5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне - Анатоль Франс

Бержере. Да, знаю. Я вас не раз встречал на дорогах.

Подорожник. Меня все знают! Я тоже вас знаю. Вы человек жалостливый. А вот как вас зовут, не знаю. Лицо-то я помню, а вот как по имени, не знаю!

Бержере. Да, мое доброе имя!

Подорожник. Солнце припекает, а вот плохо то, что дождик будет.

Бержере. Вы думаете?

Подорожник. Да, тучи идут со стороны Сен-Севэра. Это примета, что будет ливень.

Бержере. Подорожник, я устал. Я долго ходил, и, как вы сказали, со мной вместе шли мои думы. Я очень устал. Я страдаю.

Подорожник. Что у вас болит? Голова?

Бержере. Да! Да! Голова.

Подорожник. Это болезнь богатых… У бедняков, если что болит, так живот или ноги.

Бержере. Я разбит, словно вывалился из окна. Присяду на минутку тут, около вас.

Подорожник. Я нашел на земле лезвие. Вот и делаю теперь ручку. Я еще дудки из тростника делать умею, фонтаны из соломинок и кораблики из дубовой коры на потеху ребятам. Я на все руки мастер!

Бержере (садясь). Ничего! Ничего не осталось! Бедный мой дом, и так он был шаткий и жалкий, а теперь совсем обвалился, рухнул в грязь. Нелепо! Отвратительно! Эта женщина…

Подорожник. У Вас тоже свои неприятности. Но у богатых другие неприятности, не те, что у бедного человека. Совсем непохожие, все равно как тело и тень.

Бержере. Все люди, Подорожник, все люди подвержены страданиям и горю. Вот и я, вот и я тоже несчастен…

Молчание.

Подорожник. Еще хорошо, что старое лезвие подвернулось. Что бы я без него стал делать? Без ножа, как без рук. (Показывая лезвие.) Я наточил его. Теперь во как режет.

Бержере. Подорожник, вы никого не убивали из ревности?

Подорожник. Нет! Кто убивает, так тот уж сроду такой. Само это в голову не придет. Надо, чтоб оно всегда в тебе сидело.

Бержере. Я один не знал. Все знали, да, весь город знал. Нужен был случай. Этот мужчина… эта женщина… Нелепо… смешно… отвратительно… Подорожник, вы в самом деле никого не убивали?

Подорожник. У одних — одно в голове, у других — другое. Задумай я недоброе дело, я выкопал бы яму под деревом, положил бы на дно ямы нож и землю бы над ним утоптал.

Бержере. А ведь убить их, убить их обоих… было бы так естественно… и восхитительно. И отчего я этого не сделал?

Подорожник (продолжая свое). А еще я знал людей молодых, так те убивали, потому как гордые были и не хотели, чтобы с ними обходились неправильно. А я совсем еще молодым потерял гордость… И все оттого, что наши деревенские надо мной надсмехались, и парни, и девушки, и ребята тоже. Теперь что хочешь надо мной делай: я даже не рассержусь. А почему? Гордость потерял, вот что…

Бержере. Подорожник, я думаю, что я тоже потерял гордость. В конце концов, может быть, и хорошо потерять гордость!

Подорожник. Чего только не находишь на дорогах! Всякое находишь. Чаще всего подковы находишь… Вы куда?

Бержере (встает). Ничего не осталось… нет больше дома!.. Вернуться домой, домой… Нет!..

Подорожник. Не подходите к краю. Камыши очень ненадежные. Долго ли до беды? Вот на днях я срезал тростинку для дудки и чуть не утоп.

Бержере. А вы любите жизнь?

Подорожник. А как же… живешь-то ведь один раз!

Бержере. Может быть, и я люблю жизнь. Мне так мало нужно для счастья! Ничего не осталось! Нет больше дома! Девочки мои! Полина… Полина… Бедный твой папа… Подорожник, у вас никогда не было жены и детей?

Подорожник. Нет… а мне бы хотелось. Да только не вышло. Уже с самого начала не вышло.

Бержере. А у меня остались две девочки, две большие девочки.

Подорожник. Вам, видно, нехорошо.

Бержере. Нет! Нет! Еще недавно мне было нехорошо, но теперь, когда я вас встретил, лучше. Пока я беседовал с вами, мне полегчало. Люди, с которыми я знаком, стали для меня невыносимы, и мне нужно было побеседовать с существом беспредельно простым, с человеком или с собакой. Я нашел вас, вы помогли мне.

Молчание. Он встает.

Да, голубчик, ты утешил меня и дал мне хороший совет. Я не знал, как дальше жить и что делать. Ты научил меня, ты — человек простой и недалекий, мало чем отличающийся от окружающей природы. Простота твоя поучительна. Вот что я должен делать: не считаться с дурацким лицемерием света, не подчиняться тем или другим нелепым правилам поведения. Нет! Я должен укрыться, уйти в себя и держаться крепко, спокойно, непреклонно, чуждый гнева, равно как и прощения. Я должен уберечь своим молчанием двух моих дорогих ни в чем не повинных девочек. Я должен спокойно взяться за работу.

Подорожник. Вот уже капает. Пойти укрыться от дождя в хижину. Я, если намокну, долго не высохну. Не так, как те, что в постелях спят.

Бержере. Да, да, прошлая моя жизнь разрушена… Так ли уж это печально? Разве у меня ничего не осталось? Осталась работа, а в ней — вся моя радость.

Булочник, Бержере.

Булочник (выходит справа из глубины сцены, мимоходом). Что вы тут делаете, господин Бержере? Сейчас хлынет как из ведра. Не пешком же вам домой идти! Хотите, подвезу? Я оставил тележку там, на берегу, а сам поднялся сюда, чтобы отнести…

Бержере. Охотно. Но скажите, пожалуйста, который час? (Смотрит на свои часы.) Двадцать минут пятого! (Подносит часы к уху. Они стоят.)

Булочник. Сейчас скажу. На соборных часах шесть. (Бержере кладет свои часы обратно в карман.) Шесть часов без нескольких минут.

Бержере. Простите, пожалуйста. Скажите мне, который час, точно. Мне нужно знать. Это для психологического опыта.

Булочник (вытаскивая часы). Шесть часов без трех минут, точно…

Бержере. На соборных часах пробило пять, когда я еще был в гостиной. (Булочнику.) Благодарю вас. Это очень важное наблюдение. Мне хотелось знать, сколько времени требуется разумному человеку в одном определенном случае, чтобы перейти от безумия к мудрости.

Булочник. И вечно-то вы заняты наукой… Кончили?

Бержере. Да.

Булочник. Хорошо. Тогда идемте!

Бержере. Переход занял пятьдесят семь минут. Это хорошо.

Занавес

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Бержере, Леду, затем Евфимия.

Бержере. «…Чего же удивляться, что Сулла, который управлял республикой, распоряжался судьбами вселенной и укреплял своими законами…» (К Леду.) Леду, голубчик, если вы все так же упорно будете ставить самые большие книги в неустойчивом равновесии на самые высокие полки, то подвергнете меня опасности в один прекрасный день погибнуть под томами внушительного веса. (Пишет.) «…мощь государства, восстановленную силою его оружия, мог не заметить кое-каких скрытых несправедливостей и тайных происков». Так говорил оратор, а потом, обращаясь к судьям, сказал…

Обвал книг.

Леду, голубчик, видите, я был прав, вы навлекли на себя беду, которую готовили мне.

Леду. Не бойтесь, все поставлю на место.

Бержере (пишет). «…Секстию, равно как и республике, не остается другого прибежища, не остается других надежд, как только ваша доброта и… милосердие».

Новый обвал.

Леду. Уж и валятся же эти самые, как их там…

Бержере. Леду, голубчик, хватит — можете идти. (Пишет.) «…всем хорошо известные». (Затем произносит, прежде чем написать.) «Ежели вы не отреклись от этих добродетелей, то мы еще можем быть спасены, но ежели, да не пошлют этого боги, жестокость, которая за последнее время так опустошила Рим…»

Леду. Господин Бержере!

Бержере. Что, голубчик?

Леду. Вы заняты, прошу прощения.

Бержере. Ничего, говорите.

Леду. Нет. Вы заняты. Я подожду, когда вы кончите.

Бержере. Мне работы еще на пятьдесят лет хватит, голубчик!

Леду. Господин Бержере, дайте мне работу, я без дела. Урожай собран. Я не могу найти работы. А нельзя сказать, чтобы у меня не было желания. Я за все берусь. Могу разливать вино по бутылкам, чистить дорожки, выполнять поручения, могу быть садовником.