ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ - Юрий Караш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Развивая эту мысль, Д. Ф. Устинов, в то время занимавший пост секретаря ЦК КПСС по оборонным вопросам, считал, что каждое министерство представляло из себя «феодальное княжество». В такой ситуации, сетовал Дмитрий Федорович, «главные конструкторы вместо дружной работы занимают агрессивную позицию в отношениях друг с другом, даже перестают слушать своих министров»[573].
Начало подобной агрессивности главных конструкторов в отношении друг друга, имевшей разрушительный эффект для советской лунной программы, было положено уже упоминавшимся ранее конфликтом между Королевым и Глушко. Однако со временем в спор между этими двумя столпами ракетной техники включились новые главные — Янгель и Челомей. Дело в том, что монополия Королева на тяжелые ракеты-носители угрожала их активному участию в перспективных космических программах. Началась серьезная атака на правительственный аппарат с разных сторон с критикой ранее принятых решений. У одного из «нападавших» — Челомея, было к тому же мощное «ударное оружие» в лице сына Н. С. Хрущева — Сергея, работавшего на его КБ. О значении, которое имел для Челомея отпрыск первого лица в государстве, писал Голованов:
«Молодой Хрущев, даже не прикладывая каких-либо титанических усилий, одним фактом своего присутствия помог Челомею встать на ноги, развернуть строительство в Реутове под Москвой прекрасно оснащенного КБ, «съесть» могучую фирму Владимира Михайловича Мясищева[574] и сделать своей основной производственной базой завод имени М. В. Хруничева в Филях — едва ли не лучший авиационный завод в стране: с богатыми традициями, стойкими кадрами, культурой и чистотой самолетного производства»[575].
В числе результатов подобной атаки было постановление от 16 апреля 1962 г. «О создании образцов межконтинентальных баллистических и глобальных ракет и носителей тяжелых космических объектов». Данный документ, как и тот, что последовал за ним 29 апреля того же года, поручали создание тяжелых и сверхтяжелых ракет сразу трем конструкторским бюро — Королева, Янгеля и Челомея. Об организации целенаправленной работы по пилотируемым полетам к Луне в постановлении не говорилось[576]. Более того, в отличие от США, в СССР было фактически две лунных программы. В соответствии с постановлением от 3 августа 1964 г. пилотируемый облет Селены должен был совершить экипаж на корабле с помощью ракеты УР-500К в первом полугодии 1967 г. Головным исполнителем плана было ОКБ-52, руководимое Челомеем. Этим же документом предусматривалась высадка космонавтов корабля, выводимого тяжелой ракетой-носителем Н-1, на поверхность Луны с возвращением и посадкой на Землю в 1967-1968 гг. За эту фазу покорения Селены, включая создание ракеты-носителя, космического корабля и проведение экспедиции в целом, отвечало уже королевское ОКБ-1, а после смерти Сергея Павловича — то же бюро (переименованное, правда, в ЦКБЭМ — Центральное конструкторское бюро энергетического машиностроения), возглавляемое Мишиным[577]. Генерал Каманин так охарактеризовал ситуацию: «Денег тратим много, но действуем растопыренными пальцами, не сосредоточивая усилия на главном направлении»[578].
Правда, стремление объединить все финансовые и интеллектуальные ресурсы космонавтики вокруг одного проекта лунной экспедиции, что было так свойственно Королеву (разумеется, вокруг своего проекта Н-1 — Л-3), сыграло сомнительную службу всей лунной пилотируемой программе СССР. Вот как об этом рассказывает Черток:
«К тому времени, когда наша программа Н-1 — Л-3 была закрыта и [челомеевский] проект УР-700 (универсальный ракета-носитель. — Ю. К.) с кораблем ЛК-700 (лунный корабль. — Ю. К.) был положен в архив, у нас с Челомеем установились вполне нормальные отношения. На одном из очередных собраний нашего академического отделения, пригласив меня в буфет «на стакан чая с печеньем», Челомей задал неожиданный вопрос:
– Признайтесь, если б лет десять-двенадцать назад приняли бы мое предложение по УР-700, мы бы сейчас имели и лунный, и марсианский носитель, который никто не смог бы закрыть. Три ступени УР-700 отработаны и теперь всем нужны.
Я должен был признать, что идея предложенного в 1965 году носителя УР-700 имела свои преимущества. За основу новой ракеты принималась уже находившаяся в эксплуатации трехступенчатая УР-500К (всем известный носитель типа «Протон» — основная «грузовая лошадка» советской и российской космонавтики. — Ю. К.). УР-500 в качестве второй ступени устанавливалась на разрабатываемую первую ступень, которая состояла из девяти блоков с одним двигателем РД-270 в каждом. Общая тяга двигателей первой ступени у Земли составляла 5760 тс. Это позволяло вывести на орбиту ИСЗ полезный груз массой до 140 тонн.
– Мы бы имели носитель, не уступающий «Сатурну-5», но с тем преимуществом, что три верхние ступени всегда находятся в серийном производстве, независимо от лунной программы, — говорил Челомей.
В этом смысле он был прав (выделено мною. — Ю. К.)».
Видимо, поэтому у Челомея были определенные основания сказать в 1975 г., уже после закрытия советской лунной пилотируемой программы, про Королева: «Отобрал у меня облет Луны — сам не сделал и мне не дал»[579]. Военный Каманин был более прямолинеен: «Королеву удалось «протолкнуть» в правительстве и ЦК КПСС свое детище и охаять ракету Челомея УР-700. Ракета Н-1 оказалась „сырой"…»[580] С Челомеем и Каманиным в общем солидарен Черток: «Преждевременный уход из жизни не дал возможности Королеву исправить ошибки, которые были совершены, в том числе им лично»[581]. Признался в своих ошибках, допущенных при работе по лунной программе, и преемник Королева — Мишин[582].
При всей трагичности гибели Сергея Павловича в январе 1966 г. и при всех тех негативных последствиях, которое имело это событие для космической отрасли СССР, уход со сцены такого, одержимого идеей быть всегда впереди американцев, лидера, невольно способствовал созданию предпосылок для сближения с американцами в космосе. Представим себе, что Королев смог бы «исправить ошибки». Означает ли это, что Советский Союз победил бы в «лунной гонке»? Трудно сказать. Но одно можно утверждать почти наверняка — даже если бы американцы первыми пересекли «финишную ленточку» на Селене, Королев бы не сдался. Используя свой огромный дар убеждения, он с большой долей вероятности смог бы уговорить руководство СССР перевести «лунную гонку» из плоскости «кто первый на Луне» в плоскость — «кто больше пробудет на ее поверхности», или — «кто доставит туда больше людей». Вспомним, что бросать вызов в космосе Америке был один из главных способов, с помощью которого Королев поддерживал интерес руководства страны к освоению внеземного пространства, а соответственно обеспечивал выделение крупных сумм из государственного бюджета на деятельность своего КБ и предприятия. Таким образом, соревнование в космосе между Советским Союзом и Соединенными Штатами в той или иной форме было бы продолжено, что отодвинуло бы момент начала сотрудничества двух стран во внеземном пространстве.
Это, впрочем, не означает, что если б советское правительство решило сделать сотрудничество с американцами одной из генеральных линий развития космонавтики, а, следовательно, финансово поддержало данную сферу деятельности, Сергей Павлович остался бы в стороне от такого партнерства. По мнению Сыромятникова, «Королев внес бы в совместный проект всю мощь его энергии, фантазии и реализма. Известно высказывание Королева о том, что он сработался бы с фон Брауном, а немец в те годы вовсю трудился над ракетами-носителями «Сатурн» для полета американцев на Луну»[583].
Следует отметить, что торможение советской лунной программы было результатом противоречий не только в стане главных конструкторов, но и — между конструкторами, с одной стороны, и Академией наук — с другой. Разные люди по-разному объясняют причины этих противоречий. Некоторые полагают, что произошло это из-за неуверенности руководства АН СССР в инженерной продуманности экспедиции на Селену. Так, по свидетельству Голованова, в 1964 г. Королева оставляет
«…в недавнем прошлом столь верный союзник — Мстислав Всеволодович Келдыш. Келдыш был убежденным противником программы Л-3.
– Какие же нервы нужно иметь, чтобы одному высаживаться на Луну?! (что предусматривалось по схеме советской лунной экспедиции. — Ю. К.) — горячился обычно невозмутимый Келдыш. — Представьте себе на минуту, что вы один на Луне! Это же прямая дорога в психиатрическую больницу!
Впрочем, тревожили Мстислава Всеволодовича не только проблемы прочности человеческой психики. Прекрасно разбираясь не только в теоретических, но и чисто инженерных вопросах лунной программы, Келдыш видел, что все здесь находится на пределе, резервов нет, запасы прочности практически отсутствуют. Келдыш говорил Королеву: