Возвращение Мастера и Маргариты - Людмила Бояджиева

Женщина поднялась:

– Зря побеспокоила вас. Извините, что отняла время.

Шарль взял из рук визитерши книгу.

– Вы кажется, собирались подарить нам это. Чудное название – "Сердце ангела"! О, тут и посвящение – "Красивейшей из женщин". Кажется, не мне.

– Это история любви Клавдии Шиффер и Девида Копперфилда. Но не реальная, а такая, которую только можно вообразить в самую снежную, самую романтическую рождественскую ночь… Я хотела передать через вас эту книгу в Лос–Анжелесское Агентство, опекающее мисс Шиффер…

– Хм-м… С Девидом мы поддерживаем какие–то отношения, а с красоткой… – Шарль вернул книгу с тюльпанами. – Вас ввели в заблуждение, мы не занимаемся пересылкой.

– Опять ошибка, – женщина отошла к двери. – Я же говорила, что невезучая.

– Вот затвердили! – вспылил секретарь. – Вы не любите себя и не умеете за себя бороться! Это неприятно. Это лишает вас радости иметь врагов, а людей, для которых вы пишете, иметь ваши книги! Все так просто! Вы мечтали, что бы вашу историю прочитала знаменитая красотка и воспылала желанием сняться в фильме на ее основе? Ведь у вас нет другого выход. Здесь все глухо. Здесь кризис, лекарства стоят дорого, а ваши пятьсот баксов раз в пол года – это позор!

– Я не нуждаюсь. Но мне необходимо доказать, что я не пустое место! Да, я хочу, что бы мой труд кого–то радовал. И хочу, чтобы за него платили деньги! – в глазах женщины вспыхнула решимость, привлекшая Шарля.

– Так уже вы мне нравитесь больше. Наличествуют тщеславие, гордыня, зависть! В таком вот случае уже можно чем–то помочь… Дорогой друг, обратился он к секретарю, – что мы можем предложить отчаявшейся даме?

– Сейчас, шеф, живенько состряпаем, – Бе Гимот оказался возле компьютера, защелкал клавишами, загудел, зазвенел и вскоре подал два листа – сканированные колонки газетного текста.

– "Нью–Йорк таймс" и "Лос–Анджелесское ревю" – завтрашний выпуск. Смотрим раздел "Новости культуры и искусства". Вот:

"Вчера в Москве в приемной Холдингового Центра культурного фонда произошел знаменательный инцидент. Группа российских кинематографистов в письменной форме и на словах выразила свой протест в адрес голливудских деятелей. "Как у нас появиться что–нибудь стоящее, они обязательно перехватят", – сказало ответственное лицо Союза кинематографистов. "Нам самим тут надо". – Подтвердили коллеги, среди которых были все известные". – Секретарь остановился – Я перевожу не совсем точно. – И продолжил обличительным голосом советского диктор, клеймившего происки классовых врагов: – "Конфликт разгорелся вокруг прав на экранизацию романа известной Российской писательницы "Сердце ангела". Героиней романа является Клавдия Шиффер. Однако русские кинематографисты намерены создать свою версию, пригласив на главную роль лучшую актрису страны Инну Чурикову. В Голливуде же не обошлись, как обычно без интриг. Студия "Уорнер бразерс" перехватила материал и запускает фильм, подменив мисс Шиффер Линдой Евангелисте. В Московский и Лос–Анджелесский суд поданы судебные иски. Наш корреспондент предполагает, что конфликт разрешится созданием трех параллельных киноверсий нечеловечески увлекательного романа…"

– Убери "нечеловеческий", – заметил Шарль.

– А какой еще? Здесь же про ангелов, – пожал плечами Батон и зачитал концовку публикации: – "Как вы оцениваете книги русской писательницы, мэтр?" – спросили мы у Сидни Шелдона. – "Полный атас!" – ответил корифей…" Ну как?

Секретарь надул щеки и стал похож на крупного кота. Сочинительница, всхлипнув, виновато поморщилась:

– Немного… Немного слишком…

– Немного!? – обиделся "черкес". – Да это же совершенный…

– Абсурд! – поспешила успокоить его дама в черном. – Именно то, что мне надо. Чем я смогу отблагодарить вас?

Шарль окинул визитершу придирчивым взглядом, словно прикидывая, какой воз потянет столь хилая лошадка. И молвил:

– А возьмите на себя труд, уважаемая, сочинить в следующий раз нечто более правдоподобное. Фокусников этих и рекламных куколок выкиньте из головы! Забудьте, ну их, в самом деле. Взгляните правде в глаза, выберите обычных простых героев, людей из толпы. – Он встал рядом с Батоном. – Вот, как мы, например. Только никакого украшательства, умоляю! Голые факты. Шарль де Боннар поднял указательный палец и голосом чревовещателя произнес: – Ваш тринадцатый роман будет о нас. Идет?

– Обещаю, – слабо произнесла сочинительница и привычным движением сунула под язык таблетку…

… – Такое впечатление, шеф, что у вас договор с психбольницей по поставке клиентов, – Батон сосредоточенно приводил в порядок рабочее место де Боннара.

– Разве сочинительница уже там?

– Не сейчас, так потом. Крушение надежд выдерживают не многие. Мы обманули ее, шеф, – балетным движением короткой руки секретарь смахнул с полки собрание сочинений дамы в нарядных конфетных обложках. Книжки растворились в воздухе.

– Ты становишься невыносим, милейший. Я еще не президент, а ты ведешь себя как премьер–министр. Лезешь во все без исключения. И нагло дезавуируешь мои действия. Никто здесь никого не обманывает. Это принцип моей работы с людьми. – Шарль взвесил на ладони роман с тюльпанами и элегантно уронил его в мусорную корзину. – "Сердце ангела" получат те, кому оно предназначалось и пустят в ход. Фильм будет иметь бешенный успех… Правда, не так скоро, как следовало бы. – Он взглянул с тоской на мусорную корзину и одиноко лежащую в ней книгу. – Кроме того, я ведь подсказал писательнице волнующую тему, причем, совершенно бескорыстно. Пусть работает! – Шарль сосредоточился на своем отражении в стекле шкафа, наполненного сувенирами далеких странствий. – Такой вот добренький дядюшка Шарлик.

– Тогда еще один порыв благотворительности, шеф, – сунув руку за пазуху, Батон долго копался в подкладке черкески и, наконец, выудил помятый конверт. – От вашего хорошего знакомого. Именно он опубликовал ваш нетленный труд "Еще раз о культурной интеграции в условиях вторичного посттоталитаризма", том 1. Тираж 30 штук. Раритет, золотое тиснение.

– Сообщи, что второго тома пока не будет.

– Это естественно. А как насчет штанов, шеф?

Машинально пробежав рукой по собственным брюкам и удостоверившись, что с туалетом все в порядке, Шарль пригвоздил Батона испепеляющим взглядом и вскрыл конверт. Там оказался листок в клеточку из школьной тетради, исписанный от руки.

"В Дирекцию холдингового Центра. (Копия в казино клуба "Муза")

Корректора Печкина Н. И.

Заявление.

Имею честь сообщить, что в вашем уважаемом чертовом казино я проиграл:

1) компьютерный диск словаря Ожегова,

2) рукопись мемуаров писателя Киркорова, случайно имевшуюся при мне,

3) дорогие моему сердцу номерные часы "Роллекс" (подарок дамы),

4) 3000 (три тысячи) американских долларов, а так же все, что было на мне, включая нательный автограф А. С. Пушкина. Кроме того, – трехэтажный кирпичный флигель издательства по адресу (…).

Ввиду того, что в данный момент я нахожусь под следствием в соответствующем учреждении по причине заимствования одежды крупье без его разрешения, прошу в порядке временного облегчения моей участи выдать хотя бы 300(триста) долларов США".

"Выдать", – размашисто подмахнул заявление Шарль.

– Не вижу обычного полета воображения, – взгрустнул кот, забирая листок.

– Чего ж еще? Издательство вернуть?

– Лучше уж взорвать. А впрочем, они сами удавятся. От мерзости и неуважения к людям.

– Правильно. Пусть лучше сами. Но ты уж устрой, что бы не затягивали. К каждому празднику торжественное поздравление. Мол: "Скорбим вместе с вами". Или "С трепетом ждем трагических известий. Всегда ваши…". Подписи, подписи не забудь. Эх, столько подлостей вместе делали! – Шарль протер пенсне и объявил: – Каюк. Прикрываем лавочку.

Глава 10

В вагоне электрички оказалось не много народу, хоть и ждали ее два часа. В расписании происходили сплошные отмены. Непонятно, кого вообще и какие дела гнали в Москву из глубинки в этот дождливый августовский день. Уже неделю природа заливалась слезами и просвета не предвиделось. Почернели и ссутулились под дождем домишки за кривыми заборами, разлились на ухабистых дорогах смачные, замешанные с рыжей грязью лужи, нависло над осиротевшими без солнца перелесками и полями тяжелое небо, разбойничий ветер нещадно трепал отягощенные плодами яблоневые сады – последнюю радость уходящего лета.

Все это виделось Маргарите сквозь мутное стекло в кривых бегущих потеках. Ручейки бережно огибали оставшуюся метку – след двух ладоней. Максим прижал их к стеклу и шел за вагоном, пока электричка не набрала скорость. Маргарита рванула фрамугу, что бы крикнуть ему самое главное, но не смогла открыть. Больно выломала ноготь и опустилась на сидение, упрямо заклиная: люблю, люблю, люблю тебя….