Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки - Гэри Вайс

Рэнд не скрывала, как и почему Гринспен согласился на этот пост: поддавшись ее влиянию. «Я помогла Алану проанализировать, что влечет за собой это назначение, но, разумеется, решение было его собственное», — сказала она. Если это действительно было его собственное решение, зачем об этом вообще упоминать?

Гринспен не хотел этой должности. Он сколачивал состояние в качестве экономического консультанта, и он отмечает в «Эпохе потрясений», что был во многом не согласен с политикой Никсона.[193] Но Рэнд хотела видеть его на этом посту, в правительстве, пусть даже его работа в высшем эшелоне власти противоречила всей ее философии. Она хотела обрести влияние через своего юного энтузиаста, и она его обрела.

В «Эпохе потрясений» Гринспен говорит о своем старом наставнике, Артуре Бернсе, который когда-то возглавлял Совет управляющих Федеральной резервной системы и убеждал его принять пост. Однако о роли Рэнд здесь нет ни слова, ни единого упоминания о том, как она помогала «проанализировать, что влечет за собой это назначение», хотя об этом писали на первой полосе «New York Times».

«Я считаю, что с его стороны это — героический поступок, — цитировала газета слова Рэнд. Странноватая формулировка, когда речь идет о принятии кем-то высокого правительственного поста. — Алан — мой ученик, в философском смысле. Он — защитник нерегулируемого капитализма. Но ни он, ни я не ждем, что такой капитализм наступит завтра».

«Сомневаюсь, что он захочет остаться, если его попросят поступиться собственными принципами, — сказала Рэнд. — Непоследовательность — это нравственное преступление».[194]

Изучая все написанное и сказанное Гринспеном, я пришел к выводу, что его замечание о том, будто его «энтузиазм начал угасать», сделанное в «Эпохе потрясений», не просто сбивает читателя с толку: это даже не попытка смягчить тон, это — просто неправда. Я не вижу, чтобы его верность Рэнд как-то поколебалась, чтобы его решимость претворять в жизнь ее принципы как-то ослабла начиная с 1950-х годов, когда она стал посещать ее салон на Восточной тридцать шестой улице, на протяжении всей его государственной службы и вплоть до сегодняшнего дня. Мне вспомнился роман Ричарда Кондона 1959 года под названием «Маньчжурский кандидат»: о военнопленных, которым промыли мозги в Северной Корее и одного запрограммировали на убийство кандидата в президенты. Я никак не мог отделаться от этого образа. Я все время представлял себе Гринспена кандидатом от Мюррей-Хилл, которого еще в юном возрасте запрограммировали на убийство, — вот он выйдет вперед и убьет правительственное регулирование бизнеса.

Я понимаю, что это — не самый жуткий образ. Зато это — самая подходящая метафора для описания того, как Гринспен упорно проталкивал идеи Рэнд до, во время и после своей службы на посту председателя Совета управляющих Федеральной резервной системы. Объективисты давным-давно отреклись от него, исключили из своих рядов как предателя, а Ярон Брук жестоко обрушивался на него за предполагаемое предательство Рэнд,[195] но лично мне кажется, что список достижений Гринспена, совершенных за долгие годы службы Айн Рэнд, говорит сам за себя.

15. Вексель к оплате

Алан Гринспен оставался приближенным Рэнд вплоть до ее смерти в 1982 году. В тот год ее верный помощник Леонард Пейкофф выпустил книгу, — написанную при постоянном вмешательстве Рэнд, которая называлась «Зловещие параллели». В этой книге Пейкофф выявлял предполагаемые схожие черты становления нацизма в Германии и процессов, происходящих в Соединенных Штатах в конце XX столетия. Рэнд написала предисловие к этому неистовому произведению, а еще один объективист, столь же близкий к Рэнд, как и Пейкофф, дал ему восторженную рецензию: «Доктор Пейкофф представил нам потрясающе яркое сочинение. Параллели между философскими умонастроениями донацистской Германии и современной Америки, проведенные им с поразительной точностью, пугают. Каждый, кого волнуют коллективистские веяния в современном мире, обязан прочитать эту книгу. Алан Гринспен».

Будучи лидером объективистского движения, Гринспен не мог сделать меньше. Он в очередной раз рискнул репутацией, высказываясь в поддержку объективизма, на сей раз нахваливая книгу, которая сравнивала Соединенные Штаты с Веймарской республикой. Гринспен был уважаемый экономист и все еще юный энтузиаст пятидесяти шести лет.

За год до того он сделался советником Рональда Рейгана и продвинул объективизм в правительство, оказывая самую горячую поддержку законопроекту о снижении налогов Кемпа и Рота, предложенному в 1981 году. Они потребовали сокращения предельных налоговых ставок и навсегда изменили прогрессивный характер налоговой системы — системы, самому существованию которой противилась Рэнд. Гринспен не мог вовсе покончить с подоходным налогом, как не мог отменить минимальный размер заработной платы, против которого Рэнд также возражала, однако смог сделать систему более благожелательной по отношению к творцам и предпринимателям, которые представляют для общества гораздо большую ценность, чем люди, стоящие на нижних ступеньках лестницы успеха. Еще через два года, в качестве главы комитета, готовящего изменения для системы социального обеспечения, Гринспен придумал повысить самый регрессивный налог из тех, что платятся бедным и средним классом, — налог, удерживаемый с зарплаты на социальные нужды, — одновременно урезав пособия. В том не было никакого противоречия. Система социального обеспечения была худшим проявлением альтруизма. Получатели пособий были грабителями. И общество только выигрывало от того, что им поднимали налоги и урезали выплаты.

В 1987 году Рейган избрал Алана Гринспена следующим председателем Совета управляющих Федеральной резервной системы. Гринспен часто беседовал с Бранденом о деструктивном потенциале ФРС и необходимости учредить совершенно свободную банковскую систему.[196] Поэтому его деятельность на посту председателя была либо предательством принципов объективизма, либо возвращением к той роли, какую он исполнял в Совете экономических консультантов, — исподтишка претворять в жизнь рэндианские принципы.

В своих эссе в сборнике «Капитализм. Незнакомый идеал» Гринспен обозначил три главных цели. Две быстренько воплотились в жизнь, стоило ему встать у руля Федеральной резервной системы. Золотой стандарт почил в бозе: идея его возрождения была чересчур экстремальной даже для Рейгана, — нов предыдущие шесть лет исполнение антимонопольных законов все больше ослабевало, а в ближайшие годы Гринспен лично собирался проследить, чтобы с финансовым регулированием было покончено.