Пьяная Россия. Том второй - Элеонора Кременская

Бревенчатый серый дом горел. Зрелище было страшное. Пламя взмывало вверх, оглушительно трещало, рассыпалось искрами. Селяне, сбежавшиеся со всех сторон, вначале стояли, бессильно наблюдая разбушевавшуюся стихию. Потом похватали ведра и ринулись в бой. Одни таскали воду из пруда и плескали в огонь, другие воду таскали, но поливали соседние дома, чтобы пламя не перекинулось. Вдруг, взметнулся плач. Вернулась бегом мать с фермы, растрепанная, не старая еще женщина, увидела пожар издали, мужики с трудом удержали, так и прыгнула бы в огонь. Заголосили все вокруг. Там, в горящем доме остались дети, четверо, мал мала меньше. Кинулись искать, может, забрались куда? Может, убежали к кому-то из соседей? Искали, бегали, но тщетно. Мать рыла землю, выдирала ногтями траву с корнем и я решилась. На глазах у всех, медленно-медленно, набирая силу, поднялась в воздух, раскинула руки и запела, на одной ноте, низко-низко. Чистая энергия потекла ко мне со всех сторон света, я собирала ее, собирала и… усилием воли бросила на пожар. Огонь, враз, прибило к земле, как и не бывало, дым только, едкий дым пополз ужом. Дом не весь сгорел, выгорела лишь половина. Мужики побили стекла и вытащили на свет божий детишек, живых, но наглотавшихся дыма. Добралась, наконец, пожарная машина и «скорая» приехала. Детей с матерью отвезли в город, в больницу. Пожарные покрутились, покрутились, акт составили и уехали, тушить уже было нечего.

Осталась я наедине с селянами. Враз ожили суеверия и предрассудки, но люди рассудили, если бы я ведьмой была, то только радовалась бы, кабы дети сгорели, однако помогла ведь справиться с бедой. Стало быть, не ведьма. Может, ведунья? Вспомнили тут многие, что в сенях у меня всякие травы лечебные подвешены за веревочки, так всякого входящего лесным духом и шибает. И решили не бояться меня, из села не гнать, а наоборот, защищать от пришлых и поощрять, ну и, если что, приходить за советом и помощью. Тем более, что бед у людей много, одно пьянство – бич русских людей чего стоит!

Дом погорельцам всем миром отремонтировали, я с Мишенькой тоже помогала, досточки новые перетаскивала да мужичкам подавала, дабы, где надо, чего заменили, приколотили. Поработали всем миром на славу. Вернулась мать с детьми из больницы, расплакалась. Дом сиял игрушечкой, даже наличники и те выкрасили желтенькой красочкой, двери голубенькой, на боковины и то хватило зелененькой. Как же, пожар – дело не шуточное, дом, все, что есть, все имущество. Люди русские давно уже живут без надежды на помощь со стороны государства, усталые, опустошенные, будто перенесшие огромное горе, живут. И уже не удивляют никого разрушенные, брошенные коровники по всей Руси Великой, где совхозы развалились, удивляет другое – отсутствие цели. Не видно ее нигде и не видно просвета, куда идти и зачем? Вроде бы и не уезжали никуда из своей страны, из России, а будто не стало ее, родины-то… Так думала я, стоя, перед окном. Взор мой затуманивался слезой, и надежда на лучшее теснилась в груди.

– Все будет хорошо! – воскликнул Мишенька, улыбнулся мне, своей маме, в ясных глазах его рассыпались, засияли звезды, звездочки любви.

– Да, сыночек, все будет хорошо! – подтвердила я и пошла, побежала…

На ферме, кое-как еще удерживающей свои позиции, ожидали коровы и много тяжеленной работы, а дома маленький сын, лохматый домовой и кот Чернышик, все будет хорошо.

Монолог русского пьяницы

– Про нас, пьяниц, столько всякой ерунды говорят, неправду возводят, что я решил-таки сказать, как есть. Одну правду. Каждое слово – правда!

Пошел я этак в магазин, вернее к магазину, денежку на бутылку выпрашивать. Оделся похуже, дескать, калека. Трясусь, всем телом трясусь, будто у меня болезнь такая, ну и тянусь к бабам, подайте мне, убогому. Бабы подают, а я кланяюсь, слезу роняю, будто благодарю усиленно. Хорошо у меня получалось, в роль вошел, изображаю инвалида очень даже убедительно. Дружки за мной подглядывали, в сторонке стояли, одобрительно улыбались. Насобирал уже не только на бутылку, но и на закусь. Вдруг, кто-то меня за ухо, цап! Оказалось, жена моя Нинка, шипит рассерженной гадюкой, ты чего говорит, меня перед соседями позоришь и погнала пинками до дому, а дома карманы обшарила, хоть какая-то, говорит, от тебя польза.

В другой раз, пристроила меня Нинка в строительную бригаду свинарник для совхоза строить. Отстроили. За пару месяцев отстроили, бригадир пить не давал, никому. Строгий такой, трезвенник, с нас глаз не сводил, ходил за нами повсюду. Не доверял, в общем. Построили свинарник ударными темпами, заказчик обрадел и нам еще премиальных отвалил. Только мы этими деньгами и полюбоваться не успели, на стройку жены наши пожаловали, бригадир «стукнул», кто же еще? В ботинок едва-едва успел одну денежную бумажку запрятать. После шмона посчитали и носы повесили, выходило, всего-навсего, что хватает на пиво, да и то на одну бутылочку. Повздыхали, собрались в сельпо и пошли, горюя о недостижимой, как Луна, водке. И тут, лихая иномарка виляя и выписывая кренделя, останавливается. Оттуда, широко распахнув объятия, нам навстречу вылез мужик. Оказалось, бухой, счастливый, дочку замуж выдает, а тут мы, трезвые, непорядок, вся деревня уже, вплоть до петухов, пьяная. И повел рукой приглашающе, давайте ребята. В машине у него ящик с водкой был припасен. Только я одну бутылку схватил, как кто-то меня за ухо, цап! Оказалось, Нинка с автобусной остановки вернулась и чего, говорит, я тебя, здесь, оставила, когда ты свинарник отстроил, зарплату и премию получил? А ну, пошли, работничек, на остановку, домой поедем, мыться, бриться, в чистое белье переоблачаться, вон, грязный какой, дурище! Сама, бутылку в сумку засунула, говорит, пригодиться, кому подарить. А дома с меня одежу сдернула и заначку мою в ботинке обнаружила…

Вот теперь грабастаюсь я на даче. Перекопал грядки, забор починил, крышу прохудившуюся залатал, устал. Жена мне, поешь, отдохни, а какой это отдых, суп да без стопки водочки, а? Ну ей доказывать бесполезно, только у нас в дачном поселке, кое-где еще можно добыть стаканчик-другой самогончика, имеются свои самогонщики, но без денег, как говорится, будь здоров, не нальют, сколько ни умоляй. Денег же у меня отродясь не было. Нинка все мои заработки моментально прихватизирует, мне ни копейки не оставляет. Контролирует полностью.

Кинулся я туда-сюда, смотрю у жены рассада цветет, зеленеет в горшочках, готовится на постоянное место жительства, на вскопанные мною грядки огородные пересесть. Схватил я рассаду и в центр поселка ринулся. В центре у нас импровизированный рынок. Продал рассаду в пять секунд, бабы деньгами меня засыпали. Нинка моя завсегда рассаду в городе покупает, у одной любительницы-огородницы. И вся-то рассада была загляденье, листочек к листочку! Иду, злюсь на самого себя, продал, гад такой. Да еще сосед на своем «Хаммере» выпятился, лысиной отсвечивает, командует своим домашним. Глянул я, а в открытой машине рассада еще лучше, еще красивее, чем у нас была. Не выдержал, сосед не обеднеет, богатый, знай себе, живет, поживает, под красной черепичной крышей и не в садовом домике, как мы с Нинкой, а в двухэтажном кирпичном домине, при белой беседке, маленьком дворике уставленном качелями, каруселями, огромном огороде со стеклянными теплицами. Да, что ему соседу сделается, рассуждал я, расставив украденную рассаду так, как было у Нинки. Тут и моя жена от автолавки вернулась с продуктами. Увидела рассаду и от удивления дар речи потеряла. Наконец, прокашлялась, вымолвила, чего это? Оказалось, по незнанию продал я рассаду помидоров, а украл рассаду болгарских перцев. Ну, Нинка догадалась, конечно, кто всему виной, меня за ухо, цап! Я и повинился, и деньги отдал. И вот теперь помчалась моя ненаглядная к своей знакомой любительнице-огороднице снова рассаду помидоров покупать. Меня же послала теплицу строить, не отдавать же перцы обратно, а без теплицы они в нашем климате плохо будут расти! Буду строить и думы думать, а может, ну его, к черту, винопитие, одни проблемы от него, теплицу вот теперь строй, грабастайся!..

Дура

У Маринки Озеровой были печальные глаза, смотревшие всегда поверх головы собеседника затуманенным взглядом.

Дома, в шкафах и на столе у нее валялись в изобилии книжки про любовь. Часто, чувствуя неутолимую жажду, ходила она в библиотеку и набирала там кучу рыцарских романов, читая их, она забывалась и переносилась в мир невиданных мужчин, таких, о которых, как о динозаврах можно было действительно только прочитать в книге.

Библиотекарша взглядывала на нее в изумлении, порываясь задать вопрос, но так и не задавала, разглядев это дрожащее, мягкое, рыхлое лицо с полными губами, толстым носом и мутными глазами, такие глаза еще бывают у слепцов. Человек будто видит и в то же время как-то охватывает сомнение, а видит ли он?..