Бремя страстей - Лайза Джексон

—   О чем ты хотела сказать?— испуганно спросила Кэссиди, почувствовав, что страш­ный шип вонзился ей в сердце.

—       Нет-нет, это я о своем… — быстро про­молвила Дена, принуждая себя улыбнуться. Поднеся золотую зажигалку к концу сигареты, она продолжила: — Я думала, что со временем он забудет Лукрецию, но… но гибель Энджи только все усугубила…

Взгляды матери и дочери встретились, и Кэссиди почувствовала жалость к Дене, лицо которой исказилось от всплеска той душевной муки, что, видимо, терзала ее постоянно.

—       Иногда я удивляюсь, почему я вышла за него замуж?..

—       У твоей матери был сегодня тяжелый день,— раздался голос Рекса с порога кух­ни.— Тебе надо прилечь, ты устала, Дена.— Плечи Дены напряглись. Держа в руках стакан с бренди, Рекс грустно улыбнулся. — У твоей матери появились странные приступы…

—       Не выдумывай!

—       Она стала путать воображаемое с ре­альностью.

—       О, ради Бога, Рекс, не пугай Кэссиди. Она все равно не поверит тебе. Она умная девочка и сама помнит все, что было. Как ты относился к ней!

—       Прекратите! — крикнула Кэссиди. — Что с вами происходит?— Затем, желая ус­покоить обоих, она подняла вверх руки. — Да­вайте разберемся, хорошо? Мы с Энджи были очень разными. Папа и относился к нам по-разному, и меня это вполне устраивало, я гово­рю чистую правду. — Рекс потупил взор, бура­вя глазами кафельный пол.— Папа, правда, я никогда не хотела, чтобы ты относился ко мне так же, как к Энджи! Я даже боялась, что после… после того, как… ее не стало, ты вдруг… изменишься и станешь смотреть на меня, как на нее. Когда этого не произошло, я почувствовала облегчение.

—       Он был несправедлив к тебе! — вставила Дена.— Он любил тебя гораздо меньше, чем ее…

—       Он любил и любит меня, мама, я это знаю. И он это знает. Я не Энджи, и спасибо за это Господу Богу!

—       Ты покинула дом после гибели Энджи только из-за того, что чувствовала себя ненуж­ной ему, — выдвинула новое обвинение Дена.

—       Я уехала потому, что пришло время уез­жать, потому что я выросла и хотела стать самостоятельной. Чтобы избавиться от… этих ссор. Но давайте хоть теперь оставим все оби­ды и разногласия позади.

—       Дене не понравилось, что я прямо с са­молета решил заехать на кладбище.— Рекс сделал глоток бренди.— Она совершенно не хочет считаться с моими чувствами.

—   А мне не нравится, что ты не считаешься с моими чувствами! Постоянно хнычешь о своей первой жене и погибшей дочери. Это длится слишком долго! А теперь, после пожара на лесопилке, ты пережевываешь все заново. Ты всегда оплакивал Лукрецию, затем оплакивал Энджи, и я старалась понять тебя, старалась проявлять такт, чуткость. Но сколько можно! Я устала, Рекс! — Она часто заморгала и рез­ким движением затушил сигарету.

—   Вся проблема в том, что ты слишком ревнива.

—   Да, ты прав, я ревнива. Меня никогда не ценили, всегда считали лишь бледной тенью Лукреции. Я мирилась с этим, надеясь, что в конце концов ты забудешь ее, но ты не забыл, а я устала притворяться, что мне не причиняет боль каждый твой взгляд на ее портрет, что я не замечаю твое полное безразличие к млад­шей дочери! Ну конечно, когда рядом была Энджи, для тебя больше никого не сущест­вовало!

—   Мама, хватит! — У Кэссиди не было больше сил участвовать в этом бесконечном многолетнем споре, особенно теперь, когда Чейз лежит в больничной палате обожженный и искалеченный, а Бриг… О Боже! Неужели он уже умер?

—   Кэссиди права, Дена! Успокойся, у нас немало других проблем.

— Действительно? Иногда я об этом забы­ваю! — Кинув осуждающий взгляд на мужа, она резко поднялась со стула, чуть не опроки­нув его, и выскочила из кухни.

Рекс выплеснул остатки бренди в раковину и изобразил на лице подобие улыбки.

— Она все преувеличивает, Кэссиди. Она порой сама не ведает, что говорит. Лучше расскажи мне о Чейзе. Что говорят врачи?

Она в двух словах рассказала ему о том, что знала, и предложила навестить Чейза в больнице. Потом предупредила отца, что, возможно, его могут вызвать на допрос в по­лицию. О Боже, сколько неприятностей обру­шилось на их головы! Они еще долго говорили о поджоге, оставляя в стороне гот очевидный факт, что оба пожара очень уж походили один на другой.

— А у них есть предположения, кто был тем, вторым человеком?..

—   Нет.

—   И Чейз не знает?

—   Говорит, что нет.

—   Ну, вот, еще одно таинственное дело. — Он потер виски и с тревогой взглянул на дочь. — Говорят, Уилли исчез, это правда?

—   К несчастью, да. Исчез куда-то после пожара.

— Черт возьми! — Рекс повертел пустой стакан в руке и задумчиво уставился в окно. — Надеюсь с ним ничего не случилось…

—       Уилли стойкий.

—       Но, сама знаешь, он крайне простоду­шен и доверчив… Кажется, приближается гроза.— Он стал рассматривать сгущавшиеся в небе тучи. Неожиданно, почесав затылок, он спросил: — А ты веришь в проклятия, Кэс­сиди?

—       О чем ты?.. Нет.— Странный вопрос, подумала она. Они с отцом никогда не были особенно близки и никогда не вели доверитель­ных бесед. Она напрягла память, но так и не смогла вспомнить подобной ситуации.

—       Ну и хорошо, очень хорошо.— Голос отца был тихим и грустным, он все так же задумчиво смотрел в окно.

—       А ты веришь, папа? — осторожно спро­сила Кэссиди.

—       Конечно,— сказал он, ни минуты не колеблясь. — И я уверен, что надо мной давно висит проклятие. Я лишь молю Бога, чтобы оно не коснулось тебя, твоего брата или твоей матери. Я знаю, что гибель Энджи и Лукреции не была случайной.

—       Что?.. О чем это ты говоришь?— ис­пуганно спросила она.

— Полагаю, Кэссиди, настало время кое-что узнать тебе о моей жизни.

Признание? Именно теперь?.. Тревожный гул стал нарастать в ее ушах. Господи, она не готова к его признаниям!..

—       О Бог мой,— прошептал Рекс, будто молясь.— Я просто не знаю, с чего начать, но…— Он так крепко сжал пустой стакан, что пальцы его побелели. — Знаешь ли ты, что в их смерти я виню только себя. Их смерть на моей совести. — Он глубоко вздохнул, пытаясь спра­виться с охватившим его волнением.

—       Ты не убивал их, — произнесла Кэссиди тихо, понимая, что он имел в виду нечто со­всем иное.

— Не преднамеренно, нет. Но я погубил их. Это настолько очевидно, как если бы я сам, лично, облил бензином старую мельницу и поднес к ней зажженную спичку.— В глазах его заблестели слезы.

— Папа, успокойся! Ты ни в чем не виноват!

— Виноват, потому что не был верен им. Мужчина всегда должен оставаться верным…