора, ощупывающего черную поверхность океана, и принялись изо всех сил размахивать руками, пока вертолет, наконец, не завис над Дорнишем.

«Где же тебя носило, ё… твою мать?!» — спросил Джон у нашего «спасителя». Вежливый, как всегда, пилот объяснил, что Ронан и Джереми застряли в Бэлликасле, стараясь купить магнитофон, а была суббота, и все магазины были закрыты. В конце концов они выловили какого-то торговца в его доме и, дав ему на лапу, убедили открыть свой магазин электротоваров. Наш пилот тем временем предусмотрительно забронировал нам места в деревенском трактире XVII века в ближайшем селении, куда и хотел теперь доставить нас.

Дабы мы не пролетели мимо, хозяин трактира зажег все лампы, которые были в доме, причем часть из них вынесли прямо во двор. Приветствовать нас высыпали все работники трактира, они с благоговением смотрели, как Джон Леннон и Йоко Оно выходят из вертолета. По выражению лиц сельчан этой захолустной деревеньки Майо можно было подумать, что перед ними на лужайку только что приземлилась летающая тарелка, и из нее вылезла толпа марсиан.

Светясь от радости, хозяин трактира представился нам и заявил, что специально для Джона организовал представление народных ирландских танцев. «О, ё…й ужас, я хочу просто пойти спать, — простонал Джон, едва только тот джентльмен отошел на безопасное расстояние. — А теперь, наверное, придется остаться…» Как только ирландские танцы, наконец, закончились, Джон и Йоко, пошатываясь, ушли в свою комнату, а я ненадолго подсел в баре к Джереми Бэнксу и Ронану О'Рахилли, которого я, по крайней мере, нашел весьма впечатляющим.

На следующее утро всех нас пятерых в два соответственных захода доставили на Дорниш, где Джон, не теряя времени, врубил стерео-магнитофон, купленный для него Ронаном О'Рахилли. В течение нескольких следующих часов крутые склоны острова непрерывно оглашались раскатами «Революции». Как только песня кончалась, Джон просто нажимал кнопку обратной перемотки и проигрывал ее еще раз… еще раз… еще раз… и еще раз. Между тем, под этот грохот, он болтал с Ронаном (правда, в самых общих фразах), о совместном творчестве с Йоко, о положении дел в «Эппл», о финансах БИТЛЗ, я же тем временем усердно снимал их историческую встречу на пленку.

Поскольку в тот вечер Ронана и Джереми ждали в Англии, они вскоре улетели на вертолете в Дублин, а мы остались на острове послушать «Революцию» еще несколько десятков раз. Затем пилот вернулся и доставил нас на второй маленький островок Джона и еще пару расположенных поблизости, после чего отвез всех в аэропорт «Шеннон».

Но в конечном итоге наша «ирландская эпопея» прошла почти безрезультатно. Остальные Битлы по причинам, известным лучше им самим, не загорелись идеей управления «Эппл» Ронаном О'Рахилли. Джереми Бэнкса, впрочем, назначили фото-координатором компании. Даже моя дебютная попытка в создании фильмов оказалась безуспешной: когда я открыл кинокамеру, то обнаружил, что в безумстве и спешке нашего отлета из Англии я забыл вставить кассету с пленкой! А Джон, со своей стороны, никогда больше не вспоминал о Дорнише, который он вскоре подарил создаваемой хиппистской общине.

В июле 1968 года Джон решил продать Кенвуд. На время своих поисков нового дома, он с Йоко временно сделал своей резиденцией старую лондонскую квартиру Ринго на Монтэгью-сквер. (По случайности, предыдущим жильцом в ней был Джимми Хендрикс.) Синтия, тем временем, ненадолго вернулась с Джулианом в Кенвуд упаковать свои вещи.

После столь безжалостного изгнания из жизни Джона, Син была глубоко тронута, когда однажды днем в Уэйбридж приехал «для поддержки» Пол. По дороге туда он придумал коротенький мотивчик, чтобы утешить Джулиана: «Эй, Джуд, не принимай это близко к сердцу, возьми грустную песню и сделай ее лучше…» Так появилась на свет классическая 7-минутная вещь МакКартни «Hey, Jude».

Как-то вечером я заскочил к ребятам, когда они работали над «Эй, Джуд», но не на Эбби-роуд, а в маленькой студии на Уордер-стрит в Сохо, и застрял там до поздних часов с Битлами, Йоко и Нейлом, принимая изрядные дозы «травки» и выпивки, и раз за разом слушая новую удивительную песню Пола. Когда же я, наконец, заявил, что еду домой, Джон вдруг вспомнил, что у него нет ни машины, ни шофера, и спросил, не буду ли я добр подвезти его и Йоко до Монтегью-сквер. Я, конечно же, согласился, но, будучи совершенно не знаком с Сохо и к тому же заметно «под мухой», вскоре заблудился.

Тут, ни с того, ни с сего, Йоко начала пронзительно кричать на меня с заднего сидения: «Куда ты нас завез?! Я хочу домой! Даже Джон знает Лондон лучше тебя!»

«Ну еще бы, — процедил я сквозь зубы. — Он же прожил здесь дольше, так ведь?» (Меня всегда заинтриговывала фраза Йоко «даже Джон», подразумевавшая некоторое сомнение в его умственных способностях.)

В ответ, однако, она принялась все громче и громче визжать: «Я хочу домой! Сейчас же хочу домой!!»

Вследствие этого я впервые в пристутствии Йоко окончательно вышел из себя. Случается такое не часто, но, если случается, как хорошо знал Джон, значит, фейерверка ждать долго не приходится.

«Я не твой ё…й шофер, Йоко!!! — взорвался я, обернувшись к ней и с силой ударив по тормозам. — И не смей НИКОГДА орать на меня, если я оказываю тебе б…ую услугу, или можешь уё…ть из машины и идти домой ПЕШКОМ!!»