Александр у края света - Том Холт

Каждый мертвый грек — это чистый убыток, и сколько бы мы не убили при этом ваших, прибыли это нам не принесет.

Он глядел на меня, как будто ожидая, что я скажу что-нибудь еще, как будто сказанное звучало незаконченно.

— Это все, — сказал я. — Теперь иди и старайся изо всех сил, а я сделаю, что смогу. Кто его знает, может, мы и выберемся из этой заварухи.

Примерно через час после его ухода прибежал Основатель Продром с перекошенным от ярости лицом.

— Поверить не могу, — сказал он. — Это после всего, о чем мы договорились. После того, как ты дал слово.

Пытаясь починить сломанный наруч, я весь взопрел; нужно было припаять новую застежку, но пламя в очаге было недостаточно горячим, чтобы расплавить припой.

— Чего ты там болтаешь, Продром? — спросил я.

— Ты заключил сделку со скифом, — сказал он. — Один из стражников, который был тут, пришел и все мне рассказал. Ты предал доверие целого города, надеюсь, ты об этом не забыл.

Я вздохнул.

— Херня, — сказал я. — Ничего подобного я не делал.

На мгновение он лишился речи.

— Эвксен, нет смысла мне врать, я знаю обо всем, что было сказано в этой комнате. Ты заявил этому человеку, что сделаешь все, чтобы добиться мирного соглашения.

— Я знаю, — сказал я. — Я лгал.

— Что ты сказал?

— Я лгал, — повторил я. — Я вовсе не собираюсь отговаривать тебя и остальных от нападения на деревню; отчасти потому что ничего не выйдет, но в основном из-за того, что я желаю увидеть деревню сожженной дотла, а головы убийц моего сына — на кольях вокруг пепелища.

Продром смотрел на меня, будто я заговорил по-персидски.

— Я не понимаю, — сказал он. — Ты говорил ему...

— Верно. Он вернулся в деревню и прямо сейчас, я думаю, он рассказывает соплеменникам, что греки спят и видят, как бы им договориться миром, и что это последний шанс избежать войны. Если известном везении он может даже убедить их в этом. Что сделает нашу работу, которая назначена на послезавтра, куда проще.

Думаю, я никогда не видел никого, потрясенного сильнее, чем Продром в тот момент.

— Милосердные боги, Эвксен, — проговорил он. — Ты не мог так поступить, так...

— Хитроумно, — закончил я. — Это слово ты искал?

— Это бесчеловечно! — заорал он. — Это отвратительно! Я отказываюсь иметь с этим что-то общее!

Я улыбнулся.

— Не припоминаю, чтобы спрашивал твоего разрешения, — сказал я. — Так что все в порядке. Ох, ради всего святого, Продром, мы все согласились, что послезавтра мы атакуем скифскую деревню и перебьем всех живущих в ней скифов. На фоне этого решения маленькая ложь не имеет никакого значения.

Он уставился на меня так, будто я отрастил лишнюю голову.

— Поверить не могу, слышу такое, — сказал он, — из уст афинянина.

— Бывшего афинянина, — поправил я его. — А теперь, если только ты не разбираешься в пайке, проваливай, а по пути пристрой свою совесть туда, где она не будет тебя беспокоить. И на твоем месте следующие два дня я бы молчал, как дохлая рыба; ну, то есть, если ты не хочешь, чтобы скифы узнали, что мы для них готовим. У меня есть ощущение, что мы защищены меньше, чем должно, иначе откуда они узнали, что ворота останутся открытыми?

Он открыл рот, тут же закрыл его и побрел прочь, не говоря больше ни слова.

И если тебе интересно, с этого момента пайка у меня пошла как по маслу. Подозреваю, дело в том, что я взял наконец достаточно плавня.

При ближайшем рассмотрении средний фракиец оказывается вполне приличным малым. Думается мне, они пасут овец и коз так же, как мы, растят ячмень и бобы, спорят с женами, балуют детей, ссорятся с родственниками, ворчат на погоду, стареют и умирают в точности как все остальные. Средний фракиец, точно как и средний грек, рождается, живет и умирает в своей родной деревни, за всю свою жизнь не удаляясь от нее больше, чем на двадцать миль. Из этого следовало, что нанятые нами фракийцы не были средними, как и мы, впрочем. Таким образом, я не имею права заявить: все фракийцы никчемные вероломные уроды; я должен ограничить всю свою ненависть конкретной бандой фракийцев, с которыми мне пришлось иметь дело, и это даже к лучшему — чем меньше объектов, тем больше ненависти достанется каждому.

Никчемные, вероломные, трусливые уроды; они взяли наши деньги, получили относительно безопасное и исключительно простое задание и ухитрились его провалить. Я не приверженец теории, ставшей популярной в Антольвии вскоре после событий, которые я собираюсь описать, и глясящей, что они действовали намеренно — хотя бы потому, что они были слишком тупы для намеренных действий. Если бы они замыслили разрушить наш план, то не справились бы по недоумию и дела обернулись бы далеко не так скверно для нас, как это вышло в действительности.

Ты помнишь этот план, Фризевт, мой план — простой, прямолинейный, логичный план, согласно которому фракийцы отгоняют скифский скот, выманивая воинов из деревни и оставляя ее беззащитной перед нашими основными силами; когда скифы соображали, что их провели, они поворачивали обратно и попадали прямо в засаду.

Ну вот. Разве могло что-то пойти не так?

В назначенный день я решил идти с резервом, которому предстояло перехватить возвращающийся скифский отряд — отчасти потому, что это был единственный этап плана, чреватый неожиданностями; атака на беззащитную деревню обещала быть заурядной бойней, а чтобы организовать резню женщин и детей, не обязательно быть Александром или Брасидом — и это основная причина, по которой я хотел оказаться где-нибудь в другом месте. Я знаю, что это лицемерие и неуместная разборчивость, но хрена ли теперь.

Фракийцы выехали перед самым рассветом, а мы двинулись сразу после этого, поскольку должны были добираться до места засады пешком. Мы прибыли на позицию как раз вовремя, чтобы наблюдать, как скифы кинулись в погоню. Мы посмотрели, как они несутся галопом по талантливо оставленным фракийцами следам, грубо прикинули их число, которое замечательно совпало со сделанной ранее оценкой, а потом приложили все силы, чтобы тихо-спокойно ожидать их возвращения.

Мы ждали.

Долго ждали.

Никто не явился. Любой полдень покажется очень жарким, если скорчиться за камнем в полной броне, а поскольку никто не мог предвидеть, что мы проторчим здесь хотя бы вполовину так долго, запасами воды мы не озаботились. Оставаясь на позиции, мы не только рисковали зажариться до смерти, мы оказывались в изоляции — по всему выходило, что скифы догнали и уничтожили фракийцев, а потом, вдохновленные успехом, бросились на беззащитную Антольвию; уходя с позиции, мы могли попасть под удар на открытой местности и жестоко поплатиться.

На этой стадии рассуждений я сдался. Так ли, этак ли, мысленный образ толпы разъяренных Основателей, вопящих — как можно было оказаться таким идиотом, чтобы..? — пугал меня далеко не так сильно, как вероятное истребление друзей и соседей конными варварами.

— Возвращаемся в город, — приказал я, — со всей возможной поспешностью. Вы (обращаясь к сотне с лишним конных лучников-будинов) — разделитесь: пятьдесят с нами в город, остальные — к деревне. Узнайте, что там происходит, отправьте мне сообщение и делайте все, что нужно, если обнаружите врага. Понятно?

Вождь будинов кивнул и принялся отдавать приказы, а я тем временем присел и стал растирать ногу, терзаемую тысячами иголок. Вскоре мы потрусили к городу. Мы преодолели примерно половину пути, когда прискакал посыльный от тех будинов, которых я отправил в город, и сообщил, что город в безопасности, а выжившие в нападении стали подходить как раз одновременно с ними. Мне не очень-то понравилось слово «выжившие», но несмотря на то, что этот человек говорил по-гречески лучше всех остальных будинов, ничего более внятного я от него не добился. В любом случае, что случилось — то случилось. Не было никакой нужды нестись к городу, вывалив языки и рискуя свернуть шею. Остаток пути мы преодолели на нормальной скорости.

— Чтоб вам провалиться, где вы были? — заорали на меня, едва мы вошли в ворота.

Все обернулось не так плохо, как я предполагал.

Виноваты во всем оказались фракийцы. Коротко говоря, они расслабились; скот они гнали так медленно, что погоня настигла их куда скорее, чем было запланировано, и захватила их врасплох, ударив во фланги и с тыла. Противостоять такому маневру могла только хорошо обученная регулярная кавалерия, каковой наши дорогостоящие профессионалы почему-то не являлись. Они тут же запаниковали и бросились бежать, но вместо того, чтобы удирать в нужном направлении, кинулись на север и в результате вывели преследователей точнехонько к деревне. Им удалось оторваться (когда доходит до бескомпромиссного, решительного бегства, фракийцам нет равных), но так поздно, что скифский отряд прискакал к дому аккурат в тот момент, когда наше войско вышло к деревенским воротам, предвкушая безмятежное времяпровождение среди бессильных и беспомощных, а вовсе не битву с распаленными и крайне самоуверенными конными воинами.