Аплодисменты - Людмила Гурченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В музыкальном проигрыше тоже не растерялась и «вжарила» каскадный залихватский танец. Я получила заслуженные аплодисменты, хотя на экзаменах аплодисменты были запрещены. Но что поделаешь, если зрители не могли не отреагировать. Эх, как я потом жалела, что не напросилась на любимый дуэт матросов из того же «Вольного ветра»:
Дили-дили-дили-дили-дили,Ах, дили-дили-дили-дили-дон,Мы ли Филиппинами не плылиВ Босто-он.
Так мне нравится этот ритм. Он прекрасно ложился на чечетку, а она на экзамене не помешала бы. Но все равно. Экзамен по мастерству прошел на «ура». ГИТИС был «у кармани».
Ну, что там было еще? А еще попали мы с одной девочкой… Нет, все по порядку. Такие детали не стоит опускать. После моего показа в ГИТИСе ко мне подошел выпускник отделения оперетты и, сложив руки на груди, а голову склонив к плечу, устало, с видом пожилого человека, представился: «Я, видите ли, уже завершаю сие заведение. И мог бы, милая девушка, дать вам пару дельных советов. Если б у вас как-нибудь, ненароком выдалась бы пара минут свободного времечка…» Короче — наука нехитрая, и слепому видно: предлагает свидание. Итак, это уже третье свидание в Москве. Одно в поезде — с мальчиком— попутчиком. Второе — с абитуриентом из Института кинематографии, который поступал на операторский факультет. Он меня все фотографировал, фотографировал… Ну, а я… Ну, а я продемонстрировала столько умопомрачительных выражений лица, что он прямо голову потерял. «Ну, ты талант!» — приговаривал он, щелкая кнопкой своего ФЭДа. Тоже мне, открыл Америку. И вот третье свидание. Но уж, извините. Это не ученичок и не абитуриентик. Это, можно сказать, взрослый мужчина, выпускник. Успех? «Та што там гаварить!» Успех! И у кого? — у Москвичей! Эх, харьковчане, харьковчане, мальчики вы мои милые… Что-то вкуса у вас маловато, и все он у вас, простите за откровенность, какой-то периферийный.
Да… так попали мы, значит, с одной девочкой на второй тур Щукинского училища. О-о, обстановка совершенно не такая, как в ГИТИСе. Куда там, тишина… Поступающих немного. В комиссии ни одного популярного актера. Все хмурые, серьезные, в основном, люди пожилые. Я как произнесла одну фразу — тут же две женщины из комиссии зашептались между собой, зашикали, и все посматривают на меня таким колким, неприязненным взглядом… Что-то им во мне явно не понравилось. Что, что я им сделала? Чем они недовольны? Я их вижу в первый раз в жизни. Я быстро сообразила, что мои штучки здесь не пройдут. Обстановочка не располагала. Слушали меня внимательно, не останавливали. По ходу чтения басни пару раз улыбнулись, что при такой строгой и чинной атмосфере было уже кое-что. Но я крепко сдерживалась, чтобы меня не занесло. И когда почувствовала, что экзамен подошел к концу, так же чинно и интеллигентно-мягко поклонилась, поблагодарила, извинилась, еще раз поклонилась, долго пятилась к двери и только потом уж повернулась к комиссии спиной. Вдруг меня окликнула одна из «шикающих» женщин: «Девушка, простите, вы из Харькова или из Одессы?» — "Я из Харькова, — ответила я с достоинством и гордостью за свой город, посланцем и патриотом которого я начинала чувствовать себя здесь, в Москве, все больше и больше. «Ну, значит, я была права, — торжественно заявила она своей соседке, а мне бросила: — Вы свободны». К третьему туру меня допустили, но мне было ясно, что там я уже не появлюсь. Что-то там… ну, в общем, я там не та, теряю свободу. Теряю свою индивидуальность. Одна мысль мучила меня: ну, откуда эта женщина из комиссии узнала, что я именно из Харькова?
«Харьковский» вопрос прояснился сам собой — в Институте кинематографии, на экзамене по актерскому мастерству.
Как задумала, так и осуществила: появилась в коридорах института с аккордеоном, в ярко-зеленом платье из китайского шелка. Красный бант — на груди. Красный бант — на поясе. Завитые мелкими колечками волосы. А на ногах — единственные в мире красные туфли в стиле мушкетеров времен кардинала Ришелье: мыс «бульдогом» и весь в дырочках; огромные банты, тоже в дырочках, свисали с обеих сторон до земли. А на толстых каблуках (специально под кожу вкладывались орнаменты из толстого жгута) сидели оригинальные елочки. Эти туфли заказывал мне сам папа. А если заказывал сам папа, то можно быть уверенным, что он для любимой дочурки не пожалел ни денег, ни фантазии. Три вечера подряд папа со своим дружком-сапожником, бывшим баянистом, били друг друга по рукам, спорили, рисовали, сооружали. Каждый вечер папа приносил своему другу выпивку и произносил «за честь, за дружбу». Три дня шло совещание «на высшем уровне». А через две недели туфли торжественно сняли с колодок. И я в них спустилась с Рымарской на Клочковскую. Все продумали, все учли, кроме размера. Опираясь на папу, с вымученной улыбкой, я предстала перед мамой.
— Какой кошмар, Марк! Люся же едет не на «концертик в деревню», а в Москву, понимаешь, в Москву! Это же обувь для цирка. Да и в цирке я такого не видела, хи-хи-хи.
— Вот то-то и оно! Во ето и главное, што такого ще никто не видев. Етага я и добивавсь. Хай только ув одной моей дочурки такие тухли будуть. Зато як увойдеть у зал — усе и ахнуть. Черт, з номером я крупный ляпсус допустив. Да ну, Лель, ты ж знаешь, он як выпьить — усе чисто з головы долов! Ничего, моя птичка, моя клюкувка, я их сам растяну.
… Дефилировали парами зеленоглазые красавицы с длинными косами из Грузии, скромные девушки из Средней Азии с множеством косичек, черноволосые газели с бархатными глазами и пушистыми ресницами из Армении. Ну, и много наших, приятных и милых русских девушек. Но, если честно, то одета я была ярче и оригинальнее всех. И аккордеон в руках. А все — или с книжечками стихов, или с пустыми руками. И опыт поступления у меня уже кое-какой был. Но столько красивых лиц в одном помещении, «да в одно и то же самое время», — это выбьет из седла кого угодно. Я ходила со своим аккордеоном и все вглядывалась в эти прекрасные лица. Знакомилась и подстраивалась. А сама с тревогой вычисляла: «Ну кто лучше — я или она?»
Переступила порог экзаменационной аудитории. Первый раз в жизни я увидела близко, совсем рядом, знаменитых людей, которых раньше знала только по фильмам. Испытывала истинное потрясение. Голова шла кругом. Перед глазами плыл туман. Я прислонилась к дверному косяку и не могла сдвинуться с места. «Проходите сюда, к столу», — раздался знакомый, до боли родной голос актрисы, которую я знала с детства. Я приблизилась к экзаменаторскому столу…
Тамара Макарова… Самая красивая и самая загадочная киноактриса. Как я любила ее нежные интонации в «Маскараде»! А ведь она даже не догадывается, что я знаю все ее фильмы. А фильм по сказу Бажова «Каменный цветок» выучила наизусть. Как я мечтала сыграть такую роль! Какой у нее там красивый, низкий, завораживающий голос. А сколько у нее в этом фильме необыкновенно красивых нарядовi