Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

– Ты мой муж. А я твоя жена. Вместе получается «мы».

Он смотрел в ее глаза, слышал слова, которые, сам того не подозревая, хотел услышать всю свою жизнь.

– Мой муж говорил, что в один прекрасный день все это закончится, – сказала она. – Я не собираюсь ждать этого дня.

Га погладил ее руку:

– У тебя есть план?

– Да, – ответила она. – Я раскрыла его план – паспорт, деньги, проездные. Этот план предназначался только для него одного. Он собирался бросить даже детей.

– Не волнуйся, – успокоил он. – Мой план – не такой.

Я проснулся среди ночи и понял, что родители тоже не спали. Какое-то время до меня доносился топот участниц Молодежной группы Чучхе, которые шли по направлению к площади Кумсусан, где проходили ночные демонстрации военных. Направляясь утром на работу, я знал, что встречу этих девушек по дороге домой. Их лица почернели от дыма, а тонкие руки были исписаны слоганами. Больше всего меня поражали их дикие глаза. Я таращился в потолок, представляя, как нервно стучат своими копытами козлята на крыше, осторожно ступая и не видя края крыши.

Я все раздумывал о том, насколько биография командира Га напоминает мою собственную жизнь. Наши имена были неизвестны – у нас не было прозвищ, которыми нас называют друзья и родные, у нас не было особых слов, которые бы трогали нас за душу. И я начал верить в то, что он ничего не знал о судьбе актрисы и ее детей. Он действительно продолжал двигаться дальше, веря в то, что с ними все в порядке, но думаю, что он даже не представлял себе, как у них дела. Также как и я – мне приходилось составлять биографии своих субъектов на основе документов, описывающих их жизнь до момента встречи со мной. Но я должен признать, что никогда не следил ни за одним человеком, покинувшим Подразделение 42. Самой важной зацепкой для нас стало то, что ради обретения новой жизни Га забрал жизнь кого-то другого. Я доказывал эту теорему каждый день. Спустя годы неудач я, наконец, стал понимать, что при составлении биографии Командира Га описывал и собственную жизнь.

Стоя у окна, при свете звезд я помочился в банку с широким горлышком. С улицы донесся какой-то звук. И затем произошло то, что подсказало мне, несмотря на темноту, несмотря на сотни километров, отделявших меня от ближайшей фермы, – стебли риса вновь пожелтели и настала пора убирать урожай: по улице Синуйчу ехали два самосвала, везя в кузове сотрудников Министерства массовой мобилизации. Они дудели в бычьи рога, стараясь разбудить всех жителей квартала «Рай для рабочих». Внизу моих соседей, в одних пижамах, медленно запихивали в грузовики. К рассвету они уже будут стоять, согнувшись, по щиколотку в грязи и слушать длинную лекцию о том, что такое «труд», благодаря которому все мы как-то питаемся.

– Отец, – прокричал я в темноту. – Отец, неужели мы должны просто выживать? Неужели нам не остается ничего другого?

Осторожно закручивая крышку на банке, я почувствовал, что она стала теплой. Когда грузовики уехали, стало слышно шумное, со свистом, дыхание моего отца – явный признак того, что он не спит.

Утром пропал еще один человек из моей команды. Я не могу назвать его имени, скажу только, что у него были тоненькие усы и он шепелявил. Его не было уже неделю, и я был вынужден признать, что он не мог так долго находиться на уборке урожая. Скорее всего, больше я его не увижу. Это был уже третий сотрудник за месяц, шестой за этот год. Что с ними произошло, куда они делись? Кто будет работать в отделе «Пуб Ёк», когда старики уйдут на пенсию, а у нас останется только пара дознавателей и пара стажеров?

Мы поднялись на фуникулере на гору Тэсон. Пока Чучак и Леонардо обыскивали дом товарища Бука, мы с Кью-Ки «прошлись» по резиденции Командира Га, хотя думать о деле, которое привело нас сюда, было сложно. Стоило поднять глаза, как сквозь огромные окна перед нами открывался вид на Пхеньян. Меня это поразило. Весь дом напоминал прекрасный сон – Кью-Ки лишь качала головой, рассматривая ванную и кухню, которыми пользовались эти люди. У них был отдельный туалет. Повсюду валялась собачья шерсть, доказывая, что они завели это животное просто ради собственного удовольствия. Мы боялись прикасаться к Золотому поясу, лежавшему в блестящем футляре. Даже сотрудники отдела «Пуб Ёк» не тронули его во время предварительного обыска.

Весь урожай в саду был собран – здесь не осталось даже горошины, которую я мог бы принести своим родителям. Может, Командир Га и Сан Мун взяли с собой свежие продукты, готовясь к долгой поездке? Или Командир Га запасал их для своего побега? В мусорной куче мы нашли кожуру от целой дыни и тонкие птичьи косточки. Может, они жили не так богато, как представляется при виде этого роскошного дома для янбанов?

Под домом был прорыт тридцатиметровый туннель, заполненный мешками с рисом и DVD дисками с американскими фильмами. Выход из туннеля находился на другой стороне дороги, за зарослями кустов. В стенах дома мы обнаружили несколько тайников, но большинство из них были пустыми. В одном оказалась стопка запрещенных у нас потрепанных южнокорейских журналов по боевым искусствам. С фотографиями бойцов, готовых ринуться в бой. Рядом с журналами одиноко лежал носовой платок. Я поднял его, надеясь найти на нем монограмму. Затем повернулся к Кью-Ки.

– Интересно, чтó здесь делает этот платок?

– Брось его, – посоветовала мне Кью-Ки.

Я тут же разжал руку, и платок упал на пол.

– Что? – спросил я.

– Разве ты не знаешь, для чего его мог использовать Га? – удивилась она, посмотрев на меня так, словно я был каким-то слепым щенком из Центрального зоопарка. – У тебя что, нет братьев?

В ванной Кью-Ки указала мне на расческу Сан Мун и бритву Командира Га, лежавшие на краю раковины. Она пришла на работу с синяком под глазом, и я сделал вид, что не замечаю этого, но перед зеркалом притворяться было бессмысленно.

– Тебя кто-то ударил? – спросил я.

– А может, кто-то просто очень сильно любит меня?

– Значит это – новый способ объяснения в любви? – рассмеялся я.

Кью-Ки склонила голову набок и взглянула на мое отражение в зеркале.

Она взяла стакан с края раковины и посмотрела сквозь него на свет.

– Они полоскали рот из одного стакана, – заметила она. – Вот это – любовь! Здесь много доказательств любви.

– Разве это – доказательство? – удивился я. Мы с родителями тоже полоскали рот из одного стакана.

Кью-Ки начала осматривать вещи в спальне.

– Сан Мун спала на этой стороне кровати, – сказала она. – На той, что ближе к туалету.

Затем она подошла к маленькой прикроватной тумбочке. Открыла и закрыла выдвижной ящик, постучала по дереву.

– Умная женщина, – произнесла Кью-Ки, – приклеит презервативы под этой тумбочкой, чтобы мужу их было не видно, а в нужный момент, просто протянет руку.

– Презервативы, – повторил я. Все противозачаточные средства считались запрещенными.

– Их можно купить на любом ночном рынке, – сказала она. – Китайцы делают презервативы любых цветов.

Она перевернула прикроватную тумбочку Сан Мун, но под ней ничего не оказалось.

Я перевернул тумбочку Командира Га – тоже ничего.

– Поверь мне, – убеждала Кью Ки. – Командиру не нужно было пользоваться противозачаточными средствами.

Мы с ней сорвали простыни с кровати и опустились на колени, чтобы получше рассмотреть волосы на подушках.

– Они оба спали здесь, – объявил я.

Затем мы прощупали кончиками пальцев каждый сантиметр матраса, обнюхивая и рассматривая все в поисках малейших следов. Уже обследовав половину матраса, я уловил запах, который раньше никогда не встречал. Мои ноздри почувствовали нечто первобытное, а затем у меня в голове сверкнула яркая вспышка. Запах был настолько внезапным, настолько незнакомым, что при всем своем желании я бы все равно не смог подыскать слова, чтобы рассказать о нем Кью-Ки.

Мы оба стояли у основания кровати.

Кью-Ки скрестила руки, будто не желая во что-то верить.

– Они просто спали, не занимаясь fucky-fucky?

– Чем?

– Это значит «секс» по-английски, – объяснила она. – Ты что, не смотришь фильмы?

– Смотрю, но не такие, – ответил я. – На самом деле я не видел ни одного подобного фильма…

Открыв платяной шкаф, Кью-Ки начала перебирать чосоноты Сан Мун и обнаружила пустую вешалку.

– Она надела на себя вот этот, – сказала Кью-Ки. – Наверное, он был восхитительным, если она не взяла с собой все эти наряды. Значит, Сан Мун не собиралась уходить надолго, но при этом хотела выглядеть превосходно.

Она смотрела на висевшую перед ее глазами блестящую ткань.

– Я знаю все ее платья, в которых она появлялась в своих фильмах, – произнесла она. – Будь у меня больше времени, я поняла бы, какого платья тут не хватает.