Сын повелителя сирот - Адам Джонсон

Я приблизился к подошедшему человеку. Он увидел выражение моего лица, а я посмотрел в глаза ему. Он отвернулся от меня, и я напал на него со спины, обхватив руками, затем оглянулся, чтобы понять, доволен ли Командир Га. Я увидел, что он разделся, бросив свою форму на землю.

Командир заговорил со мной так, будто ничего не произошло.

«Нужно сделать все по-настоящему, он должен поверить, что ему не спастись. Только так ты поймешь, нравится ли ему эта мысль. – Командир Га обхватил руками пояс другого заключенного. – Нужно крепко его ухватить. Он должен понять, что ты сильнее его, что ему не вырваться. Может, когда ты схватишь его за задницу, он покажет тебе, чего действительно хочет, и вот тогда его собственное возбуждение сыграет с ним злую шутку».

Командир Га схватил человека так, что тот сжался от страха.

«Прекратите», – сказал я ему.

Командир Га повернулся ко мне, на его лице читалось удивление: «Правильно. Это ты должен сказать ему: “Прекрати!” Я знал, что единственный настоящий мужчина здесь – это ты».

Командир Га шагнул в мою сторону, я отступил назад.

«Не делайте этого», – предупредил я.

«Правильно, именно это ты и должен сказать, – в глазах Командира Га блеснул странный огонек. – Но дело в том, что он тебя не слушает. Он сильнее тебя и продолжает к тебе приходить».

«Кто продолжает приходить?»

«Кто? – спросил Га и улыбнулся. – Он».

Я стал пятиться назад. «Пожалуйста, – попросил я. – Пожалуйста, в этом нет необходимости».

«Да, – сказал Командир Га. – Да, ты сопротивляешься, ты делаешь все для того, чтобы этого избежать, сразу ясно, что ты этого не хочешь, потому ты мне и нравишься, потому я и устроил тебе это испытание. Но что если это все равно случится? Что если твои слова ничего для него не значат? Ты начнешь с ним драться, но окажется, что он дерется еще яростнее тебя?»

Командир Га вплотную подошел ко мне, и я ударил его. Это был слабый удар. Я боялся ударить его сильно. Га отвел мой кулак в сторону, затем нанес мне четкий прямой удар рукой.

«Что если ты будешь сопротивляться изо всех сил, но это все равно произойдет? Кем ты станешь после этого?»

Я ловко ударил его ногой. Командир Га потерял равновесие, лицо у него загорелось радостным волнением. Га нанес мне высокий удар ногой так стремительно, что моя голова повернулась, как на шарнирах, – я никогда не видел такого быстрого пинка.

«Это не произойдет, – твердил я. – Я этого не допущу».

«Поэтому я и выбрал тебя, – Га больно ударил меня левой ногой в живот, и я почувствовал, как моя печень начала отекать. – Конечно, ты намерен яростно сопротивляться из последних сил, конечно, ты вложишь в этот бой все свои силы. Ты даже не представляешь себе, как я тебя уважаю. Ты единственный человек, который за все это время действительно дал мне отпор, единственный, кто знает и действительно понимает меня».

Я перевел взгляд вниз и увидел, что у Командира Га яростно топорщится член от возбуждения. Но с лица его не сходила милая детская улыбка.

«Я покажу тебе свою душу, большой шрам на своей душе, – говорил он, наступая на меня, двигая бедрами и готовясь сделать еще один пинок. – Будет больно – не буду тебе врать, вообще-то боль останется с тобой навсегда. Но подумай об этом – вскоре этот шрам будет у нас обоих. Вскоре мы будем как братья».

Я пятился назад и вправо до тех пор, пока не оказался под лампочкой, которая освещала камеру. Я прыгнул, разбив ногой лампочку. Сверкнула вспышка, и я увидел кусочки стекла, парящие в воздухе. Затем стало темно. Было слышно, как шаркает ногами Командир Га. Именно так передвигаются люди, не привыкшие к темноте.

– А что случилось потом? – спросил Бук.

– Потом я пошел работать дальше, – ответил Га.

Сан Мун не выходила из спальни весь вечер. На ужин Командир Гa приготовил детям холодную лапшу, которой те все время болтали возле носа Брандо, наблюдая, как пес хватает ее своими крепкими зубами. Только когда они уже все съели, в дверях появилась Сан Мун, в пижаме, с отекшим лицом и сигаретой во рту. Она сказала детям, что пора спать, а затем обратилась к Га.

– Мне нужно посмотреть этот американский фильм, – произнесла она. – Тот, который считается лучшим.

В ту ночь, когда уснули дети и на соломенном коврике у их кроватей устроился пес, когда весь Пхеньян погрузился во мрак, Га с Сан Мун улеглись на кровать и вставили в ноутбук диск с фильмом «Касабланка».

Зарядки компьютера должно было хватить на девяносто минут, поэтому они могли смотреть кино, не прерываясь.

Га переводил ей реплики героев, стараясь как можно быстрее превращать английские фразы в корейские, а когда нужных слов не находилось, он просто водил пальцем по титрам и вслух повторял их.

Какое-то время ее лицо оставалось печальным. Она раскритиковала фильм за то, что события в нем разворачивались слишком быстро. Она назвала героев картины богемой, которая целыми днями только наряжается в красивые костюмы и пьет.

– А где же обычные люди? – спрашивала она. – С настоящими жизненными проблемами.

Ее насмешил сюжет с «проездными документами», с помощью которых любой завладевший ими человек мог сбежать.

– В беде вам не сможет помочь никакое волшебное письмо.

Она велела ему остановить фильм. Он ее не послушал. Но от фильма у нее разболелась голова.

– Я не могу понять, чтó именно восхваляет этот фильм, – произнесла она. – И когда, наконец, на экране появится герой? Если сюда никто так и не ворвется, я пойду спать.

– Ш-ш-ш, – прошипел в ответ Га.

Было видно, что ей тяжело смотреть этот фильм. Каждый кадр она сравнивала с собственной жизнью. Многозначительные взгляды и сложные желания героев ранили ее, и она ничего не могла с этим поделать. Когда прекрасная актриса Ингрид Бергман надолго появлялась на экране, Сан Мун начинала задавать ей вопросы и поучать ее.

– Почему она не найдет себе хорошего мужа?

– Скоро начнется война, – объяснил ей Га.

– Почему она так смотрит на этого аморального типа Рика? – спрашивала она, хотя и сама посматривала на него тоже. Вскоре она перестала обращать внимание на то, как он пытается получить выгоду за счет других, наполняет свой сейф деньгами, лжет и раздает взятки. Она видела только, как он брал сигарету, когда в комнату входила Ильза, и как он пил, когда она выходила. Сан Мун хорошо чувствовала те моменты, когда все были несчастны. Она кивала, видя, что все проблемы героев берут свое начало в темной столице – в Берлине. Когда действие фильма вновь переносилось в Париж, где герои улыбались, желая лишь есть хлеб, пить вино и заниматься любовью, Сан Мун начинала улыбаться сквозь слезы, и Командир Га переставал переводить те сцены, в которых и так все было понятно благодаря эмоциям, которые отражались на лице этого мужчины, Рика, и этой женщины, Ильзы, любившей его.

В конце фильма она была безутешна.

Он положил руку ей на плечо, но она не отреагировала.

– Вся моя жизнь – ложь, – шептала она сквозь слезы. – Каждый последний жест. Я представляла себе, что играю в цветном фильме. Будто каждая безвкусная деталь подчеркивалась цветом. – Она пододвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза. Схватив его за рубашку обеими руками, она стала теребить ткань. – Я должна поехать туда, где сняли этот фильм, – сказала она. – Мне нужно выбраться отсюда, туда, где существует настоящая игра актеров. Мне нужны проездные документы, и ты должен мне помочь. Не потому, что ты убил моего мужа, и не потому, что мы заплатим за все сполна, когда с тобой разделается Великий Руководитель, а потому, что ты – такой же, как Рик. Ты – благородный человек, как Рик в этом фильме.

– Но ведь это просто кино.

– Нет, не просто, – возразила она недоверчиво.

– Но как я могу помочь тебе бежать?

– Ты – особый человек, – ответила она. – Ты можешь вытащить нас отсюда. Я говорю тебе, ты должен это сделать.

– Но Рик принял решение самостоятельно.

– Правильно, я сказала, чтó тебе нужно сделать, и теперь ты должен сам принять решение.

– А как же мы? – спросил он.

Она посмотрела на него так, будто только сейчас стала понимать, каким должен быть ее взгляд. Будто она знала устремления своего партнера по фильму и дальнейшее развитие сюжета.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Говоря «Вытащи нас отсюда», ты имеешь в виду нас, то есть и меня тоже?

Она притянула его к себе.

– Ты мой муж. А я твоя жена. Вместе получается «мы».