Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому времени, как вышел учебник Хоккетта (1958), Хомский и Хэррис опубликовали работы (1956 и 1957), в которых предлагался систематический анализ как поверхностной структуры, так и глубинной структуры предложений посредством правил, которые тот и другой назвали «трансформационными». Хотя Хэррис и Хомский работали в тесном сотрудничестве (и в своих публикациях каждый из них признал, что он многим обязан другому), они с самого начала разрабатывали теорию «трансформационной» грамматики в различных направлениях. Позднее была предложена еще одна, третья, система грамматического анализа, использующая «трансформационные» правила, так называемая «аппликативная грамматика».
Мы не будем здесь вдаваться в различия между этими теориями. Важно, однако, иметь в виду, что решение вопроса о том, что именно было бы «законно» считать трансформационной грамматикой, представляет собой серьезную терминологическую проблему. Если попытаться сформулировать определение «трансформационализма» таким образом, чтобы оно относилось и к методическим процедурам Хэрриса, и к теории Хомского, и к модели «аппликативной грамматики», то, возможно, обнаружилось бы, что оно также относится ко многим другим теориям грамматической структуры, которые описываются авторами этих теорий как «нетрансформационные».
Цель этого утверждения (которое не содержит в себе какого-либо полемического смысла) заключается только в том, чтобы привлечь внимание читателя к тому факту, что в формализациях, предложенных Хомским, Хэррисом и Шаумяном, термин «трансформационный» определен строго, но неодинаковым образом.
Термин «трансформационный», к сожалению, вызывал в современной лингвистической литературе много излишних споров и недоразумений. Если употреблять этот термин в самом общем и достаточно неформальном смысле, а не в том специальном значении, которое ему придает какая-либо одна теория, можно с достаточным основанием сказать, что «более глубинные связи» между предложениями, которые «находятся за пределами поверхностной грамматики» (ср. приведенную выше цитату из Хоккетта), представляют собой трансформационные отношения; это совершенно законное употребление термина «трансформационный». Многие из этих трансформационных отношений были хорошо известны традиционной грамматике; но лишь относительно недавно был достигнут определенный прогресс в том, чтобы сделать их предметом эксплицитного генеративного описания. Любая грамматика, которая ставит своей задачей приписать каждому порождаемому ею предложению как анализ глубинной, так и анализ поверхностной структуры, а также установить между этими двумя анализами систематические отношения, является трансформационной грамматикой (независимо от того, использует ли она это название).
Из многих теорий, которые являются трансформационными в этом широком, но вполне приемлемом понимании, самой известной и до сих пор наиболее разработанной является теория Хомского. Ниже мы ограничим, таким образом, наше внимание генеративной системой, разработанной им и его коллегами и применявшейся ими в течение последних нескольких лет для описания фрагментов грамматической структуры многих языков. Эта система, подобно всем прочим, имеет ряд хорошо известных недостатков. Но к настоящему моменту она оказалась способной описать довольно внушительный ряд тех «более глубинных связей» между предложениями, которые мы назвали «трансформационными».
6.6.2. ТРАНСФОРМАЦИОННАЯ НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ *
Одна из причин введения в теорию грамматики понятия «скобочной записи» (или структуры составляющих) заключается в том, что это дает нам возможность описывать систематическим образом различные виды грамматической неоднозначности (см. § 6.1.3). Однако в разных языках существует много других неоднозначных конструкций, имеющих отношение к «более глубинным связям», которые мы решили называть трансформационными, а не к различным способам «скобочной записи».
Начнем с хорошо известного примера из традиционной грамматики. Латинское словосочетание amor Dei, подобно его английскому переводу the love of God 'любовь к Богу' или 'любовь Бога', неоднозначно (взятое вне контекста). Традиционные грамматики латинского языка сказали бы, что слово Dei ('of God') представляет либо genitivus subjectivus, либо genitivus objectivus. Это трансформационное объяснение неоднозначности: оно предполагает, что словосочетание amor Dei имеет отношение и, собственно говоря, в каком-то смысле восходит к двум предложениям: (i) к предложению, в котором Deus (приводимое теперь в «именительном» падеже; ср. § 6.2.9) является субъектом глагола amare ('любить'); и (ii) к предложению, в котором Deum (приводимое теперь в «винительном падеже») является объектом глагола amare. (Из нашего рассмотрения традиционного понятия «слова» как лексемы (ср. § 5.4.4) становится ясно, что эти утверждения могут быть и должны быть переформулированы в терминах лексем DEUS и AMO.) Подобным же образом the love of God связано в английском языке с двумя предложениями: (i) с предложением, в котором God является подлежащим глагола love (ср. God loves mankind 'Бог любит человечество'), и (ii) с предложением, в котором God является дополнением глагола love (ср. Mankind loves God 'Человечество любит Бога'). Это словосочетание может быть неоднозначным даже в некоторых конкретных предложениях: It is the love of God which inspires men to work for their fellows 'Работать для ближних вдохновляет людей именно любовь Бога (или любовь к Богу)'.
Один из самых известных примеров Хомского — словосочетание flying planes (в таком предложении, как Flying planes can be dangerous 'Летающие самолеты могут быть опасными' или 'Летать на самолетах может быть опасно') — неоднозначно почти по тем же причинам, по которым неоднозначно the love of God: при одном толковании flying planes связано с предложением, в котором planes является субъектом fly или are flying, при другом — с предложением, в котором planes является объектом fly (ср. Planes fly 'Самолеты летают' vs. John flies planes 'Джон летает на самолетах'). В традиционной грамматике проводится различие между «причастием» и «герундием». В той мере,.в какой это разграничение действительно для английского языка (а есть ситуации, в которых это не ясно), оно может быть сформулировано следующим образом: (а) Причастие — это слово, производное от глагола и употребляемое как прилагательное. (b) Герундий — это слово, производное от глагола и употребляемое как существительное. Это разграничение очевидным образом релевантно для анализа неоднозначного словосочетания типа flying planes. Сопоставление следующих двух предложений (в которых субъектно-глагольное согласование снимает неоднозначность рассматриваемого словосочетания) вполне проясняет различие между «причастием» и «герундием»:
(1) Flying planes are dangerous 'Летающие самолеты опасны'
(2) Flying planes is dangerous 'Летать на самолетах опасно'.
Глагол are в (1) стоит во «множественном числе», потому что его субъектом является planes — существительное во множественном числе, представляющее собой главный член в эндоцентрическом словосочетании flying planes; кроме того, в (1) flying дистрибуционно эквивалентно прилагательному (например, supersonic 'сверхзвуковые'). Выделение главного члена и модификатора в flying planes из (2) является более проблематичным; но flying представляет собой именное слово, а все сочетание — подлежащее (ср. Flying is dangerous 'Летать опасно'). Традиционные формулировки относительно «причастия» и «герундия», по существу, трансформационны. Мы можем интерпретировать их так, что они означают, что определенное слово (в смысле «лексемы»; ср. § 5.4.4) может быть «глагольным» в одном предложении и «адъективным» в трансформацион-но соотносимом сочетании или же «глагольным» в одном предложении и «именным» в трансформационно соотносимом сочетании. Не рассматривая пока природу правил, которые могли бы описать эти отношения, будем только считать, что в (1) сочетание flying planes может быть выведено посредством правила, которое «трансформирует» структуру, лежащую в основе предложений типа Planes are flying, и приписывает получающейся в результате именной группе производную структуру прилагательное + существительное, а в (2) сочетание flying planes может быть выведено посредством трансформационного правила из структуры, лежащей в основе предложений типа John flies planes, причем получающейся в результате именной группе будет приписано производное структурное описание существительное + существительное (из этих двух существительных ответственным за дальнейшее согласование может быть, конечно, только первое). Если мы теперь допустим, что правила грамматики порождают предложения, подобные (1) и (2), и приписывают им как лежащее в основе («глубинное»), так и производное («поверхностное») структурное описание, то это будет, по существу, экспликацией «субъектной» и «объектной» интерпретации именных групп типа flying planes.