Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки - Гэри Вайс

Хотя публике это было неизвестно (если только она не состояла из тех трех процентов американцев, которые читали антологию «Капитализм»), Гринспен вернулся к теме, которую развивал в своем эссе «Посягательство на неприкосновенное» сорокалетней давности. Он прямо подошел к сути своего выступления: Айн Рэнд была права. Он был прав.

«В рыночной системе, основанной на доверии, репутация обладает главной экономической ценностью. Поэтому я потрясен тем, насколько мало в последние годы мы заботимся о своей репутации. Когда утрачено доверие, под явной угрозой оказывается и способность нации совершать сделки». И в этом заключается основная причина финансового кризиса, заявил он. «За последний год недоверие к бухгалтерским записям банков и прочих финансовых институтов в контексте неадекватных акций привело к массовым колебаниям в вопросе о предоставления ссуды. И в результате — к замораживанию кредитов».

По словам Г ринспена, получается, что финансовую агонию вызвали не алчность и эгоистичность банков, не хищнические субстандартные кредиты и торговля ценными бумагами с ипотечным покрытием. Не неспособность таких людей, как он сам, осуществлять контроль на рынке. Причина была в недостатке веры у тех, кого Айн Рэнд воспевала, как героев капитализма.

Через два года, в 2010-м, банкротство крупнейшего инвестиционного банка «Lehman Brothers» опрокинуло все доводы Гринспена, показав, что проблема ведущего финансового конгломерата — нев недостатке доверия к бухгалтерским записям фирмы, а в нечестности этих записей. Банк прибегал к некоторым уловкам, благодаря которым почти все риски участия в деривативных сделках не попадали в отчетные ведомости. Гринспен, которого это не смутило, написал статью, в которой высказал мнение, что кризис 2008 года было невозможно предотвратить: иными словами, он и Айн Рэнд оказались правы. Виновные были повсюду: недостаточный уровень капитала, плохо работающие кредитно-рейтинговые агентства. Это был классический Гринспен, с избытком непонятных фраз и математических формул, и за всем этим словоизвержением стояла та самая мысль, которую он продвигал во время службы в правительстве: в чем бы ни заключалась проблема, регулирование — не решение. Гринспен настаивал на том, что основное положение плана регулирования, тщательно разработанного президентом Обамой, — регулирующий орган должен постоянно отслеживать рыночные риски — «противоречит здравому смыслу». Анализ Гринспена был полностью основан на недостатках экономического прогнозирования, и он полностью игнорировал то, что регулирование рыночных рисков подразумевает гораздо больше, чем простое прогнозирование.[211]

Весь 2010 и 2011 годы Гринспен продолжал негодовать все яростнее, проталкивая свою идею «свободного рынка любой ценой». Он был чрезвычайно лоялен и идеологически последователен. Уж здесь надо отдать ему должное. Гринспен — не какая-нибудь там сума переметная. Он по-прежнему — тот же, каким был во времена «Коллектива», товарищ и верный приверженец Рэнд, лектор и эссеист, составитель аннотаций для Пейкоффа, противник законопроектов, выступающий за повышение налога на зарплату и непоколебимый истребитель любых регулирующих законов, какие только встречаются ему на пути. Все еще юный энтузиаст — восьмидесяти пяти лет.

В апреле 2010 года он начал постоянно мелькать в средствах массовой информации, пытаясь одновременно отстоять свою идеологию и спасти репутацию, уверить общество, будто кризис, который он лично помогал создать, по некоторым признакам, идет на спад. Теперь он старался убедить всех, будто был всего лишь винтиком в громадном и плохо функционирующем механизме, всего лишь еще одной жертвой редчайшего глобального экономического бедствия, зарождение которого относится аж к периоду разрушения Берлинской стены.

На канале «ABC-News» его спросили, опровергает ли рыночный кризис капитализм laissez-faire или убеждение Айн Рэнд, будто рынкам можно доверить саморегулирование. За последние годы это был один из немногих случаев, когда в присутствии Гринспена упоминали имя Рэнд, но он справился с ситуацией играючи. Если Гринспен в самом деле считал, что в его образе мысли имеется некий изъян, ему предоставлялась возможность это подтвердить. «Ничего подобного», — заявил он без колебаний, будто ждал этого вопроса, чтобы защитить позиции радикального капитализма. После чего продолжил, сообщив, что у него и других политических деятелей «нет опыта работы с теми типами рисков, какие появились после падения „Lehman Brothers“».[212] Гринспен, вероятно, забыл, что Федеральная резервная система под его руководством координировала выкуп «LTCM» («Long Term Capital Management»), хедж-фонда, который рухнул в 1998 году, поставив под удар платежеспособность противных сторон, в том числе и крупнейших банков с Уолл-стрит. То была генеральная репетиция одного из ключевых событий финансового кризиса 2008 года, когда рискованное участие в деривативных сделках Американской международной группы («AIG») едва не уничтожило ее противные стороны, и снова в их числе были крупнейшие инвестиционные банки. Финансовая система опять оказалась под угрозой из-за беспечности одного-единственного игрока. «LTCM» был гораздо меньше, чем «AIG», но его все равно пришлось спешно выкупать, чтобы спасти от коллапса всю систему.

Через три дня после появления на «ABC-News», 7 апреля 2010 года, Гринспен вернулся на Капитолийский холм впервые с тех пор, как в 2008 году предстал перед Ваксманом. На этот раз он пришел на Комитет по расследованию причин финансового кризиса.[213] И тут уже не было никакого покаяния, даже притворного, даже такого, от которого можно было бы отречься в следующий миг или при следующем появлении на телеэкране. На сей раз Гринспен не извинялся, а нападал. Волнения в обществе поутихли, рынок начал восстанавливаться, и можно было продолжать атаку. Гринспен воспользовался этой возможностью, чтобы решительно отречься от своего частичного покаяния, которое произошло в октябре 2008 года.

Федеральная резервная система, сказал он, действовала, чтобы предотвратить рост субстандартного кредитования. Он раздал комиссии распечатки под заглавием «Инициативы Федеральной резервной системы по ограничению „злоупотреблений“». Даже тут Гринспен не смог удержаться от искушения и поставил кавычки, сомневаясь, стоит ли здесь говорить именно о злоупотреблениях. То, что он назвал «инициативами», представляло собой несколько методических документов. Все были подготовлены совместно с другими агентствами, в некоторых случаях их насчитывалось до пяти. Никаких ограничений не вводилось. Регулирующие органы сообщали о своих ожиданиях, однако, что бы ни говорил в своем отчете Гринспен, не указывали банкам, что делать. Не было никаких требований.