Возвращение Мастера и Маргариты - Людмила Бояджиева

– Вы меня не путайте, – твердым голосом сказал Бермудер, уклоняясь от поглаживаний голубого. – Зачем устраивать цирковой аттракцион в деловом разговоре? Скажите прямо, что не заинтересованы моим предложением.

– Ну с чего вы взяли, что не заинтересованы? Вы просили об установлении законных прав в наследовании? И вот! Кто сделает это лучше родного прадедушки? – Де Боннар обратился к восковому основателю: – Что скажете по этому поводу, господин Эйнем?

Чучело темпераментно произнесло что–то по–немецки и зациклилось, как поломанный патефон на одной фразе. Бермудер случившегося никак не осмыслил и сказанного не понял. Все смешалось в его голове. С книжных стеллажей, словно чертики из табакерки, посыпались разные субъекты, некоторые из которых показались содиректору знакомыми, например, Карл Маркс, Ги де Мопассан, Лев Толстой, Василий Теркин и даже крупная дама по имени Аврора Дюдеван в прическе на прямой пробор и длинных юбках. Все они тыкали пальцем в Бермудера и на разных языках восклицали: "Типичное советское дерьмо!" Даже благообразный палестинец в клетчатой скатерке на голове, возможно, сам Арафат, был среди хулиганов. Пользуясь фарси, он присовокупил к высказыванию отборную матерщину.

Бермудер пятился, наступая на чьи–то ноги, путался в дамских юбках, спотыкался о музейную обувь. При этом некто типа бравого солдата Швейка щекотал его под ребрами, а восковой немец все твердил нечто невнятное.

– Вы, очевидно, подзабыли родной язык, наследничек, – ласково подмигнул толстяку де Боннар. – У прадеда к вам просьба.

Бермудер напрягся, все еще не теряя надежды на серьезный поворот дела.

– Не поняли произношения? Извольте, я помогу. Господин Эйнем говорит следующее: "кис михь ин арш". Что по–русски означает несколько не обычное пожелание…

– "Поцелуй меня в задницу", – машинально перевел бывший переводчик и из последних сил рванулся к двери. Но уйти от ответственности Бермудеру на сей раз не удалось: перед ним возник восковой зад основателя фабрики и к нему в прединсультной истоме прильнули пухлые уста содиректора…

В тот же день Шарль де Боннар принял человека, просившего об инвестициях для "Фонда защиты сирот имени захоронения останков семьи Романовых". Глаза у человека были честные, лицо открытое и мужественное. Такой пойдет за сирот грудью против танков, баллистических ракет, голыми руками задушит мафию и снимет с себя последнюю рубашку. Между тем у Батона завалялся тщательно оформленный документ, из которого следовало, что мужественный глава Фонда ни только не лишал себя ради сирот куска хлеба, но и позволял маленькие слабости. Например, приобрел в Италии мотоцикл любимой марки "Дюкети" и заказал известной английской фирме повторить его в масштабе 1:1, но из чистого 24–х каратного золота.

– Чужая душа – потемки, – заскучал Шарль, выпроводив просителя. Может объяснишь, зачем этому чудиле золотой мотоцикл?

– Стрессы, политическая нестабильность, плохая экология… Да что там – пусть лечиться. Может, и оклемается, – миролюбиво замял философскую дискуссию Батон. Стоя у окна, он наблюдал за тем, как рассасывается инцидент во дворике. Секьюрити борца за права сирот вступили в конфликт с прибывшими санитарами Кащенко. И проиграли: их шефа, бегающего на четвереньках с характерными выхлопными звуками, изображавшими мотоцикл, увезли в самую популярную Московскую клинику.

Шарль задумчиво сидел за своим столом над книгой современного немецкого исследователя Франка Дитмана "Английские путешественники в Россие", глубоко анализирующей процесс соприкосновения национальных менталитетов. В воздухе витали кондитерские ароматы, с трудом вытесняемые пихтовым запахом, льющимся из кондиционера. Секретарь положил перед шефом визитную карточку и шепнул со значением:

– К вам дама.

Она вошла, щурясь под очками и переводя дух.

– Мне рекомендовали обратиться в вашу организацию… – дама присела на краешек предложенного кресла и поджала ноги. Черная юбка до щиколотки, черный джемпер с крошечной брошью в виде дракона навевали мысли о финансовой скромности. В руках прибывшая держала перевязанную бечевкой коробку, от одного вида которой у Шарля забарахлила чертоплюйская железа. Указанная железа находиться в подъязычной области, обладает функцией индикатора и дает о себе знать ощущениями, сходными с теми, которые возникают у человека при виде нарезанного лимона. Шарль не мог определить, относится ли сигнал к посетительнице или к ее коробке, очевидно, содержащей шоколадный набор. Он с хлюпаньем проглотил ядовитую слюну и постановил: "Очередная благотворительница. Изображает безденежную интеллигентку, скромные конфетки принесены в качестве презента. Слезами обольюсь и выпровожу".

– У меня к вам просьба, – без жалостливой преамбулы объявила дама и стала разворачивать бумагу. Под ней оказались не конфеты, а нечто более странное и противное – книга с обложкой, изображающей поле красных тюльпанов и с таким названием, от которого у подоспевшего Бе Гимота, в самом деле навернулись слезы.

Дама слегка наклонилась к Шарлю, пытаясь заглянуть за зеркальные стекла пенсне, но ничего не увидела кроме неприятного, довольно презрительного лица. Шарль же не уловил во взгляде дамы искательности и подобающего ситуации кокетства. Только растерянность и тоску. Просительница прижала книгу к груди.

– Я написала двенадцать романов, их издали. Правда, под чужими именами. Мне даже платили деньги, большие деньги. Но… – с отвращением к себе она опустила глаза и выпалила: – Обо мне не написали ни слова…

– Ни слова гадости? – удивился отошедший к стеллажу секретарь.

– Вообще, – упавшим голосом сообщила сочинительница.

– Не понимаю! – Шарль вскочил. – Отказываюсь понимать! Двенадцать книг принесли человеку огромные гонорары и ни слова критики?! В каком мире вы живете? Куда девалась творческая принципиальность, здоровая товарищеская поддержка? – Он обращался к расставленным Батоном на полках томам. – Где, в конце концов, критики, враги?

– У меня нет их, – призналась сочинительница с легким всхлипом. Простите я не собираюсь плакать, это я так дышу. У меня короткое дыхание.

– Катастрофа! – уставился на нее Шарль. – Нет врагов! Вот уж конфуз, милая вы моя… Как же вы могли допустить такое? Даже святые проповедники подвергались жестоким гонениям… А ведь работали без гонораров. Абсурд! Он подошел к посетительнице и окинул ее внимательным взглядом из–под пенсне. – Позвольте поинтересоваться, если не секрет, о чем же таком вы пишите?

– О том, как можно было бы жить, если бы все сложилось, как мечтается…

– Политическая утопия?

– О, нет! Косметический романтизм… Мне хочется рассказать всем о любви, красоте, настоящей преданности… Ведь есть же все это! Пусть даже только в наших мечтах, – она поникла и умолкла, засомневавшись в собственном заявлении.

– Понятно. Любовь, красота… И вы туда же. Ничего удивительного дает о себе знать глобальный дефицит вечных ценностей. Требуются витаминные добавки в виде транквилизирующих сказок, – Шарль широкими шагами мерил кабинет.

– Я лишь хотела подарить людям иллюзию праздника! – взмолилась просительница.

– Подарить?! – грозно рявкнул, нависая над ней Шарль.

– Вы не так поняли! За свой труд я получала пятьсот условных единиц в месяц. В среднем… Не всегда… – она покраснела и горячо заявила: – Это нормально!

– Послушайте, леди, – вмешался в беседу рыжий секретарь, расставивший на полке откуда–то вдруг появившиеся книги сочинительницы, – чем так мучаться, бросьте вы все это, идите работать к нам лифтером!

– Разве у вас есть лифт? Я поднималась по лестнице, – удивилась женщина, явно страдавшая одышкой.

– Нет, так будет, – заверил Батон. – Тысяча баксов в месяц. Вы ведь имеете кучу дипломов и приличное образование. Это не блажь, а насущная потребность – интеллигентный человек просто необходим… у лифта!

– Благодарю! Ваше сделали очень щедрое предложение. Но я невезучая все желаемое приходит ко мне слишком поздно.

– В чем дело? Боитесь суеты? Не умеете обращаться с подъемным устройством? – нахмурился, теряя терпение Шарль. В конце концов, сможете писать о своих праздниках любви у лифта. Обеспечим стол… Да к чертям этот лифт! Причем здесь, вообще, лифт? – Он вдохновлялся благодеянием, подвергаясь воздействию фермента чертоплюйской железы. Фермент диагностировал стопроцентную правдивость искательницы.

– Оставьте идею трудоустройства, шеф, у госпожи сочинительницы клаустрофобия и проблемы со здоровьем, – Батон кивнул в окно. – Там ее ждет инвалидное кресло.

Женщина поднялась:

– Зря побеспокоила вас. Извините, что отняла время.

Шарль взял из рук визитерши книгу.

– Вы кажется, собирались подарить нам это. Чудное название – "Сердце ангела"! О, тут и посвящение – "Красивейшей из женщин". Кажется, не мне.