Адаптация - Валерий Былинский

Еще я вспоминал своего одноклассника Стара, наш разговор с ним в полутемном кабинете с мерцающим в углу телевизором. Стар говорил, что такие, как мы, мучаются, потому что не понимают смысла жизни. Если когда-то существовал рай, то я в него попал именно в мае по дороге в школу, в середине семидесятых годов прошлого века. А потом вышел из него. Из рая. Нет, Стар. Отвратительно не думать, зачем ты живешь. Это даже невозможно – не думать. Это еще хуже, потому что изводит душу сильнее. Может быть, поиск смысла жизни – это поиск обратной дороги в рай. Как просто, и как далеко. И как хорошо.

Кажется, я ее больше не называл Ли. А она меня иногда звала Са. Как на островах Кирибати, – сказал я ей. Что это? – спросила она. Там живут туземцы, меняющие свои имена каждый месяц и даже каждую неделю, как кому вздумается, – пояснил я. Надо будет побывать там, – с серьезным видом сказала Ли.

Ее подарок и жизнь

Я не заметил, как уснул. А когда проснулся, Лизы в квартире не было. Я подумал, что она вышла в магазин. Встав, я пошел в душ, а когда вернулся в комнату, то вовсю звенел мой мобильный.

– Привет, – сказала Лиза. – Проснулся?

– Ага.

– А я уезжаю. Ненадолго, максимум на неделю. В Ярославль, по домашним делам.

Я не спросил, по каким делам она уезжает. И даже не удивился тому, что она сообщила мне это сейчас, выйдя из дома. Такая она была, Лиза, я к ней привык. Но какая-то маленькая песчаная струйка печали просыпалась у меня в груди.

– Ты вернешься?

– Разумеется. Помнишь, мы же обещали говорить друг другу правду? Так вот, правда говорится. Скоро увидимся, целую в оба уха со страшным колокольным звоном! Пока.

Через два дня после ее отъезда – в тот день заканчивался мой больничный и на следующий день нужно было выходить на работу – мне на мобильный позвонила незнакомая девушка. Она сказала, что ее зовут Алена и ей поручила со мной встретиться Лиза. Я не спросил, зачем. Предложил увидеться где-нибудь в центре, в кафе, но она сказала, что мне лучше приехать в гостиницу, где она остановилась. Что это важно и именно так просила ее Лиза. Я сказал, что, конечно, не против, договорился о времени встречи и перезвонил Лизе.

– Все нормально, иди, там тебя ждет сюрприз. Там все узнаешь.

Я поехал. Встреча была назначена в гостинице недалеко от Чистых прудов. Отель был маленький, оформленный в английском стиле, в холле никого не было. Я сообщил девушке за стойкой свое имя, сказал, что меня ждут. Та позвонила, удостоверилась, что это так. Я поднялся по застланной бархатным ковром лестнице на третий этаж, постучал в дверь номера. Дверь открылась, передо мной стояла высокая девушка в джинсовой юбке и в короткой футболке. Я назвал свое имя. Она улыбнулась, отступила в сторону и пригласила меня войти. Мы сели напротив друг друга в кресла.

Девушка заложила ногу на ногу и внимательно смотрела мне в глаза. И я на нее. Она была из тех женщин, от которых трудно отвести взгляд. Поражала ее идеальная – другого слова не подберешь – фигура. Настолько совершенная, что для ее описания трудно подобрать какие-либо художественные эпитеты. Тот случай, когда лучше не рассказывать, а смотреть. Рост за метр семьдесят, белокурые волосы, загорелая, как видно, в солярии. Крупные, но не пухлые губы, чуть раскосые ненакрашенные глаза. Чрезвычайно узкая талия, делающая обычные бедра довольно широкими. И ноги. Это были идеальные женские ноги, которые в любое время суток захотел бы каждый гетеролюбивый мужчина: длинные, литые, в меру мускулистые и изящные. При этом во всей ее внешности вместе с одеждой и манерой держать себя не было ни малейшего намека на пошлость. Только немного отстраненная идеальность линий и форм. Я сразу понял, что появление девушки связано с моим рассказом Лизе про идеальную женщину – и мне стало немного смешно.

– Так какое же у вас дело? – спросил я.

Девушка старалась держаться непринужденно, но было видно, что она немного напряжена.

– Вы точно такой, как Лиза мне рассказывала, – чуть замявшись, сказала она. – Вас действительно можно не бояться.

– А вы боитесь мужчин?

– Как все женщины, – она облегченно рассмеялась, – немного.

– Итак, что вы должны мне передать?

– Себя, – сказала она почти уверенно, но с легкой, едва заметной опаской.

Я откинулся в кресле, растянул в улыбке губы и сказал:

– Так я и думал!

Лиза отправилась в Ярославль, чтобы продать свой дом. Сейчас, после смерти родителей и бабушки, их фамильное гнездо в старом районе города полностью принадлежало ей. Зачем Лиза его продавала? Чтобы адаптироваться к меняющемуся миру – а в том, что мир скоро изменится, она была уверена.

Сойдя с поезда в три часа дня, Лиза на вокзальной площади села в троллейбус. Через полчаса она была на месте. Жилье в этом месте на берегу Волги стоило уже почти столько же, сколько в Москве. Купить здесь дом с участком можно было только за огромные для России деньги, но когда Лиза еще в Москве обратилась в агентство недвижимости, покупатели нашлись сразу. Она выбрала нефтяника из Сургута – он перебирался с семьей куда потеплее, сам родился в Ярославской области. Лиза знала, что за свой дом она могла выручить четверть миллиона долларов. Но это если ждать, торговаться и не снижать цену. А ждать она не хотела и не могла. Да и торговаться не любила.

Войдя в дом, она прошлась по всем его поскрипывающим этажам, вошла в свою спальню с огромным скошенным окном, из которого открывался вид на Волгу, легла на постель. Всюду лежала пыль, Лиза не была здесь почти два месяца. Она лежала и слушала дом: ей казалось, что у него, как у пожилого и взволнованного человека, глубоко внутри стучит старое сердце, и она, лежа в постели, сейчас слышит этот стук.

– Прощай мой дом, ничего, что ты уходишь, – сказала она тихо. – В тот момент, когда все уходят, кому-то надо уйти раньше, чтобы другие успели стать счастливыми.

Когда через какое-то время она открыла глаза, то увидела, что на стене напротив появились оранжевые отблески заходящего солнца. Было прохладно. Лиза встала и, завернувшись в одеяло, подошла к окну. Внизу, под домом, все заросло высокой травой. Лиза вытащила из пачки сигарету, закурила и стала смотреть в окно. Прошли двое прохожих. Пробежала собака. Трава то ли постепенно теплела от лучей заходящего солнца, то ли покрывалась какой-то кровавой изморозью. Она стояла и смотрела в окно так, словно это было глубокое и безразмерное зеркало. Ей было печально, и печаль ее колыхалась, как взвесь поднятого со дна песка. «Что будет?» – думала она. Все можно предчувствовать – но все-таки, что будет на самом деле, никто не знает. В детстве ее называли юпитерианкой. Она сама выбрала себе такое прозвище, когда их дворовая компания, в которой она вечно придумывала всякие фантастические нововведения, решила поменять имена – так, ради интереса. Вот она и стала юпитерианкой. Хотя никто из ее друзей не собирался выговаривать такое длинное имя и называли ее просто, как мальчишку: «Юп». Ее родители хотели разводиться перед самой своей смертью. Интересно, если бы они знали, что погибнут, захотели бы этого? Наступает ли смерть, как наказание за что-то? Или это награда? Почему человек смертен? Почему нам даны все эти живые радости при жизни и зачем их затем так резко, грубо отнимает смерть?

Если нет никакого замысла – тогда все бессмысленно, даже самая сумасшедшая, чарующая красота. Все.

Лиза подошла к холодильнику, открыла его и достала пакет с холодным яблочным соком, который она поставила туда, когда только приехала. Налила в стакан, стала большими глотками пить. Мама всегда недовольно удивлялась, что Лиза в любую погоду пьет все холодное – сок или газированные напитки. Мама говорила: ты простудишься, дочка! Только отец ее весело улыбался, смеялся, обнимая Лизу за плечи: «Наша дочь закаленная не только телом, но и душой, она никогда не простудит ни тело, ни душу, правда, Лизка?» Мать усмехалась и называла ее «папиной дочкой».

Моя душа простужена, а я нет.

Господи, милый, вылечи мне душу, согрей ее, любимый, дай ей отлежаться, дай ей поболеть в уюте и тепле, чтобы она выздоровела!

Отец. Да, она была скорее дочкой отца, чем матери. Потому, наверное, что папа один из всех людей на свете серьезно выслушивал все ее самые сумасшедшие фантазии и даже, как думала Лиза, искренне верил в них.

Когда отец впервые, когда ей было лет шесть, рассказал ей историю о том, что Бог создал человека по своему образу и подобию, Лиза упросила купить ей побольше пластилина и, усевшись в своей комнате на полу, принялась вылепливать свой мир: пластилиновые дома, деревья, людей.

«Раз я такая же, как Бог, – рассуждала Лиза, – значит, я тоже могу создавать землю, только маленькую, малюсенькую такую по сравнению с этой большой землей, – говорила она себе, раскатывая в ладонях, словно тесто, тело еще одного будущего жителя нового мира. – Ой, – сказала она вдруг, задрав голову к потолку – а вдруг нашу землю и Бога тоже кто-то вылепил, и этого кого-то тоже кто-то вылепил, и его, и его, и его… – она засмеялась, – и мы все живем в большой матрешке!»