Новая сестра - Мария Владимировна Воронова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сквозь все эти сомнения и метания проступала одна ясная мысль: зачем думать, что же будет потом, когда этого «потом» может и не случиться? Мечты не сбудутся, достойная жизнь не состоится. Либо позорное существование стукачки, либо лагерь.
Так, может быть, позволить себе кусочек счастья? Одну ночь настоящей любви, а дальше будь что будет.
… – Не знаю, Элеонора Сергеевна, – вздохнула Катя, – молодой человек хочет, чтобы мы встречались, ну вы понимаете, как муж и жена, только без росписи. А я не знаю…
Воинова посмотрела на нее строго, как классная дама из рассказов Таточки про свое детство.
– Катя, тут правило одно: не хочешь – не делай, – сказала она сухо.
– Но обстоятельства такие…
Воинова поморщилась и отмахнулась:
– Катя, обстоятельства тут не имеют ни малейшего значения. Хотите – делайте, не хотите – не делайте, вам решать. Вы ничего никому не обязаны объяснять, в том числе себе самой.
– Но он мужчина, у него есть потребности…
– У вас тоже есть потребности. И ваши потребности важнее, потому что, простите, рожать вам, а не ему.
– Но мне придется как-то объяснить, отчего…
Воинова всегда казалась Кате мягкой и спокойной женщиной, она никак не ожидала, что та стукнет ладонью по столу.
– Не придется! – гаркнула она. – Катя, вы меня слышите? Не придется вам ничего объяснять! Вашего «не хочу» вполне достаточно.
– Но он… – начала Катя, и снова ей не позволили договорить.
– Но он если так хочет, то пусть сделает, чтобы вы тоже захотели, – отчеканила Элеонора Сергеевна, – и, если для этого требуется та самая дурацкая бумажка из загса, пусть он вам ее предоставит.
Катя вздохнула:
– Если бы все было так просто, Элеонора Сергеевна. У нас такие обстоятельства, что мы не можем сейчас пожениться…
– Это какие? – Воинова нахмурилась: – Он что, женат?
– Владик? Женат? Господи, нет, конечно! – Катя улыбнулась от такого странного предположения. – Он студент, такой же, как я… То есть как я была, пока не исключили.
Лицо Элеоноры Сергеевны смягчилось:
– Тогда я не пойму, что вам мешает, раз вы оба свободны и любите друг друга.
Катя нехотя рассказала про негде жить, про невозможность повенчаться, даже про то, что ей кажется, конечно, это ей только кажется, но не может она отделаться от мысли, что комсомольский вожак Владислав Краснов просто боится взять в жены девушку, скомпрометированную дворянским происхождением и исключением из института.
– Да, дела, – Элеонора Сергеевна протяжно вздохнула, – как все-таки повторяется жизнь… Как одинаково испытывает на прочность…
Она посмотрела куда-то мимо Кати, прикусила губу и покачала головой. Катя испугалась, что чем-то ее обидела, но Воинова встала и нежно, по-матерински погладила ее по плечу и поцеловала в макушку.
– Как хорошо, Катенька, что я вас позвала. – Элеонора Сергеевна встала на табуретку и достала со стеллажа пачку папирос и спички. – Вот, держу НЗ для таких важных случаев. Вам не предлагаю, потому что это дурная и вредная привычка, а сама переведу дух. Вы не против?
– Нет, что вы, конечно нет, – Катя вскочила и помогла Воиновой сойти с табуретки.
Элеонора Сергеевна открыла форточку и закурила только с третьей спички. Первые две беспомощно чиркнули по коробку и сломались.
– Видите ли, Катя, когда-то я была на вашем месте, – сказала Воинова, глубоко затянувшись, – тоже была без памяти влюблена, и мой возлюбленный приводил мне точно такие же аргументы.
– Но вы устояли?
– Какое там, – она махнула рукой и невесело усмехнулась, – не устояла, причем дважды. И тоже мне казалось, что мы предназначены друг другу и нас соединяет сам господь. В гордыне своей я решила, что раз мы оба уцелели в войне, и судьба свела нас вместе в одном городе, то это знак свыше и нам разрешено больше, чем другим, и любовь наша выше всех условностей. Я согрешила с этим человеком, Катя.
– А он?
– А он… Да какая, в сущности, разница, что он, согрешила я, и густая тень этого греха легла на всю мою последующую жизнь.
Воинова снова глубоко, по-мужски затянулась.
– А потом? – спросила Катя хрипло.
Элеонора Сергеевна пожала плечами:
– Потом ничего. Тень лежит до сих пор и будет лежать до моей могилы. Первый раз, Катя, в жизни женщины это как смерть. Не вернуть, не исправить. Я решилась на это пойти, ослепленная иллюзией любви, и очнулась, только когда ничего уже нельзя было поправить. Мой муж не получил от меня того, что я должна была ему дать.
– Неужели Константин Георгиевич…
– Нет-нет, Катя, у меня хватило совести признаться ему до свадьбы. Он простил меня, и больше мы никогда не говорили с ним об этом. Я не слышала ни одного упрека за всю жизнь, но все равно, до него я была с другим, и этого уже никак не изменишь. Может быть, если вы, узнав мою историю, не повторите моей ошибки, мне станет немного легче… Но вы такая юная, вам, молодому поколению, наверное, кажутся глупыми терзания старой дуры по утраченной невинности.
Воинова усмехнулась.
Катя энергично замотала головой, не зная, какие слова тут можно подобрать.
– Я вас очень прошу, Катя, подумайте, прежде чем бросать свое сердце к ногам проходимца, – продолжала Элеонора Сергеевна мягко и задумчиво, – скажите ему, что вы его любите, и согласны выйти за него замуж, а не совокупляться украдкой под кустом. Если он дальше будет петь свои баллады о великой любви с препятствиями, значит, он не стоит вашего внимания.
– Но ведь действительно разные ситуации бывают.
– Нет, – Воинова сжала губы, – нет, Катя. Таких ситуаций, чтобы надо было срочно испортить девушку, не бывает. Их не существует. Я тоже считала, что они есть, и поплатилась за это. Катя, если бы вы были другой, раскованной, современной девушкой и сами хотели весело провести время с любовником, то мы бы с вами сейчас не разговаривали. Вы бы радостно предвкушали приятный вечерок, а не выглядели бы как приговоренная к казни. Вам самой не хочется этого, так не делайте!
«Не «как», а приговоренная, – вздохнула Катя, – но об этом никому не нужно знать».
– Вам сейчас, наверное, нелегко это понять, – мягко продолжала Элеонора Сергеевна, – но любовь никогда не выше правил и условностей. Она сама и есть эти правила и условности. Когда хочется переступить правила,
