Я был похоронен заживо. Записки дивизионного разведчика - Петр Андреев

Использовали мы все средства передвижения. Автомашины, грузовой, железнодорожный транспорт, где-то ехали на военной бричке и даже на платформе узкоколейной железной дороги. Можно себе представить, что нам пришлось пережить. Это была первая половина января.

Солнце уже над горизонтом. Мороз градусов пятнадцать. Нас четыре человека. Я со своим товарищем, младший лейтенант, мужчина лет тридцати. Видно, что не кадровик. И девушка лет двадцати, литовка, с большим хатулем (большой платок со связанным углами, в каких переносят грузы цыгане), едет к себе домой в Вильнюс. Чтобы не замерзнуть, бегаем, подпрыгиваем, делаем нехитрые гимнастические упражнения, вроде похлопывания себя по плечам в пустом двухосном железнодорожном вагоне с открытыми воротами. Воротное полотно отсутствует. По километровым столбам считаем: до Вильнюса осталось восемнадцать километров. Впереди по ходу поезда видим огромную вспышку, озарившую горизонт. И сразу же за ней вторую. Затем один за другим два громоподобных взрыва. Поезд замедлил ход, а затем и совсем остановился. Из вагонов стали выпрыгивать пассажиры, обмениваться мнениями, что произошло. Кто-то побежал к паровозу, узнать, когда поедем. Доложили, что поезд дальше не пойдет.

Быстро сгущаются сумерки. Поезд стоит в поле. Никаких строений нет. Только километрах в полутора видна деревня или хутор. Предлагаю своему попутчику попытаться отогреться в хате. Отошли метров на сто, обернулись. Младший лейтенант у вагона отплясывает чечетку. Жалко, замерзнет мужик, не доживет до утра в сапогах и шинели. Предлагаю пригласить и его. Николай не возражает. Зовем. Не раздумывает и бежит по нашему следу. У вагона остается одна девушка. Жалко, замерзнет, бедная. Приглашаем и ее. Тропы нет, идем по целине, хорошо, что снег не глубокий. Впереди промелькнул и погас огонек. Значит, жилье обитаемо. Долго стучим в дверь и в окна, наконец, кто-то подошел к окну. Уголок занавески приоткрылся, а затем мужской голос спросил: «Кто?» Объяснили. Нас впустили в хату. Тепло. Хозяин – старик (по нашему понятию, а так мужчина лет 50–55) и его жена – старуха того же возраста. Попросили чем-нибудь покормить. Мы уже забыли, когда ели. Хозяйка засуетилась, разожгла на припечке костерок, стала что-то разогревать. Мы сняли шинели, сидим на лавках, отогреваемся. Хозяин готовит для нас постель. Принес охапку соломы и расстилает ее на полу. Ко мне подсела девушка и шепнула, что она будет спать со мной. Ответил согласием. Накормили нас разогретой кашей. Не помню какой, но на голодный желудок было вкусно.

Сняв сапоги, я завалился на солому первым. Ко мне легла Эльза, к ней подвалился младший лейтенант. Николай лег рядом со мной. Как только погасили лампу, я почувствовал, что Эльзу что-то беспокоит. Она все плотнее прижимается ко мне. Я положил на нее руку и почувствовал, что лейтенант пустил в ход руки. А когда в его руку попала моя, он долго ее жал. Я руку не убрал, пусть думает, что он жмет руку Эльзы. Ужин и тепло быстро усыпили.

Поднялись на рассвете. Завтрак просить не стали. Неудобно было, да и торопились, боялись опоздать на свой грузовой. На путях поезда не оказалось. Пошли по шпалам в сторону Вильнюса. Вышли на какой-то разъезд или полустанок. Решили отдохнуть. Не успели согреться, как зашел железнодорожник, наверное, дежурный на разъезде (дорога была одноколейная), и сказал, что в сторону Вильнюса идет грузовой поезд. Он здесь не остановится, но скорость будет такая, что при желании можно прицепиться. В поезде было несколько платформ, груженных лесом, с тормозными площадками. Мы все четверо на них удачно разместились.

В город приехали на закате солнца. Поезд остановился у вокзала. Спрыгнув с подножки, бросились в вокзал. Потом мы узнали, что дальше проезда не было. Но нашим надеждам на ночевку в теплом вокзале не суждено было сбыться. Вокзал стоял без окон и дверей. Везде мусор и битое стекло. А произошло вот что. На железнодорожную станцию прибыл состав, груженный авиабомбами, где лоб в лоб встретился с маневровым паровозом. Взорвались два паровых котла и эшелон авиабомб. Взрыв был такой силы, что большая часть города осталась без оконных стекол, а здание вокзала, который находился в двух километрах от взрыва, – не только без стекол, но и без дверей. Колесные пары за два километра прилетели к пассажирскому вокзалу.

Эльза ушла к тетке, лейтенант – по своим, только ему известным делам. Нам опять надо устраиваться на ночевку. Нам сказали, что все железнодорожные пути выведены из строя и когда пойдут поезда – никому не известно. Еще нас предупреждали, что в городе неспокойно, а ночью военнослужащим вообще ходить запрещено. Даже патрульных убивают.

В надземной части вокзала холодно и сквозит. Решили попытать счастья в подвале. Повезло – нашлась пустая комната с дверью и холодным титаном в углу. Холодно, но не дует. На фронте не такое видели. Размышляем, что бы подстелить, чтобы не спать на холодном бетонном полу, как вдруг открывается дверь и входит Эльза. Представить себе не могу, как она смогла нас найти. Специально приехала на извозчике, чтобы увезти меня в дом к тетке. Не задумываясь, соглашаюсь, хотя Николай отговаривает. Но я не обращаю внимания. Мечтаю умыться и уснуть в теплой постели. Сели в стоящий на площади фаэтон с опущенным козырьком. По пути старался запомнить маршрут. Остановились у подъезда пятиэтажного дома, думаю, в центре города. Поднимаемся по уже темной лестнице. Все выше и выше, кажется, уже не будет конца. Уже мелькнула в голове маленькая тревога. Нас ведь только что предупреждали о чрезвычайной обстановке в городе. Наконец лестница кончилась. Эльза открывает дверь, и мы оказываемся в узком коридоре мансарды. Правая рука сжимает рукоятку пистолета с четырьмя патронами в барабане. Наконец входим в маленькую комнату, после темного коридора кажется, очень ярко освещенную керосиновой лампой. Через открытую дверь видна вторая комната или кухня такой же площади. В первой комнате две женщины о чем-то громко говорили. При виде нас замолчали на полуслове, и одна из них сразу же ушла. Эльза представила: «Это Петр». Повесила на гвоздь мою шинель, разобрала постель и предложила, даже стала уговаривать, ложиться поспать, а когда они с теткой приготовят ужин, она меня разбудит. Тетка сразу же ушла во вторую комнату. Мне неловко было отказать девушке в ее просьбе, и в то же время тревога, родившаяся еще на темной лестнице, набирала силу. У меня было две причины для тревоги. Во-первых, почему и куда ушла одна из женщин, и во-вторых, почему меня так настойчиво укладывают спать. Причем не вместе с ней, а одного. Решил я не искать приключений и, сославшись на то, что меня ждет товарищ и что мы срочно должны выехать из города, надеваю шинель. Прощаюсь и покидаю гостеприимную хозяйку. Идти по городу обратно было страшновато. Безлюдно, темная ночь. Шел, прижимаясь к домам. К счастью, с пути не сбился и на всем маршруте не встретил ни одного патруля.