Я и ты - Ольга Приходченко

Разглядывая женщин с закрытыми лицами, сразу вспомнила рассказ моей подруги Людмилы Жуковской; я уже вскользь упомянула, как в составе министерской медицинской комиссии она, врач-гинеколог, была здесь на проверке. Как они, врачи, добивались, чтобы женщин держали в роддомах подольше, давая им таким образом возможность передохнуть, хоть чуточку восстановить гемоглобин и силы. Выделять больше на каждую роженицу крови. С шестнадцати лет, а то и раньше, они без перерыва рожают. Смертность зашкаливает. Скотину и то больше берегут, чем женщин, дают передышку в родах.

А сейчас я обрушу на читателей маленькую бомбу. Мало кто об этом знает. Каждый день гонки мы начинали с завтрака, что естественно, но какой это был завтрак… Естественным его точно не назовешь. Старт этапу давался в одиннадцать утра, до него мы шли на рынок, где уже готовы были казаны с кипящим лагманом и ароматным пловом. От нежнейших шашлыков исходил дымок, расплавлявший мозги. Мы уютно рассаживались в беседках, доставали принесенную с собой бутылку водки и заряжались, отнюдь не только духовно, на целый день. Особенно хорошо водочка шла (конечно, не целая бутылка) под вкуснейший лагман – такой густой, как каша, суп из домашней лапши с овощами и бараниной. Выполняли наказ врачей – профилактика от разной заразы; не мы одни, думаю, большая часть обслуживающего персонала строго следовала предписанию медиков. В дороге это было еще и незаменимое средство прополоскать рот и помыть руки.

А я еще в автобусе подлила масла в огонь. Припугнула лекцией о всевозможных бактериях, живущих в этих краях. Холеру и гепатит можно прихватить на раз. Примеры, конечно, из Одессы, события не столь давние, мои земляки пережили их. Для северян эти паразиты особенно опасны, потому что им не делали прививок. Словом, подвела базу и под обязательное мытье рук, и под прием вовнутрь ежедневно граммов сто пятьдесят, а то и все двести любимого народного напитка. Не помешает, в желудке должна быть кислая среда. Мое предложение еще выше подняло и без того высокий журналистский дух, а мне добавило уважения. Правильно поступил мой муж, отказавшись от персональной «Волги», я оценила это по полной программе. С тех пор пару «гигиенических» бутылок сорокаградусной мы возили с собой на всякий пожарный случай.

Мишу я все-таки уломала подойти к тому грузовичку, что-то он не давал мне покоя, а может, сработал нюх торгового специалиста.

– Я только спрошу – и все.

Ты смотри! Я быстро усекла весь ассортимент дефицитов. Финская и венгерская салями, балык, ветчина; в мусоре, прямо тут, у автолавки, валялись банки от черной и красной икры, разных рыбных консервов. Ничего себе, гуляют ребята.

– А нам можно баночку красной икры и ветчины? – я интеллигентно подкатилась к бойкой продавщице, доставая деньги из кошелька, но получила такой от ворот поворот, что отлетела от борта, как ошпаренная.

– Нельзя! – отрезала она и со злостью посмотрела на нас, как на врагов славного советского социалистического Отечества. – Спецобслуживание. Ищите директора гонки, разрешит – нет вопросов.

Понятно – только для своих, избранных. К грузовичку то и дело подъезжали разные машины, те, которые были при гонке, я уже знала, а эти были какие-то чужие, и дефицит целыми коробками перегружался в их багажники.

Никакого директора искать не стали. Зачем? Прекрасно проживем без деликатесов, в Москве наверстаем, скоро Седьмое ноября, в праздничном заказе будут. А сейчас обойдемся пловом, лагманом, и местные пельмени, чучвара называются, очень сочные. Узбекская кухня весьма богата. Об этом случае никому говорить не стали, хотя у меня уже чесались руки накатать заметку в «Советскую торговлю». Просят же шире освещать предолимпийскую гонку…

Велогонка катится своим чередом, мы следуем за ней, останавливаемся, где пожелаем. Задержались в одном из кишлаков близ Ферганы. Все та же картина: сплошные заборы, дома без окон, ясно, чтобы никто с улицы не смел заглядывать в них и видеть, что делается внутри. У самой дороги, хотя караван велосипедистов уже проскочил, еще толпились дети. Мал мала меньше. Старшие держали на руках совсем крохотулек. Все какие-то нечесаные, неумытые. Осень, уже холодно, по ночам минусовые температуры затягивали лужи и арыки льдом, а они все босиком, и старая одежонка, чувствуется, передается по наследству, едва прикрывает голое тельце. Зато на головах мальчиков старые меховые ушанки.

Раздался скрип калитки, и появился мужчина неопределенных лет в халате и тюбетейке, с серебряным подносом в руках, на котором горкой лежали гроздья спелого винограда. Разговорились. По-русски он объяснялся неплохо, тем не менее мы так и не поняли, кем он работает в совхозе.

– Эти ребятишки – все ваши дети, сколько их у вас? Еще есть? – несколько раз переспросила я.

– Есть, там, – он кивнул куда-то в сторону калитки, – виноград собирают, ркацители, из него хорошее вино. Сейчас вынесу кувшин, попробуйте, оно свежее, еще настояться должно.

Он долго мучился, губами перебирал имена, не раз сбивался со счета.

– Пять, – наконец выпалил он и для верности загнул все пальцы на одной ладони. – Жена скоро еще родит. Мальчика хочу.

– Как пять? Здесь же восемь, а вы говорите, что во дворе еще ваши дети, – удивилась я.

– Так то девочки, они не в счет. Мужчины нужны. Кто за хозяйством ухаживать будет?

Через несколько дней, когда гонка, перемахнув через границу с Таджикистаном, задержалась на два дня на берегу Сырдарьи в Ленинабаде, а затем ее спираль раскрутилась в сторону киргизского Оша, я словно очутились совершенно в ином мире и подумала: какой контраст. На въезде в город нас встречали пионеры, опрятные, аккуратно одетые. Они, не поверите, и сегодня у меня перед глазами: белый верх, черный низ, у девочек банты красиво вплетены в косы, пилотки, гольфики с кисточками, мальчишки – в темных штанишках-шортиках до колен и белых рубашках с короткими рукавами, на голове расшитые красным бархатом войлочные колпаки. На всех красные галстуки. До чего приятно смотреть! Я вспомнила свое пионерское детство, наши школьные линейки у дворца Воронцова на Приморском бульваре.

Словом, здесь, в Киргизии, во всем чувствовалась заботливая женская рука, настоящий матриархат. За завтраком я поделилась своими соображениями с Михаилом, и он – в кои-то веки! – со мной согласился. Что с ним случилось, Киргизия, что ли, так на него подействовала?

Женское и лично во мне взяло верх. Покрутившись немного по центру, я, конечно, заглянула в местный универмаг и обомлела, увидев, как в обувном отделе свободно стоят на полках сверхмодные тогда английские туфли на высоченных шпильках – мечта всех женщин. Сердце бешено заколотилось. Перед отъездом из Москвы в Краснопресненском универмаге я наблюдала, какая за ними была драка. В общем, перемерила дюжину пар, пока сердце не успокоилось на двух. Можно возвращаться обратно в Узбекистан, куда опять зазывала петля трассы. Через Камчик, взобравшись на более чем двухкилометровую высоту, велокараван должен был снова совершить бросок вниз и перебраться в солнечную Ферганскую долину. Конец года на носу, оттого так и вырывались наружу слова песни из популярного музыкального фильма:

Мне декабрь кажется маем,На снегу я вижу цветы,Отчего так в мае сердце замирает —Знаю я и знаешь ты.

Может, для той американкой солнечной долины слова серенады были подходящие, но Камчик, взбунтовавшись, явно встретил их в штыки, и сердце замирало вовсе не от цветов на снежных склонах перевала.

Знать бы тогда, что ждет гонку, когда она дружно катила по равнине, окруженной со всех сторон горами, их цвета от бликов лучей постоянно менялись, пока совершенно неожиданно камни окончательно не покраснели. Тепло, несмотря на утро, уже плюс двадцать семь. Здесь просто сказочное место на земле. В нашем автобусе беззаботное, даже, я бы сказала, безмятежное настроение, народ размяк, отдыхает. С автобусом поравнялась одна из служебных «Волг», и нашему комиссару, а заодно и мне, предлагают пересесть в нее. Мы соглашаемся; по правде говоря, мне поднадоело плестись позади гонки, глотая пыль, хочется опережать гонку, видеть, как в ее голове разворачиваются события, вся борьба же там. Легковушка, набирая скорость, удаляется в сторону перевала. И вдруг в открытые окна слышим доносящиеся из машин, что едут навстречу, возгласы: «Вы куда? Возвращайтесь! На Камчике пурга, ничего не видно, сами еле проскочили перевал».

Чем выше нас уносила «Волга», тем резче менялась погода. Уже не было никакого солнца, поднявшийся сильный ветер смешался с холодным дождем. На нас куртки, хорошо, что я еще прихватила с собой шерстяной свитер, и то с каждым километром все больше пронизывает насквозь этот противный ветер, задувающий даже через задраенные окна. Еще немного – и дорога, постепенно ввинчивавшаяся в серое теперь уже небо, покрылась ледяной корочкой, а скалы, особенно выемки в них, наполнились снегом. Я боялась смотреть в окошко, да и видимость ухудшилась, заметила лишь, как мимо нас сначала пролетела одна машина, а затем еще две, очевидно, руководство гонки. Наш водитель в полной растерянности: