Ключи от дома (сборник) - Александр Асмолов

Александр Асмолов

Ключи от дома (сборник)

© Асмолов А.Г., 2006

Александр Асмолов

Мы, живущие на Земле, только на первый взгляд одинаковы. Некоторые подобны звёздам на небе. Свет от их поступков и мыслей даже после смерти ещё долго согревает души оставшихся. Рано или поздно каждый задаёт себе вопрос – зачем я пришёл на эту Землю?

Отвечают по-разному. Одни – для простых развлечений, другие – служить великой идее, некоторые – блаженствовать в вере, иные – утолить жажду познаний, и лишь избранные встречают любовь.

У каждого свои ключи от дома, где обитает душа. Будет ли он темницей, замком в горах или шалашом на весеннем лугу определяет судьба. Размышления об этом порой не дают мне уснуть. Захотелось сформулировать их в виде рассказов, вошедших в эту книгу, а в твоем лице, дорогой читатель, найти собеседника.

У Камина

Вместе

Последний солнечный луч, блеснув на водной глади, скользнул по судам у пирса, рукастым портовым кранам, огромным пакгаузам и стал подниматься вверх по склонам гор, которые, как чаша, окружали гавань, пока совсем не исчез. Вместе с прохладным бризом со стороны открытого моря, лавируя между молами, перекрывающими порт от нагулявших силу на открытой воде волн, бухту начали заполнять сумерки. Постепенно они стали превращать зеленоватый цвет морской воды, чем-то напоминавший китайский чай на донышке изящной светлой чашки, в остатки черного кофе. Скрывшееся за высокими краями гор солнце уступило свои права южному вечеру, который стал наполнять все в округе неясными полутонами, в которых каждый мог найти для себя какие-то намеки и недомолвки. Недосказанность и неопределенность у романтиков рождает жажду творчества, а у остальных смертных – чувство тревоги. Наверное, поэтому они сразу же зажигают огни, продолжая работу: в порту швартуются корабли, снуют автопогрузчики, как трамваи, позванивают краны, выхватывая из темноты лучами прожекторов грузы, извлекаемые из трюмов, низкие голоса танкеров зовут на помощь буксиры.

Однако никогда не покидает человека тяга к прекрасному – приглядевшись, можно рассмотреть разноцветные огоньки на каждом причале или судне, и это не только требование строгих корабельных уставов, просто что-то должно согревать душу, особенно в дальнем походе. Иное дело – набережная и следующая за ней центральная улица портового города: они соперничают друг с другом, зажигая целые волны разноцветных огней, которые взмывают на макушки пришвартованных яхт или шпилей зданий, да так и остаются там до утра. Это ночное волшебство манит к себе отдыхающих, которые вдруг ощущают в себе давно дремавшие тени придворных дам и гусар. Они торопятся облачиться в вечерние платья или расшитые венгерки, украсить себя драгоценностями или золочеными эполетами и аксельбантами. Их праздник не могут огорчить даже недовольные взгляды местных жителей, спешащих после нелегкого трудового дня к домашним делам и короткому ночному сну, который ещё долго не даст желанного отдыха усталому телу из-за веселых голосов и громкой музыки, развлекающих приезжих.

Во мне одновременно были оба эти чувства: ревность местного жителя, правда, давно покинувшего родные края, и восторг приезжего, готового впитать всё без остатка за короткую командировку. А еще меня волновало предчувствие встречи со старыми друзьями, не увидеться с которыми я не мог. Шумное кафе или ресторан для душевной беседы не подходили, поэтому решили встретиться в сауне. Для этого как нельзя лучше подходил огромный плавучий кран, изготовленный в Швеции несколько лет назад. Несмотря на свой рабочий характер, судно имело комфортабельные каюты для экипажа и превосходную сауну, оборудованную всем необходимым для отдыха и удовольствий. Будет лишним говорить о том, что попасть туда можно было только с позволения капитана, который был одним из нашей компании.

Южное и морское гостеприимство всегда соперничали в этом сильном и суровом на первый взгляд человеке, но он по-отечески любил свою команду, и она платила ему тем же. Созваниваясь о встрече, он солидно добавил, что нас примут лучше, чем в любой гостинице города, и это было приятно, хотя и не столь важно для того, чтобы увидеться и поговорить. Как-то так всегда было, что Костя-Кэп был самым солидным и надежным в нашей компании. Даже в то далекое время, когда мы были первоклашками, он был последней инстанцией в спорах, чем пользовались и наши родители, и учителя, часто делегируя ему свои полномочия, оставляя нас одних. Нельзя сказать, что он использовал это в своих корыстных целях, но быть первым он любил, да и всегда был им. Костя раньше всех стал ходить с отцом на рыбацкой шхуне в море и всегда выделялся своей морской походкой в школьных коридорах. И он сам, и все мы знали, что он будет морским волком, поэтому прозвище Кэп было его основным именем, даже среди домашних. Только учителя нарушали эту традицию, вызывая его на уроке для ответа к доске каким-то торжественным голосом, и не иначе как Константин.

– А вот и московская штучка. Привет, Ласта! Я по очереди обнимался с друзьями детства. С теми, кого знал почти полвека. Мы вместе учились плавать, делали уроки, выручали друг друга в беде, играли свадьбы и хоронили родителей. Они еще помнил мое прозвище, полученное однажды на море, когда я с выпученными глазами выскочил на берег в одной ласте, уверовав, что за мной гнался огромный скат. Было ли это на самом деле или только моей фантазией, теперь никто не вспомнит, но тот испуганный вид и крики «ласта, ласта» оставили это прозвище навсегда. В то время все мы жили небогато, и потеря дорогого подарка отца после окончания очередного класса школы была просто трагедией. Тогда долго вся наша компания ныряла, обследуя каждый пятачок дна в округе нескольких сот метров, но со страха я не мог хотя бы приблизительно указать злосчастное место, и ласта была безвозвратно потеряна, правда, переродилась в другом обличье – напрочь приклеившись ко мне в виде прозвища.

– Кого ещё ждём?

– Серый, как всегда, опаздывает.

Это было чистой правдой. Никакие уговоры, обещания или угрозы не могли изменить ситуации. Когда в детстве все собирались во дворе дома, перед тем как идти на море или в школу, мы выкрикивали имена тех, кто еще не вышел из своей квартиры, то последним всегда был Серый. Мы даже пробовали только ему назначать время встречи пораньше, но он упорно приходил последним. Серый был уникальным человеком, притягивающим к себе все мыслимые и немыслимые приключения, он всегда попадал в какие-то истории, вечно за ним гнались или он догонял кого-то. Он был серым волком по жизни, которого ноги то спасают, то – кормят. Однако я не знаю более жизнерадостного и остроумного человека: с его появлением любая компания оживлялась и начинала бурлить. Это был кладезь анекдотов, песен и морских историй. Он вечно опаздывал, но женился первым из нас.

О, это была романтическая история, в которой всем моим друзьям довелось поучаствовать. После восьмого класса Серый окончил мореходку и стал рыбачить на сейнерах. Он и раньше-то был неуправляемым вулканом, а, начав зарабатывать неплохие деньги, вовсе от рук отбился. Матушка решила тогда его женить, чтобы как-то утихомирить и уберечь от неминуемой беды. В короткие периоды между рейсами Серого таскали на смотрины ко всем известным свахам и девицам на выданье. Несмотря на неуравновешенный характер, Серый жутко боялся ослушаться свою матушку и покорно следовал за ней на все подобные мероприятия. При этом он мог потеряться по дороге, влипнув в какую-нибудь историю, но успевал выкрутиться и явиться по назначению в приемлемые сроки. Каждый раз при встрече он рассказывал нам о своих смотринах, мастерски изображая в лицах всех участников. В нем умер великий актер, по крайней мере, нам так всегда казалось, но только море манило его, и ни о каких институтах он и слушать не хотел. Полтора года обучения в мореходке были для него последним подвигом на поприще науки, да и то благодаря постоянному вмешательству его матушки и авторитету отца – уважаемого всем пароходством старпома.

Надо сказать, что похождения любого курсанта мореходки то и дело становились достоянием общественности, но золотые страницы, вписанные в летопись этого славного учебного заведения города лично Серым, еще долго передавались из уст в уста, обрастая самыми невероятными подробностями. Администрация скрепя сердцем смирялась с этим, зная, что только таким под силу нелегкий труд моряка, уходящего в рейс на год, а то и на два. Выросшие в семьях моряков, где отцы появлялись дома на пару недель и надолго исчезали, они воспитывались улицей и не мыслили иной жизни, но удивительно были привязаны к своим родителем и всегда свято чтили их память.

Помню, как мать Серого, тетя Эмма, тоже часто уезжала встречать мужа то в Одессу, то в Мурманск, то во Владивосток, но за ним присматривал весь наш дом, и пацан был накормлен и отправлен в школу. Многие семьи жили примерно так же, без размеренного четкого расписания и традиций, но зато какие праздники случались, когда кто-то из отцов появлялся дома из отцов. Это сейчас мы не знаем своих соседей, живя в больших домах спальных районов, а тогда дом из двух-трех десятков квартир был одной семьей, где днем не закрывались двери, а телевизор ходили смотреть всем двором, размещаясь не только в квартире, но и на всех ступеньках лестничного пролета, ибо телевизор специально ставили так, чтобы его было видно из подъезда.