Приключения Кавалера и Клея - Майкл Чабон

2

— Флэтбуш, говоришь? — спросил Бэкон, когда они вышли из подземки, останавливаясь и оглядывая авеню у входа в Проспект-парк. — Интересно, что за зверь. И где его тут держат.

— На самом деле его по всей округе двигают, — сказал Сэмми. Они выпили по два бокала каждый, но Сэмми почему-то не чувствовал ни малейшего опьянения. Он задумался, не страх ли так ослабил действие алкоголя. И еще задумался, чего он больше боится — Трейси Бэкона или своего запоздалого появления на обеде у Этели с запахом джина изо рта, да еще с самым беспардонным в мире обманщиком на прицепе. На станции подземки Сэмми купил упаковку «сен-сена» и съел четыре штуки. — Он у нас колесный. — Сэмми потянул Бэкона за рукав голубого блейзера. — Пошли, и так уже опаздываем.

— Правда? — Бэкон лукаво изогнул бровь. — Первый раз слышу.

— Послушай, ты меня даже не знаешь, — сказал Сэмми. — Как же ты смеешь надо мной насмехаться?

Звонясь в квартиру 2б (ключ куда-то запропастился), Сэмми вдруг понял, что он как пить дать сильно пьян. Только так можно было объяснить его теперешнее поведение. Сэмми не был уверен, когда он внес предложение, а также когда именно стало ясно, что Бэкон его принял. В баре «Сент-Реджиса», под веселым взором «Кинга Кола» Пэрриша, их разговор так стремительно вильнул в сторону от проблем Бэкона с Эскапистом, что Сэмми в упор не помнил, успел ли он предложить Трейси на сей счет какую-нибудь полезную мудрость. Как ему показалось, Бэкон почти сразу же и без всякого объявления войны завел пересказ экстравагантной басни (сам этот процесс явно по-прежнему таил для него великую привлекательность) о своем воспитании, образовании и странствиях. Как выяснилось, Трейси успел пожить в Техасе, в Калифорнии, на Филиппинах, на Гавайях, в Пуэрто-Рико, а также, совсем недавно, в Сиэтле; отец его был бригадным генералом, а мать — знатной англичанкой; он плавал на торговом судне; укрощал коней на Оаху; посещал школу-интернат, где играл в хоккей, лакросс и немного боксировал. Последнее занятие Трейси парадоксальным образом считал прискорбно лишенным фундаментальной основы в виде какой-либо цели или смысла. Все это время собственное воспитание и образование Сэмми, а также его странствия от Питкин-авеню до Серф-авеню, предупреждая его на предмет безошибочного запаха чуши собачьей, находились в состоянии войны с его природной слабостью к романтике. Пока Сэмми, ощущая во рту лечебный вкус джина, сидел и слушал, одновременно испытывая зависть и неспособность отделаться от эха радостного признания Бэкона («о, я ужасный лжец»), перед ним, несмотря на все обаяние Трейси, несмотря на его остроумных приятелей из актерской среды и стильную подружку, безотносительно к правдивости или ложности его басен, постепенно вырисовывался портрет, который Сэмми, к собственному удивлению, вскоре удалось безошибочно опознать. Это был портрет человеческого одиночества. Трейси Бэкон жил в отеле и питался в ресторанах. Приятели-актеры принимали самого Трейси и его басни за чистую монету вовсе не потому, что были настолько доверчивы, а потому, что так было проще. И теперь, ведомый безошибочным инстинктом, он почуял одиночество Сэмми. Присутствие Бэкона возле Сэмми прямо сейчас, пока он давил на кнопку звонка в квартиру 2б, было очевидным тому свидетельством. Сэмми даже в голову не приходило, что Бэкон просто пьян, что ему двадцать один год (а вовсе не двадцать четыре), а также что он, плывя по течению, попросту все выдумывает.

— В жизни такого злобного дверного звонка не слышал, — сказал Бэкон, когда входная дверь наконец открылась.

Сэмми придержал для него дверь в прихожую.

— На самом деле это голос моей матушки, — пояснил он. — Там такой маленький восковой цилиндрик.

— Ты просто пытаешься меня напутать, — сказал Бэкон.

Они поднялись по лестнице, которая столько лет изнуряла слабые ноги Сэмми.

Сэмми постучал.

— Отойди немного, — сказал он Бэкону.

— Да брось.

— Тогда береги пальцы. Привет, мама!

— А это еще кто?

— Ну-ну, не стоит так волноваться.

— Где твой кузен?

— У них уже были планы. Слушай, мама, я тут одного друга привел. Это мистер Трейси Бэкон. Он будет играть Эскаписта. В радиопостановке.

— Смотри башкой об косяк не треснись, — для начала сказала Этель Бэкону. А потом: — Ба-атюшки. — Она улыбнулась, протянула руку, и Сэмми понял, что Трейси Бэкон произвел на нее впечатление. Он вообще производил сильное впечатление. Этель отступила на шаг, чтобы получше рассмотреть гостя, и стала очень похожа на одну из туристок, сквозь группы которых Сэмми каждый день брел по пути на работу и обратно. — А ты симпатяга. — Комплименту явно недоставало сердечности. Кроме того, в любую секунду могло последовать какой-нибудь едкое замечание на предмет обманчивости привлекательных упаковок.

— Благодарю вас, миссис Клей, — сказал Бэкон.

Сэмми аж вздрогнул.

— Это не моя фамилия, — отозвалась Этель, но не то чтобы очень враждебно. Она взглянула на Сэмми. — И мне эта фамилия никогда не нравилась. Что ж, входите, садитесь. Я там уйму всего наготовила. Обед уже раз поспел, и очень жаль, что вы пропустили свечи. Но закат у нас даже для важных борзописцев не откладывают.

— Я слышал, этот закон уже изменили, — сказал Сэмми.

— От тебя «сен-сеном» несет.

— Я немного выпил.

— Ах, ты выпил. Оч-чень хорошо.

— Что? Мне что, даже выпить нельзя?

— Конечно тебе можно выпить. У меня там где-то бутылка сливовицы. Хочешь, я тебе ее достану? Можешь выпить всю бутылку, если желаешь.

Сэмми резко развернулся и скорчил Бэкону рожу типа «Что я тебе говорил?». Следом за Этелью они прошли в гостиную. В окне вовсю крутился электрический вентилятор, однако согласно собственным теориям Этели на предмет гигиены и термодинамики, он работал наружу, вытягивая теплый воздух из комнаты и оставляя там чисто теоретическую зону прохлады. Бабуля уже была на ногах, на лице у нее сияла широкая смущенная ухмылка, очки радушно поблескивали. Она носила свободное хлопчатобумажное платье с узором из алых маков.

— Мама, — сказала Этель по-английски, — это друг Сэмми. Мистер Бэкон. Он актер на радио.

Бабуля оживленно кивнула и ухватилась за руку Бэкона.

— Ну что, как поживаете? — спросила она на идише. Судя по всему, она сразу же узнала Трейси Бэкона, что было весьма странно, ибо она уже многие годы решительно никого не узнавала. Впоследствии так и не прояснилось, за кого она его приняла. Тем не менее обеими своими ладошками Бабуля энергично затрясла руку Трейси.

Невесть почему при виде того, как Бабуля трясет большую розовую ладонь Бэкона, Этель громко расхохоталась.

— Садись, садись, — сказала она затем. — Мама, давайте его отпустим. — Этель взглянула на Сэмми. — Садись. — Сэмми начал садиться. — Что, поцелуй мне уже не полагается? А, мистер Сэм Клей?

Сэмми опять приподнялся и поцеловал свою матушку.

— Мама, мне больно! Ох-х!

Она его отпустила.

— Охота тебе шею сломать, — сказала Этель, явно пребывая в прекрасном расположении духа. — Сейчас я подам обед.

— Поаккуратней с лопатой.

— Очень смешно.

— Как ты с матерью разговариваешь? — вполне правдоподобно возмутился Бэкон.

— Твой новый друг мне определенно нравится, — сказала Этель. Ухватив Бэкона за руку, она ощупала его правый бицепс. И осталась в высшей степени им довольна. А на лице у Трейси выразилось неподдельное потрясение. — Вот этот молодой человек любит свою матушку.

— Ну ясное дело, — подтвердил Бэкон. — Не могу ли я помочь вам на кухне, миссис, гм…

— Клейман. К-Л-Е-Й-М-А-Н. И точка.

— Миссис Клейман. У меня очень большой опыт по чистке картошки. Или что вам там еще от меня понадобится.

Теперь уже настала очередь Этели испытать потрясение.

— Ах… нет, еда уже готова. Я просто снова все разогреваю.

Сэмми хотел было заметить, что разогревать еду по сто раз, максимально избавляя ее от запаха, суть неотъемлемая часть кулинарной технологии Этели, но придержал язык. Его смутил Бэкон.

— К тому же ты просто в мою кухню не влезешь, — сказала Этель. — Сиди.

Однако Бэкон встал и последовал за ней на кухню. Сэмми еще только предстояло увидеть, как его «новый друг» принимает слово «нет» за ответ. И двигали Трейси Бэконом при этом не столько его габариты и плечи пловца, сколько твердая убежденность в том, что он будет желанен абсолютно везде. Прекрасный и златовласый, он к тому же знал, как чистить картошку. К вящему удивлению Сэмми, Этель пустила Бэкона на кухню.

— Никогда не могла вон до той миски дотянуться, — услышал он ее слова. — Вон той, с туканом.

— Ну что, Бабуля, — сказал Сэмми. — Как поживаешь?

— Отлично, дорогуша, — отозвалась та. — Отлично. А ты?