Женщины его жизни - Ева Модиньяни

– Спасибо, Серджо, мы нальем сами, – вмешался сенатор, увидев, что слуга готов обслужить каждого. Ему не терпелось узнать истинную причину приезда необычных гостей, но, уважая ближневосточные традиции, он решил не начинать разговора первым и не торопить их. – Кофе? – спросил он.

– Спасибо, – ответил тот из троих, кто, видимо, был за старшего.

Джордж разлил по чашкам ароматный напиток и подсластил свою порцию сахарином. Отпив глоток, он отметил, что кофе хорош, как всегда. Никто в мире не мог сравниться с Серджо в приготовлении кофе.

– Я вас слушаю, – сказал он.

Заговорил самый старший, тот, что был за главного. Ему было около тридцати.

– Это Каджан, – начал он, представляя паренька в джинсах и футболке.

– Как поживаете, Каджан? – приветствовал его Джордж, поставив на поднос уже пустую чашку.

Юноша поклонился в ответ.

– Каджан – ливанец, – продолжал тридцатилетний араб. – Ему двадцать один год. Он работает на ливийцев.

На лице у парня отражалось недоверие, Джордж заметил нервное движение его рук.

– Понятно, – проговорил он, чтобы нарушить неловкое молчание. В груди словно загорелся сигнал тревоги, возможно, предвестник нового приступа. Он спросил себя, стоит ли принять таблетку, потом решил не торопиться с этим.

– У Каджана есть сестра, она была замужем за выходцем из Омана, – араб почти идеально владел английским. – Во время путешествия по Ливии на окраине Себхи муж его сестры был задержан ливийской полицией. Его посадили в тюрьму, допрашивали, пытали, а потом убили.

– За что? – спросил Джордж. Он охотно выпил бы сейчас чего-нибудь покрепче кофе, но об этом нечего было и думать. – Ливийцы объявили его американским шпионом. – Араб рассказывал историю с такой простотой, словно она его совершенно не касалась.

– А он им был? – Джордж прекрасно знал, что спецслужбы используют самых безобидных на вид людей.

– Нет, не был, – уверенно ответил собеседник. – Его заметили, когда он бродил неподалеку от военного аэродрома. Он был обыкновенным туристом и не соображал, что делает. Собирал камни в пустыне. Палеонтологические окаменелости. Это запрещенное занятие. – За окном в зеленом саду все слышнее становились обычные шумы лета. Сенатор бросил взгляд на ливанца: его руки с длинными нервными пальцами продолжали двигаться, словно перебирая зерна невидимых четок. – Сестра Каджана очень любила своего мужа, – продолжал араб, когда взгляд Джорджа вновь переместился с ливанца на него самого. – Он работал электриком в порту Абу-Даби.

Джордж взглянул на стоявшую на рояле фотографию в изящной серебряной рамке. Это был снимок Аннализы и маленького Бруно на краю бассейна в Сосалито, сделанный за несколько месяцев до трагедии. Зрение у него было уже не то, что прежде, но стоило ему увидеть этот расплывчатый моментальный снимок, как в памяти воскресали призраки прошлого, краски юности и счастья.

– Вы меня слушаете, сенатор? – почтительно осведомился араб. Он получил точные инструкции и хотел выполнить задание с честью.

– Можете продолжать, – сухо ответил Джордж. – Я не пропустил ни единого слова.

– Сестра Каджана обратилась к шейху с просьбой о правосудии. Адмад бен Юсеф, да сохранит его Аллах, заверил ее, что сделает так, чтобы преступление не осталось безнаказанным, – следуя древней арабской традиции, рассказчик непременно должен был начать издалека, хотя и не собирался разукрашивать свою историю цветистыми восточными узорами. Все эти предварительные детали имели важное значение. Ливанец внимательно слушал рассказ друга, но ему удавалось сохранить невозмутимость. Только руки выдавали его нервозность. – Наш шейх мудр и добр, – продолжал араб. – Аллах велик и всемогущ, он ведет сынов своих тропою праведности. Адмад бен Юсеф щедро позаботился о том, чтобы сестра Каджана не знала нужды. А потом сказал ей: «Если твой брат захочет отомстить за преступление и если ему понадобится моя помощь, я готов сделать все, что в моих силах». Сестра Каджана знала, кто в ответе за убийство мужа. Один жестокий полицейский. Зверь в человеческом обличье. После встречи с шейхом Юсефом эта женщина поехала в Бейрут и все рассказала Каджану. Брат и сестра вместе вернулись в Абу-Даби и встретились с нашим шейхом. Прошло время. Потом этот человек был вверен нашему попечению. Нам приказали не спускать с него глаз. Что он рассказал нашему шейху, того мы не знаем. Знаем только, что сейчас Каджан будет говорить с вами. А мы не должны слушать.

– Хорошо. В таком случае оставьте меня с ним наедине, – на лице Джорджа вновь появились краски: его сердце перестало бастовать и заработало без перебоев.

– Это невозможно, – отрезал араб не допускающим возражений тоном.

Джордж был поражен такой противоречивой постановкой вопроса.

– Как же я смогу поговорить с ним наедине, если вы не хотите выйти? – спросил он с насмешливым нетерпением в голосе.

– Мы не можем его оставить, – терпеливо объяснил араб. – Мы должны быть при нем всегда. Каджан может говорить. Мы не будем слушать.

Джордж пристально поглядел на собеседника, стараясь получить подтверждение только что осенившей его догадке. Он вспомнил, как однажды, во время поездки в Токио, разговорился с престарелым профессором антропологии, который объяснил ему, что доисторические племена, вынужденные жить в страшной скученности, выработали на протяжении тысячелетий особый психологический механизм для защиты своей частной сферы. Включая этот механизм, они могли как бы удалить из своего поля зрения и слуха все то, чего не хотели или не должны были видеть и слышать. Таким образом, даже сгрудившись в одной пещере, мужчины и женщины парами могли создавать вокруг себя обстановку полного уединения. Ученый сказал ему тогда, что у некоторых народов эти механизмы сохранились и в наши дни. Японцы, например, живя в домах с бумажными стенами, ограждали свою интимную жизнь и уважали чужую, просто-напросто переводя в нужное положение древний биологический выключатель в своем мозгу, позволяющий не слышать то, что происходило в соседней комнате.

Джордж решил найти у араба подтверждение этой теории.

– Вы очень сложно объясняете то, что мы тоже умеем делать, – согласился посланник Юсефа.

Тогда сенатор Брайан обратился к ливанцу.

– Можете начинать, – сказал он. – Я слушаю.

Молодой человек отбросил смущение и прямо взглянул ему в глаза.

– Я агент секретной службы Каддафи, – объявил он таким тоном, словно сообщал о своем приеме в члены местного клуба.

– Я вас правильно понял? – переспросил сенатор.

– Вы все прекрасно поняли, – он отлично говорил по-английски, выражаясь коротко и ясно.