Мучения Минти Мэлоун - Изабель Вулф

– Хотелось бы мне, чтобы ты сказала «нет» своему наркотику, – отрезала я. – Ты безнадежный, пропащий филантроп!

Март

Нет ничего лучше, чем быть радиоведущей. Я обожаю свою работу. Не потому, что карьера пошла в гору. Не потому, что работа приносит мне удовольствие, высокий заработок и профессиональный статус, внимание прессы. Нет, я обожаю работу по другим причинам. Перво-наперво, мне больше не нужно брать интервью у Ситронеллы Прэтт. А сверх того, я вольна раньше уходить домой и стала намного счастливее. Даже не переживаю по поводу Доминика и его новой помолвки. Я повеселела. В первый раз за долгое время я чувствую, что мне все по плечу. Маятник качнулся – на этот раз в мою сторону. Что поделать, такова жизнь. Пестра, как гобелен, несказанно разнообразна. Как писала Эмили Дикинсон: «То колокольчик звенит, то гробовое молчание». Иногда случается что-то страшное: жених бросает тебя в день свадьбы, но потом, восстанавливая равновесие, обязательно происходит что-нибудь хорошее. Вот как мое повышение. Хотя мне очень жаль, что для этого бедный дядюшка Перси должен был отправиться к праотцам.

Что мне на самом деле по вкусу – помимо самой работы, – так это то, что, едва закончится программа, я свободна как ветер. Не надо торчать за столом, монтировать репортажи ночи напролет, а на следующее утро просыпаться со щелочками вместо глаз. Теперь этот крест несет Моника. Она заикнулась, что всегда мечтала стать репортером, и в общей суматохе Джек ее тоже повысил. Восторгу не было предела. Моника молода, полна энтузиазма и, как и я, заражена «радиовирусом», поэтому тяжелой работы не боится. А в мои обязанности входит всего лишь вести программу. И как здорово, что больше не надо никому помогать! Отработал в эфире, и дело с концом. Можно идти домой. Хотя обычно я остаюсь. Обожаю поторчать в офисе, поболтать со всеми, хотя у Уэсли теперь одна тема для разговоров – скорое отцовство и он уже всех достал своими младенцами. Я читаю газеты, делаю телефонные звонки, а потом, где-то в половине пятого, шагаю домой. Сегодня я пришла в пятнадцать минут шестого и, как обычно, застала Эмбер за любимым занятием. Сестрица разговаривала по телефону.

– Алло, – прогнусавила она. – Книшний мака-зин «Бор-р-дерз»? Уи. Говор-р-ить Сильвия Дю-пон. – О господи, опять она взялась за старые штучки. – Й-а звонить, чтобы заказить оч-чень карошший книга, ка-аторий весь мой друзийа рекомендовать. Оно на-зивать «Общественний полза», очень карошший автор, Эмбер Дейн. Й-а хотеть заказить дьесать штюк, силь ву пле... уи, уи... мерси... оревуар... Ха! – Положив трубку, Эмбер закатилась хохотом.

– Только не говори, что ты потом забываешь прийти и забрать книги, – сказала я.

– Да! – ухмыльнулась Эмбер. – Им ничего не остается, как их продать!

– И много книжных магазинов ты уже обзвонила?

– Тридцать три, – гордо ответила она. – И все время говорю с разным иностранным акцентом. Особенно классно получается с русским. Хочешь, продемонстрирую?

– Нет, спасибо. Надеюсь, ты вспомнишь, кем притворялась – русской или француженкой, – когда они перезвонят тебе и скажут, что заказ доставлен.

– Не глупи, Минти. Я всегда даю неправильный номер телефона.

– Ты чудовище, – со смехом признала я.

– Слушай, думаешь, легко быть писателем? Приходится использовать все доступные средства. – Откуда ни возьмись появилась Пердита и, урча, запрыгнула к Эмбер на колени.

– Она так хорошо выглядит, – оценила я, погладив кошку по голове. – Поправилась.

– Да, но мы не будем объедаться. Ведь мы же не хотим разжиреть, да, киска? Ну что, Пердита, покажем тетушке Минти, что мамочка купила нам сегодня в «Харродз»?

Эмбер блаженно улыбнулась, исчезла в кухне и вернулась с кошачьей корзинкой, отделанной мехом, и фарфоровой мисочкой с инициалами.

– Последний писк кошачьей моды, – довольно объявила кузина. – Все лучшее для нашей малышки.

– Повезло тебе, Пердита, – вздохнула я. – Меня бы так кто любил.

Эмбер открыла банку сардин в масле и наполнила до краев именную мисочку.

– Не переусердствуй, – предостерегла я.– Ей нельзя есть слишком много, а то плохо станет. Хотя сейчас у нее вид что надо.

– По-моему, она все еще растет, – оправдывалась Эмбер. Пердита пожадничала и поперхнулась. – Помни, Минти, мы должны компенсировать ей несчастное детство.

«Алло!» – проскрипел Педро. Звонил телефон. Наверное, кто-нибудь из книжного магазина. «Как поживаете?» – кричал Педро вслед, пока я шла в прихожую. «Да... да... да», – скучающим голосом повторял он. Я сняла трубку:

– Алло!

– Это Минти Мэлоун? – женский голос на другом конце провода был мне незнаком. Казалось, звонившая сильно расстроена. Пораженная ее тоном, я замешкалась с ответом.

– Это Минти Мэлоун? – повторила женщина, уже более настойчиво.

– Да. Это я. Кто говорит?

Наступила минутная пауза, и я начала нервничать.

– Вы меня не знаете, – с опаской сообщила незнакомка. Выговор у нее был аристократический. – Но мне очень нужно с вами побеседовать. – Она отчетливо произносила каждую букву.

– Зачем?

– Мое имя – Вирджиния Парк.

Пол в прихожей накренился под ногами. Хорошо, что рядом был стул, на который я и рухнула. Лицо у меня горело, а сердце отбивало барабанную дробь.

– Вы знаете, кто я такая? – поинтересовалась она. Голос у нее дрожал от волнения.

– Да, – тихо откликнулась я. – Знаю.

– Мне необходимо с вами поговорить, – повторила она.

– Зачем? – Меня подташнивало.

– Думаю, вас заинтересует то, что я хочу рассказать.

– О чем? – будто издалека услышала я свой голос. Мне было страшно, но до смерти любопытно.

– О Доминике, – чуть ли не прошептала она. – Я хочу рассказать вам кое-что о Доминике.

Так я и знала. А с какой еще стати она вздумала мне звонить? Что же произошло? Сердце сжалось от страха. О боже... Нет! Прошу тебя, Господи, нет! Он ужасно со мной обошелся, но я не желала ему плохого. В воображении пронеслись картины: останки Доминика размазаны по всему шоссе М-1[75], их собирают в пластиковый мешок. Доминик попал в ужасную аварию. Так вот почему она мне звонит: его мать, наверное, обезумела от горя.

– Он умер? – пролепетала я. Голова шла кругом. – Просто скажите. Что-то случилось? Он мертв?

– Нет, не мертв, – отрезала она. – Но лучше бы сдох, будь он проклят!

– Тогда почему вы звоните?

– Потому что... – в трубке послышались отчетливые рыдания. – Потому что этот ублюдок только что разорвал помолвку.

– Мы должны были пожениться в мае, – рассказывала она в перерывах между всхлипываниями. – Мое платье было уже почти готово. Отели забронированы. Мы даже позировали для «Лестершир лайф».