Олимп - Дэн Симмонс

Прянув на чужака и выкрутив ему руки, Менелай прижимает лезвие к шее напуганного пришельца, готовясь единым взмахом отворить ему яремную вену.

— Нет! — восклицает Елена.

Брат Агамемнона замирает.

— Это мой друг, Хок-эн-беа-уиии.

Еще мгновение мышцы лица и предплечья грека продолжают сокращаться: мужчина словно по-прежнему хочет перерезать горло хлипкому противнику, но потом вырывает вражеский меч из ножен и бросает его в сторону. И, швырнув доходягу на пол, чуть ли не нависает над ним.

— Хокенберри? Сын Дуэйна? — рычит Менелай. — Ты часто попадался мне в обществе Ахиллеса и Гектора. Это ты явился вместе с дурацкими машинами…

«Странное имя, — недоумевает Ада. — Сколько следила за туринской драмой, никогда такого не слышала».

— Да нет же, — говорит пришелец, потирая шею и поцарапанное голое колено. — Я был здесь годами, но только никому не показывался на глаза, покуда не разразилась битва с богами.

— Ты приятель этого урода Пелида! — рявкает брат Агамемнона. — И вдобавок пресмыкаешься перед моим заклятым врагом Гектором, чей последний час уже скоро наступит. И твой тоже…

— Нет! — снова кричит Елена и, сделав шаг вперед, перехватывает руку разъяренного грека. — Хок-эн-беа-уиии любимец богов и мой друг. Это он рассказал мне о башне. Помнишь, как он переносил быстроногого, куда пожелает, путешествуя подобно бессмертным при помощи чудесного медальона?

— Помню, — кривится Атрид. — Друг Ахиллеса и Гектора — мне не товарищ. Этот парень раскрыл наше убежище и теперь проболтается. Смерть ему.

— Нет, супруг мой, — вот уже в третий раз повторяет дочь Зевса. Какими крохотными выглядят ее белые пальчики, обхватившие волосатое предплечье мужа, покрытое густым загаром! — Хок-эн-беа-уиии — это ответ на все наши беды.

Менелай сердито сверкает глазами, ничего не понимая.

Красавица указывает на сражение у стен. Лучники посылают сотни — тысячи — смертоносных залпов. Растерянные греки то устремляются на городские укрепления с осадными лестницами, то вновь, теряя товарищей, отступают под перекрестным градом стрел.

Последние из троянских защитников за стенами яростно бьются на своей стороне частоколов и рвов — ахейские колесницы сшибаются друг с другом, дерево разлетается в щепки, а кони кричат от боли в ночи, когда острые колья пронзают их взмыленные бока, и даже бессмертные покровители и покровительницы осаждающих — Афина, Гера и Посейдон — пятятся под неистовой ответной атакой главных противников — Ареса и Аполлона. Серебролукий осыпает фиолетовыми энергетическими стрелами как аргивян, так и их божественных союзников; люди и кони валятся наземь, точно молодые деревца под топором дровосека.

— Я не понял, — рычит Менелай, — что проку от этого полудохлого ублюдка? У него даже меч не заточен!

Не отпуская руки супруга, Елена грациозно преклоняет колено и поднимает увесистый золотой медальон, висящий на шее Хокенберри на толстой золотой цепочке.

— Возлюбленный муж, он может в одно мгновение перенести нас обоих на сторону твоего брата. Это наша единственная надежда выбраться из Илиона.

Сын Атрея недобро щурится: кажется, до него доходит.

— Ну-ка подвинься, жена. Сейчас я перережу ему глотку, и волшебный медальон будет наш.

— Эта штука работает лишь на меня, — глухо произносит поверженный. — Даже моравеки со всей их премудрой техникой не сумели создать копию или просто извлечь какую-то пользу из оригинала. Квит-медальон настроен только на мою ДНК и волны моего мозга.

— Что правда, то правда, — сдавленно шепчет Елена. — Вот почему и Гектор, и Ахиллес держали Хок-эн-беа-уиии за руку, когда хотели чудесным образом перенестись куда-нибудь вместе с ним.

— Вставай, — роняет рыжеволосый грек.

Схолиаст поднимается. Менелай не так уж высок по сравнению со своим венценосным братом, не столь широк в груди, как Одиссей или Аякс, но рядом с хилым и в то же время пузатым ученым его массивный, мускулистый торс выглядит воистину божественно.

— Давай утащи нас отсюда, — велит ахеец. — Желаю оказаться с женой на берегу, в ставке брата.

Хокенберри качает головой.

— Я и сам вот уже несколько месяцев не прибегаю к помощи медальона, о сын Атрея, после того, как моравеки раскрыли один секрет. Дело в том, что бессмертные способны выследить меня в Планковом пространстве в матрице Калаби-Яу… Проще говоря, в той пустоте, где они сами путешествуют. Я обманул богов и теперь буду непременно убит, если вздумаю снова квитироваться.

Менелай ухмыляется. Потом поднимает клинок и тычет им прямо в живот противника, так что сквозь ткань выступает кровь.

— А если откажешься, будешь убит на месте, свиная ты задница. И я очень медленно выпущу твои кишки наружу.

Елена опускает на плечо Хокенберри свободную ладонь.

— Друг мой, посмотри туда, за городскую стену. Чувствуешь, как разгорелась битва? Этой ночью все олимпийцы увлечены кровопролитием. Видишь ли ты, как Афина вместе с воинством фурий пятится прочь? Как могучий Аполлон летает на своей колеснице, сея гибель среди отступающих греков? Сегодня ты можешь спокойно квитироваться, никто и не заметит.

Слабый на вид мужчина, закусив губу, озирает поле сражения. Военная удача явно сопутствует защитникам Трои. Все больше солдат устремляются наружу через проходы для вылазок и особые двери у Скейских ворот; Ада замечает Гектора, который наконец-то вышел на бой во главе отборных воинов.

— Ладно, — говорит Хокенберри. — Но я перенесу вас поодиночке.

— Еще чего, тащи обоих сразу! — заводится Менелай.

Схолиаст опять качает головой.

— Не могу. Сам не знаю почему, медальон позволяет мне телепортировать лишь одного человека. Раз уж ты помнишь меня с Ахиллесом и Гектором, значит, помнишь и то, что я переносил их поочередно, возвращаясь через несколько секунд.

— Истинная правда, муж мой, — подтверждает Елена. — Своими глазами видела.

— Тогда сначала отправь ее, — приказывает Атрид. — На берег, в ставку Агамемнона, туда, где ждут на песке наши черные корабли.

Снизу доносятся выкрики, и все трое отступают от края порушенной площадки.

Красавица смеется:

— Супруг мой, возлюбленный Менелай, я не могу быть первой. На кого из женщин аргивяне и ахейцы затаили больше всего злобы? Даже за те короткие мгновения, пока мой друг Хок-эн-беа-уиии не вернется вместе с тобой, верные стражники царя или прочие греки успеют признать во мне презренную ненавистную собаку, виновницу бед, и пронзят мое тело дюжинами копий. Ты должен перенестись туда прежде, ведь ты — моя единственная защита.