Тайнопись - Михаил Гиголашвили

…Так же мерзко было в ту ночь, когда он был проклят вторично и попал в плен к шаману. Он летел с шабаша в вечных снегах, где лед плавится от соитий, а в зобу спирает от спазм. Он всю ночь мучил одну бледную немочь, доведя ее до того, что она под утро в исступлении бросилась с обрыва в пропасть. Наблюдая за ее нескладным полетом, он даже ощутил что-то вроде жалости к ней. Полетел следом, хотел догнать, но она пропала из вида. Покружив над горным ручьем, бес повернул к своему лежбищу и летел до тех пор, пока вдруг со страхом не обнаружил, что его неудержимо засасывает воздушный омут, всё сильней и сильней. И вот он камнем грохнулся в круг, нарисованный на земле. Шаман стоял возле круга, вытирал пот со лба, как будто только что перенес бревно или переложил очаг. Озираясь и не в силах выползти из круга, бес услышал приказ: «Через Барбале, с Барбале и во имя Барбале — будешь моим рабом! Айе-Серайе! Изыди из круга и следуй за хозяином!»

И тут же крепкая сила опутала его, выволокла из круга, потащила по ухабам и зашвырнула в пещеру, в шкаф, где ждали острый крюк и вечная ночь. Так наступило рабство.

Возясь в ветвистых корнях, укладывая так и эдак больное крыло, кружась, как больная кошка, и воняя прелой псиной, он думал, что в шкафу было не так уж и плохо — тихо и спокойно. И свобода оказалась не такой уж и приятной, какой чудилась из тьмы. И он в недоумении забылся, сквозь дрему чувствуя, как ноет избитое тело и угрожающе топорщатся корни и вздыхает кора сумрачных гигантов. Даже деревья гнали бедного беса прочь!

Шаман ждал брата Мамура около трех часов. И вот на изгибе дороги появился человек. За ним трусил конь с кожаным баулом на седле. Упруго отталкиваясь руками от воздуха, человек бежал длинными прыжками, зажав в руке жезл и вперившись в небо. Он ничего не видел и не слышал. На нем звенели цепи — ими он опоясывался, чтобы не улететь. Шаман стоял как вкопанный. Нельзя окликать брата в беге, он должен сам встать и замереть.

Так и случилось. Но ритм прыжков не сразу покинул Мамура. Некоторое время он шел прерывистым, рваным шагом, постепенно остывая, как котел, снятый с огня. Шаман, не нарушая молчания, спешил следом, волоча на спине мешок с едой. Они отмахали шагов пятьсот, пока Мамуру удалось перевести дыхание и окончательно остановиться. Он утер пот и, поснимав цепи, бросил их через седло. Шаман украдкой искал перемен в лице брата, но их не было.

— Давно ты не оступался с кручи! — сказал наконец Мамур, беря коня под уздцы. — Ничего. Черт качает горами, не только нами.

Шаман обнял брата:

— Каким был твой путь?

— Бог Воби оберегал меня. Вот конь, правда, пару раз споткнулся на переправах. А ты, я вижу, плох. Ничего, вместе мы вырвем тебя из болота.

В пещере шаман водрузил на очаг пузатый позеленевший чайник, в котором заваривал цветочный чай еще их Учитель — после его смерти они поделили его вещи: шаману досталась колотушка, бубен, чайник и хрустальное яйцо, а Мамуру — зеркальце, острый корень дуба и сеть из неизвестного волоса.

Они ели мамалыгу с сыром, зеленые бобы с орехами, сладкий творог с изюмом и сметану с курагой, пили чай с цедрой. Мамур не отказался от стакана вина. Его конь, заглянув в пещеру, выразительно смотрел на стол. Получив зелень и хлеб, он тихо исчез. Было слышно, как он жует и шумно вздыхает снаружи.

Мамур спросил о бесе.

— Я поймал его силком, — рассказал шаман. — Держал в шкафу. Дал за него выкуп Бегеле. Но он сорвался и ушел, как рыба с крючка. Надо наказать его. И себя. Когда поймаю его — то проведу в пещере год, искуплю свой грех! — И он коснулся хрустального яйца, где вспыхнул и погас розовый лепесток.

— Год — хорошая плата, — одобряюще сказал Мамур и кивнул на хрумканье коня. — Мой бес служит мне уже десять лет, и тоже пару раз пытался бежать.

Потом он поинтересовался, какой породы был беглец. Шаман ответил, что так, простой бродячий малый бес. Правда, мог сгущаться до твердого тела или же, наоборот, растворяться в дыме, но больших дел не делал:

— Когда я изловил его, он был наглым и сильным. Шерсть лоснилась, уши стояли торчком, хвост ходил, как у влюбленной обезьяны. Но я держал его в шкафу и сломал его. Он стал покорным, хотя и делал иногда мелкие пакости: гадил в очаг, или клал на стол куски падали, или наполнял чайник кровью, или кидал в похлебку оленье дерьмо, или рвал солому на моей подстилке…

— А на тебя он не нападал? — вскользь спросил Мамур.

— Нет. Бывало, нагонял сонливость, тоску или отвращение. Порой я чувствовал, что теряю память и силы. Но это проходило, я побеждал. Нет, нападать он не смел. Да и не сумел бы… Они сильны против тех, кто лишен помощи…

Раскусывая орехи, Мамур спросил невзначай:

— А раньше он убегал от тебя?

— Пытался как-то. Но я поймал его сам, сетью и петлей. А теперь… Сбежал-то он по моей вине…

— Зачем он тебе нужен? — спросил вдруг Мамур. — Пусть убирается прочь! Он всё равно подохнет среди чужих бесов, он испорчен шкафом. А мы поохотимся на другого, молодого…

— Нет, не нужно нового… Нужен он! — взмолился шаман.

Мамур сощурился:

— Смотри, не уподобься человеку, который, сдирая во дворе шкуру с осла, бегает точить нож на чердак вместо того, чтобы точило спустить во двор! Или ты думаешь, что ловить старого беса легче, чем искать нового?

— Нет, — покачал головой шаман. — Мне нужен он. Только он!

— Почему?

— Мы встречались с ним в прошлых жизнях, я связан с ним неведомыми узами…

— У бесов прошлого нет, а будущее закрыто, — неприязненно сказал Мамур.

— Он тогда не был бесом… — возразил шаман.

Мамур отхлебнул чай, вытер бритую голову:

— Что ж, будем делать так, как ты решил. Мне всё равно — ловить старого или нового слугу. Я готов.

Шаман облегченно вздохнул. Начал перечислять:

— Кинжалом и сетью его не достать — он далеко. Петлей и крюком не поймать — он высоко. Где он — не знаю. Нужно сделать обряд, только это поможет.

Мамур кивнул:

— Нас двое, но дыхание у нас одно. На рассвете начнем, ночью совершим, под утро закончим!

Потом брат рассказал о том, что побывал в Аравии, где видел прирученных демонов: монахи-пустынники научились извлекать их черную сущность и вкладывать вместо нее пустоту, отчего бесы становятся ручными, как псы. Монахи посылают их на самые тяжкие работы, где они рогами пашут землю, копытами корчуют пни и камни, хвостами толкут зерно и просеивают рис. Все крепкие, огненные демоны.

Еще в Аравии Мамур встречал людей из племени царя Соломона, который умер на молитве, но продолжал, мертвый, стоять до тех пор, пока муравей не подточил его посох. Говорят, что эти люди могут превращать злых духов в добрых.

— Легче из человека сделать доброго духа, чем из беса, — сказал шаман. — Беса превратить в человека — трудно, а в доброго духа — еще труднее. Но для этого одной жизни никак не хватит.

— Возьми две, три, четыре, — неопределенно вставил Мамур. — А не задумал ли ты что-то подобное?

— Мне это не по силам… Это трудно… Вначале беса надо держать в неволе, при себе. Заставить его потерять яд, силу, хитрость. Потом чистить лаской, поить добром, купать в нежности… Нет, это мне не по силам, — поспешно прервал сам себя шаман.

— Нам всё по силам. С нечистью надо делить мир. Что говорил Учитель? Бога зови, но и черта не гневи! Богу угождай, а черту не перечь! — напомнил Мамур и рассказал еще об Аравии, где он свел знакомство с толстым Бабу, духом лжи, который раньше был ангелом, но пал, был изгнан в пустыню, где шабашевал со всякой нежитью, а потом продал всех пустынных бесов в рабство, за что и получил свободу и черный сан. Сейчас у него дел немного: знай сиди себе под пальмой и выворачивай наизнанку слова и фразы, укладывай ложь в короба, ври и лги без остановки.

— Полчаса мы пили с ним чай. А потом целый месяц я был не в силах сказать слова правды — ложь так и текла у меня изо рта! — взволнованно заключил Мамур. — Пришлось уйти в пустыню и лизать песок, чтобы очистился язык!

Шаман в ответ рассказал, что и с ним тоже было неладное: на берегу реки на него напал снежный барс-оборотень, воровавший женщин в горных селах:

— На счастье, я сумел вырваться, прыгнул в реку и плыл под водой, зажав рану, пока оборотень не бросил гнаться за мной по берегу.

И шаман показал брату розовые шрамы на боку. На это Мамур скинул мягкий сапог. На ноге не хватало двух пальцев — оказывается, их отсек бесточильщик, которого Мамур неосторожно потревожил в зарослях кактуса, где тот собирал сок с растений; бес, хоть и был в блажной истоме, но молниеносно хватил его острым хвостом по голой ступне и отрубил два пальца.

Еще долго рассказывал Мамур о всякой всячине, виденной в странствиях: о людях, у которых головы ночами срываются с тел и улетают прочь, а к утру возвращаются и прирастают к шеям; о громадных волосатых людях-обезьянах; о развратницах, у которых срамные места находятся на животе, на спине, на боках; о вредоносных гадах, плюющихся илом и песком.