5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне - Анатоль Франс

Евфимия. Не беспокойтесь, барышня.

Зоя (г-же Бержере). До свиданья, Амелия.

Г-жа Бержере (Зое). До свиданья, Зоя.

Бержере, г-жа Бержере.

Бержере. Амелия, прошу вас, выслушайте меня. Вчера я вспылил, я был неправ. Это не в моих привычках. Обычно я стараюсь сохранять спокойствие и благоразумие. На этот раз я не выдержал. Будьте добры, простите меня.

Г-жа Бержере. И, конечно, вы набросились на меня. Вам следовало обратиться к господину Ла Клаври.

Бержере. Почему? Я его не знаю и не хочу знать, а я должен был предотвратить скандал.

Г-жа Бержере. Раз вы такого мнения, следовало сказать ему: «Сударь, я запрещаю вам делать то-то и то-то». Вы же предпочли оскорбить меня при всех!

Бержере. Я не оскорблял вас, я несколько резко поговорил с вами, но так, что никто этого не слышал.

Г-жа Бержере. Нет, слышали: аббат Лантень был там.

Бержере. Он был слишком далеко, чтобы слышать. Но довольно об этом.

Г-жа Бержере. Ну, конечно… Довольно об этом, — очаровательно!

Бержере. Вам самой вряд ли понравилось бы, если бы я остался равнодушным к прискорбному легкомыслию Жюльетты, и вы первая должны понять, что я почувствовал, видя, как Жюльетта…

Г-жа Бержере. Вы оскорбили женщину, вашу жену. Это подло… Но, как вы говорите: довольно об этом… Итак, вы хотели…

Бержере. Если я, совершенно не желая того, был недостаточно вежлив по отношению к вам, еще раз прошу меня извинить.

Г-жа Бержере. Никогда и никому не прощу грубости. Никогда!

Бержере. Умоляю, выслушай меня. Дело идет не о нас, а о наших детях. Надо, чтобы я с тобой поговорил, а ты меня выслушала. Это стало необходимым. Я был неправ: из боязни, что ты меня не поймешь, я слишком долго молчал.

Г-жа Бержере. Неужели я уж так глупа?

Бержере. Сейчас не время разбираться в наших умственных способностях. Сейчас надо проявить здравый смысл, если это только возможно.

Г-жа Бержере. Видите, вы уже сразу нападаете.

Бержере. Ах, боже мой, все-то ты навыворот понимаешь!

Г-жа Бержере. Да, да, да, я знаю, какого вы обо мне мнения. Но в моем мизинце больше здравого смысла и ума, чем во всей вашей особе.

Бержере. Господи, что же это такое! Будешь ты меня слушать? Я говорю с тобой о наших детях.

Г-жа Бержере. Ну, что же нового произошло с нашими детьми за это время?

Бержере. Глупо! То, что ты говоришь, глупо…

Г-жа Бержере. Очаровательный характер… и легкий… Да, собеседник вы приятный…

Бержере. Поразительно. Поговорив с вами, я тупею! Сейчас я уже идиот, форменный идиот!

Г-жа Бержере. К счастью, не все таковы, как вы. Я было тоже поверила, что глупа. Но я нашла людей, которые ищут моего общества и находят удовольствие в беседе со мной.

Бержере. Не понимаю, о чем мы говорим. Слова выскакивают одно за другим, как номерочки в лотерее, по воле случая, по воле страшного и гибельного случая.

Г-жа Бержере. Вам нечего сказать мне в ответ. Вот вы и изощряетесь в красноречии.

Бержере. Не угодно ли! Наши слова — как пыль на ветру. Крутятся, словно маленькие вихри, жалкие, слабые. Совсем крохотные! Мы ни на земле и ни в облаках — мы парим в темной и низкой сфере. Я остался, чтобы поговорить с вами о детях, чтобы… теперь уже не помню… Вы рассеяли, спутали все мои мысли. В один миг вы уничтожили во мне всякую способность мыслить, рассуждать, чувствовать. Превратили меня в тупого, а возможно и злого человека.

Г-жа Бержере. Видите, какой вы дерзкий, какой вы грубый.

Бержере. В тупого, а возможно, и злого…

Г-жа Бержере. Зачем стремиться к объяснениям? Мы все равно не поймем друг друга.

Бержере. Вот, наконец, правда!.. Мы сошлись на том, что ни на чем не можем сойтись. Это уже какая-то точка зрения — точка зрения твердая и определенная… Ее и надо держаться. Можно бороться с разрозненными силами, стихийными и случайными, с огнем, мечом, водой, но с неразумием органическим и концентрированным бороться невозможно. Тут ничего не поделаешь.

Занавес

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Г-жа Бержере, Евфимия, затем Ру.

Евфимия (входя). Барыня, господин Ру пришел.

Г-жа Бержере. Просите!

Евфимия выходит. Входит г-н Ру.

Вы только что приходили… Прошу извинить меня.

Ру. Помилуйте. У меня было дело здесь по соседству. Теперь я с ним развязался.

Г-жа Бержере. Я была занята отправкой дочек.

Ру. Как, они уехали?

Г-жа Бержере. Да! Они отправились на месяц в Люзанс, к своей тетке Зое. Пребывание в деревне пойдет им на пользу.

Ру. Вот как? А я и не знал.

Г-жа Бержере. Я решила это сегодня утром… А как вы?

Ру. Освободился от военной службы.

Г-жа Бержере. И уезжаете?

Ру. Завтра. Ничего не поделаешь. Сегодня — увы! — наш последний день!

Г-жа Бержере. Ах, друг мой, я и грущу и счастлива разом. Я одновременно испытываю и горе и радость. Понимаете вы меня? Нет, вы не можете меня понять.

Ру. Но почему?

Г-жа Бержере. Нет, вы меня не понимаете. Для вас женщина — игрушка. У вас их было много, и как легко доставались вам победы!..

Ру. О!

Г-жа Бержере. Слишком легко, кому как не мне это знать.

Ру. Амелия…

Г-жа Бержере. О, я ни о чем не жалею,

Ру. И не надо жалеть.

Г-жа Бержере. Я слишком горда. Нет, мой друг, я совсем не та женщина, какой вы меня считаете. Отдавшись вам, я мучилась раскаянием. Не при мысли о муже. У меня нет с ним ничего общего. Госпожа Бержере — это ошибка мадемуазель Пуйи, вот и все. Но я знаю, в чем моя обязанность перед самой собой. У меня есть долг по отношению к себе. Вы бы поняли меня, если бы знали, как я была воспитана. В отношении принципов моя мать была непреклонна. Наша любовь… А что, если она — преступление?

Ру. Нет, преступление не может быть столь сладостно.

Она нюхает цветы.

Откуда этот букет?

Г-жа Бержере. Эти цветы?.. (С чувством кивает головой.)

Ру с вопросительной улыбкой смотрит на нее.

От моего старого поклонника… О, не изображайте из себя ревнивца.

Ру и не думал об этом.

От председателя суда, Касиньоля, ему семьдесят лет. Двадцать два года тому назад он просил моей руки. Ему тогда было… Двадцать два из семидесяти… сорок восемь. Разница в возрасте была слишком велика. Ему отказали. Он был очень огорчен. С тех пор каждый год в день своего предложения он посылает мне букет, всегда из одних и тех же цветов. Бедняга!

Ру. Скажите на милость… Председатель суда Касиньоль?

Г-жа Бержере. Красивый старик.

Ру. Великолепный.

Г-жа Бержере. Он долго страдал от этой душевной раны; может быть, и теперь еще страдает. Но не могла же я в восемнадцать лет?..

Ру. Нет, конечно, не могли.

Г-жа Бержере. Ах, может быть, было бы лучше… Тогда бы я, верно, осталась порядочной женщиной.

Ру. Но в моих глазах вы продолжаете быть чрезвычайно порядочной женщиной.

Г-жа Бержере. Этого недостаточно. Я сама не могу вполне оправдать себя. Вы мне в этом поможете, — правда? — своим вниманием, привязанностью, верностью. Обещаете? (Проводит рукой по руке г-на Ру.) Ах, если бы у меня была семейная жизнь, как у других женщин, если бы муж понимал меня!

Ру. Муж не понял вас?

Г-жа Бержере. Он не знает, что такое женщина. Он даже не подозревает, что такое сердце женщины. Я много страдала, и, слава богу, у меня хватило силы скрывать свои страдания. В обществе я всегда улыбалась. Но вам, друг мой, я могу сказать: я была очень несчастна. Муж смял мою нежную душу. Оскорбил мое чувствительное сердце. Я много страдала из-за него.

Ру. А ведь он не злой.

Г-жа Бержере. У него нет идеалов!.. А для меня человек без идеалов… Вам знакомы, друг мой, умы, которые все засушивают, чье мертвящее дыхание… (Замолкает.) Так вот, у господина Бержере такой ум.