Гостомысл - Александр Майборода
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Харальд на лавку не сел, а, прислонившись задом к подоконнику, сообщил:
— Мы недавно посылали Трюгви на разведку к Кореле. Чуть позже три наших корабля ушли на север моря, чтобы собрать с местного населения дань. Полчаса назад корабли вернулись, но их осталось только два, — местные жители дани не дали и ушли в лес. Пока наши воины гонялись за ними, дикари перебили сторожей и угнали один корабль.
Готлиб вскочил и, метнувшись по комнате, яростно закричал:
— Выпороть сторожей! А деревню сжечь!
Харальд пожал плечами и проговорил:
— Сторожей убили, так что пороть некого. А деревню... там одни землянки, гореть нечему.
Готлиб остановился перед воеводой и спросил:
— Кто был начальником отряда?
— Эрик Лысый. Но это не имеет значения, — сказал Харальд.
— Почему — не имеет значения? — удивленно спросил Готлиб.
— Потому что на обратном пути он видел обломки «Духа моря», а также словенских стругов, — сказал Харальд.
— Отряд Трюгви разбит? — ужаснулся Готлиб.
— Не знаю, — признался Харальд, — но пока ни один из его кораблей не вернулся.
— Если бы он остался жив, то уже пришел бы, — мрачно констатировал Готлиб.
— Или его бы встретил Эрик, — сказал Харальд.
Готлиб подошел к столу, налил из кувшина вина в чарку и залпом выпил.
Харальд продолжил:
— Пропал также корабль, который мы посылали по реке в погоню за убийцами сторожей на причале.
Готлиб вернулся к постели, взял валявшиеся на полу штаны и стоя начал надевать. Он молча пыхтел с минуту, штанины путались, наконец, потеряв терпение, швырнул штаны в угол и заговорил:
— С дикарями может быть только один разговор — плетка и меч. Здесь мы повесили непослушных, и в городе стало тихо.
Пока мы не пройдем по этим землям с огнем и мечом, порядка не будет.
— Хорошая мысль, — проговорил Харальд и подумал, что конунг немного путает: в городе стало тише, но от этого он стал напоминать тучу, готовую в любой момент разразиться громом и молниями.
Готлиб брызнул слюной и взвизгнул:
— Убивать, убивать и убивать местных дикарей! Чем больше, тем лучше. Только жестокость и железная воля может привести этих дикарей в повиновение.
Харальд прошел в угол, поднял брошенные конунгом штаны, подал их Готлибу и предложил:
— Позволь, конунг, помочь тебе одеться.
Готлиб тяжело сел в постель, отчего та жалобно скрипнула.
— Не надо! — отрывисто бросил он. — Служанка сейчас придет.
Харальд положил штаны конунга на постель и рассудительно проговорил:
— Ты прав, конунг если мы собираемся здесь остаться, то лучше местное население истребить...
— Всех до единого! Всех! крикнул Готлиб.
— Или обратить в рабов... — продолжил Харальд.
— Я им уже дал возможность спасти свои жизни, но они не хотят покориться. Мне непослушные рабы не нужны!
— Но пока к нам не придет помощь из Дании, мы ничего сделать не сможем — наших сил просто не хватает, тем более, что мы за небольшое время потеряли несколько военных стругов и самых лучших воинов, — сказал Харальд.
— Наши послы весной приведут из Дании самых жестоких головорезов, — сказал Готлиб.
— Такие в этих краях как раз и нужны, — сказал Харальд. — Но только...
— Что — «только»? — вспылил Готлиб.
— Только, если наши посланцы дойдут до Дании, — сказал Харальд.
— Почему они не дойдут? Это хорошие воины, — сказал Готлиб и почувствовал холодок под сердцем.
— Воины они хорошие, да только, если словены ходят по морю и уничтожают наши отряды... они разгромили отряд Трюгви... то... — начал Харальд, но, видя набухающее гневом лицо конунга, замялся.
— Ну — говори?! — сказал Готлиб.
— То они могли уничтожить корабль с посольством в Данию, — наконец выдавил страшные слова Харальд.
Готлиб окаменел, по лицу побежали цвета всех оттенков.
— Тогда это будет катастрофа! Без подкрепления из Дании нам среди враждебного населения не удержаться, — сказал Харальд.
— Проклятье! — крикнул Готлиб, схватил сапог и в ярости швырнул им в Харальда.
Харальд, зная конунга, подобное ожидал, поэтому легко уклонился от сапога, и тот ударился о стену и упал на пол.
— Успокойся, конунг, пока не все так страшно. До весны мы в этом городе точно досидим, а там видно будет, — сказал Харальд нарочито спокойным голосом и поднял сапог.
Готлиб схватил кувшин с вином и стал его пить прямо из горлышка. Было видно, как жадно ходит его кадык. Слышалось бульканье в горле. Вино выплескивалось ручьями на лицо и грудь.
Он, наверно, выпил половину кувшина, когда вернул его на стол. Но теперь он был спокоен.
— Надо послать новое посольство, — сказал Готлиб, вытирая ладонью капли вина со щек.
— У нас и так мало людей, а это еще больше ослабит наши силы, — предостерег Харальд, ставя сапог рядом с кроватью.
— Если мы не получим помощь из Дании, десяток воинов все равно не будет иметь для нас значения, — сказал Готлиб и решительно приказал: — Посылай, как можно скорее нового посла.
— Твоя воля будет исполнена, конунг, — проговорил Харальд.
— Завтра отправляй! — приказал Готлиб.
Разговор был окончен.
В дверь заглянула служанка, обычно одевавшая конунга, но, заметив, что конунг занят разговором с Харальдом и, судя по красным лицам, этот разговор не был приятным, она скрылась опять за дверью: кому хочется попадать под горячую руку?
Готлибу пора было одеваться, но Харальд уходить не спешил.
— Что еще? — холодно спросил Готлиб.
— Хорошо бы нам поискать поддержки у местных бояр, — сказал Харальд.
Готлиб скривил губы в саркастической ухмылке и проговорил:
— После того как мы казнили их старшин?
— С местными старшинами мы и в самом деле перегнули палку, — согласился Харальд. — Но всегда есть и будут недовольные. И всегда смерть одних выгодна другим. А золото — лучший ключ ко всем сердцам.
— Заходи, девка! — громко позвал Готлиб служанку.
Служанка, плененная в земле франков молодая женщина с красной лентой в черных волосах, вошла в комнату. В одной руке у нее был кувшин с водой, в другой — таз.
— Сейчас, — сказал Готлиб.
Служанка поставила кувшин и таз на лавку.
Готлиб окончил разговор с Харальдом:
— Харальд, ты поищи людей, согласных нам помочь. А с золотом? Подумаем...
Глава 74
В награду за свое спасение Гостомысл объявил, что отныне варяжские купцы его гости и в его столице могут торговать беспошлинно.
Пока столицей словенского князя была Корела, и предприимчивые купцы на следующее же утро развернули палатки на торговой площади.
На продажу выставили товар, приобретенный у норманнов: золотые и серебряные изделия. В обмен с удовольствием брали меха: собольи, бобровые, беличьи.
Вскоре в Корелу потекло привлеченное богатым торгом местное население.
Пришел на нескольких стругах и князь карелов Вяйнемяйнен, с дочерью Кюллюкки, и дружиной во главе с воеводой Йовка-хайненом.
Князь Вяйнемяйнен по прибытии в Корелу поселился в своем дворце, днем с дочерью Кюллюкки сходил по торговым рядам.
Карельские женщины самостоятельны, даже сами ходят на охоту. Но девку одну отпускать в многолюдное место? Город не привычная тайга. Да еще накупит всякой дряни... Девки же, как сороки, бросаются на все блестящее.
А к вечеру князь Вяйнемяйнен с дочерью, воеводой и лучшим и мужьями дружины нанес визит словенскому князю.
Гостомысл, конечно, молод, но если карельские князья признавали верховенство словенских князей, и платили нетяжкую дань, то карельский князь и должен идти к князю словенскому, какого бы возраста тот не был.
Князь Вяйнемяйнен коренастый, крепкий и основательный, точно гриб боровик.
Белая борода сплетена в аккуратную косичку. Длинные усы висят, словно у сома.
Одет скромно: в кожаные штаны и куртку. Рубаха белая.
Не любил он яркой одежды, нет от нее никакого прока ни на охоте ни в бою. Только петухи любят яркие цвета, чтобы привлечь самок, но князь Вяйнемяйнен давно уже не юнец, — похоронил он трех жен, а новой и искать не хочет.
Но девка дело другое: ей бы одежду поярче, красные губы надуть, да вин и кушаний поизысканнее отпробовать, да веселья побольше.
Баловал князь дочку, потому что любил.
Гостомысл отметил, — дочь у карельского князя редкая красавица: роста среднего; лицо овальное, с гладкой кожей; глаза большие, оттенка морозного неба; губы полные, ярко красные; белоснежные волосы сплетены в толстую тугую косу, в косу вплетены красные ленты.
Красива карельская княжна, спору нет, только каким-то холодком от нее веет: прямо — снежная королева!
Воевода Йовкахайнен под стать своему князю: суров, крепок, — чисто медведь-годовик.
Гостомысл тоже проявил уважение к карельскому князю и со свитой воевод и бояр встретил карельского князя с почетом у крыльца.