Бремя страстей - Лайза Джексон

— Это ложь.

— Вы когда-то были ей дороги, но что-то случилось в ночь вашей свадьбы.— Санни увидела ясные образы — огонь и белую ткань, цветы и кровь, развороченную кровать и ванну в форме сердца, наполненную водой. И почувство­вала его вину, темную, страшную пелену, окру­жавшую его прошлое,— образы были столь четкими, как если бы она находилась с ним в отеле в ту свадебную ночь. — Вы что-то совершили…

— Ист, ничего. Она… — с трудом выдавил он из себя.

— Вы думаете, она отвернулась от вас из-за того, что…— Она вздрогнула, увидев внут­ренним взором это жестокое, грубое совокуп­ление, пьяного Рекса, юную перепуганную Лу­крецию. Л потом, в последующие годы, холод­ную оболочку, в которую Лукреция облекла свое сердце. — О, вы пытались искупить свою вину, — прошептала Санни, желая хоть как-то смягчить его муку и уже сознавая, что никто не может это сделать.— Но она не позволила этого вам, она наслаждалась своей властью над вами…

— Все было совсем не так!

Санни не стала вступать в спор, не стала рассказывать ему, что разглядела глубокие шрамы на его сердце из-за того, что жена отвергла его. А за стальными мускулами, гордым взглядом и властным характером она увидела другого человека, мужчину с нежной, ранимой душой, стремящейся к любви и по­ниманию. Санни подняла глаза, и взгляды их встретились. Она почувствовала, как он за­дрожал, ощутила свое собственное сердцеби­ение.

— Она никогда не полюбит вас, но пода­рит вам другого ребенка…

В глазах его мелькнул испуг.

— Только одного?

— Только один родится от этой женщины, хотя появятся и другие.

— Нет!— Рекс вырвал у нес свою руку, вскочил с места и устремился к двери. — Я же люблю свою жену,— настаивал он, явно по­трясенный.— Вы слышите меня, я люблю ее! Всегда буду любить.

Знаю, — печально ответила она. Все это… — Он резко взмахнул рукой. — ..Дурацкий розыгрыш! Ведь так, не правда ли? Гарольд и ребята из инвестиционного фонда, они рас подговорили на это? Признайтесь!

Она не стала возражать, а просто смотрела на пего, и глаза ее проникали в его душу и читали ее насквозь.

И моя жена меня любит. Любит ведь! Раз вы так считаете… Проклятье, я сам не знаю, что делаю здесь! - Он потянулся к ручке двери. — Это же просто шутка, правда? Дьявольская шутка. Ну посмеялись и хватит! — Он резко толкнул дверь и выскочил на улицу, оставив дверь рас­крытой. Она раскачивалась на ветру и удари­лась о красно-белый бок фургона.

Он вернется. Он заинтригован. С такой же неизбежностью, с какой вода стекает вниз по склону, Рекс Бьюкенен вернется. Санни знала это.

Рекс появился спустя месяц. Как и в про­шлый раз, он не верил ее предсказаниям, но начал улыбаться. Посещения его становились все более частыми, и Санни не могла отказы­вать ему, чувствуя, что он нуждается в обще­нии с нею. Он приходил лишь тогда, когда был уверен, что она одна. И хотя она сознавала, что погружается в опасные воды эмоций, и пы­талась сопротивляться своему влечению к Рек­су, она не могла остановить развитие пред­начертаний. В долгие ночные часы, лежа рядом с Фрэнком, тихо посапывающим рядом с ней, она мучилась без сна и тосковала, а мечты ее кружились вокруг Рекса Бьюкенена. В беспо­койстве глядела она сквозь маленькое окошко фургона в ночную мглу и томилась желани­ями, которых, оказывается, не могла сдержи­вать. Да это было и бесполезно.

Фрэнк был хорошим человеком, добросо­вестным работником, кротким как ягненок, по­ка не выпивал. Рекс Бьюкенен был совсем дру­гой. Сильный человек, удачливый предприни­матель. Он никогда не переставал обожать свою холодную жену. Им с Санни не суждено быть вместе; она замужем за человеком, кото­рый не верит в возможность развода, и он женат на женщине, которую идеализировал. Он не переставал надеяться, что придет день, когда Лукреция простит его, но Санни знала, что этому не суждено сбыться.

Вначале она отгоняла от себя недостойные мысли, боясь даже думать о своих постыдных влечениях. Но постепенно стала прислуши­ваться к шуму машин на дороге, чувствуя, как сильно бьется ее сердце при знакомом стуке в дверь.

Будучи не в состоянии объяснить своей тяги к Рексу, Санни перестала сопротивляться ей. В снах она постоянно видела лицо Рекса; от­даваясь Фрэнку, она воображала, что это Рекс прижимает ее тело к своему. Стыд мучил ее, но она ничего не могла поделать с собой. Она слепо верила в предначертания судьбы и счита­ла, что ход событий, раз запущенный, изме­нить невозможно.

Поэтому, когда он впервые поцеловал ее в жалком, маленьком трейлере, она ответила на его поцелуй, а когда он нежно потянул ее на диванчик, она с готовностью подогнула коле­ни. Их связь была неистовой, лишенной всякой нежности. Он как жадный зверь набрасывался на нее, тяжело дыша, судорожно сжимая в объ­ятиях ее тело.

Она понимала, что совершает ошибку, понимала, что рискует всем, становясь любов­ницей самого богатого и влиятельного челове­ка в округе, но пути к отступлению уже не существовало.

Его посещения стали регулярными, он пы­тался покупать ей подарки — золотое колье, бирюзовый браслет, шелковое платье, которые она не хотела принимать. Даже цветы, кото­рые Рекс преподносил ей, приходилось убирать перед приходом Фрэнка с работы. Поэтому она носила его украшения, лишь когда Рекс был с ней; позволяла аромату цветов напол­нять комнату только тогда, когда они остава­лись вдвоем, разрешала ему застегивать на ее спине пуговицы роскошного платья, когда это­го никто не мог видеть, ибо, уходя от нее, все принесенное он уносил с собой.

Она знала, что Рекс не любит ее. Едва коснувшись его, она сразу чувствовала, что он хочет ее, что он изголодался по ней, что благо­дарен ей за ласки, которые она дарит ему, но что он не любит ее так, как свою обожаемую Лукрецию. Она понимала это и не хотела опус­каться до уровня платной наложницы. Санни любила его, ей было хорошо с ним в постели, но она знала, что отпустит его, как только он пресытится ею.

И все же боль Санни от того, что после смерти Лукреции Рекс женился на Дене Мил­лер, казалось, не утихнет никогда. К тому вре­мени она уже оказалась одинокой — Фрэнк ушел от нее. Но Рекс взял себе другую женщи­ну. Никогда еще она не чувствовала себя столь оскорбленной…

И вот теперь, спустя тридцать с лишним лет, она сидела и тупо смотрела на стену своей комнаты в частной психиатрической клинике, куда Чейз счел необходимым поместить ее. Уютная и просторная, выдержанная в светлых веселых тонах, эта комната с книжными пол­ками, широкой удобной кроватью, обеденным столом и цветным телевизором была намного комфортабельнее, чем старый ржавый фургон, одиноко стоящий на берегу реки Бродячей со­баки на окраине Просперити. Но то был ее дом. А эта комната никогда им не станет…