До горького конца - Мэри Брэддон

Покончив молитву, он поднял венок, намереваясь разметать по ветру белые лепестки, но, посмотрев на него с минуту, осторожно положил его опять на камень, как он лежал прежде, окружая имя его дочери.

— Она очень любила цветы, в особенности такие белые и душистые, — подумал он. — Нет, я оставлю венок, несмотря на то, что принес его ее убийца.

Он встал и направился к выходу, намереваясь пойти в деревню и расспросить о незнакомце. В таком маленьком и патриархальном местечке посторонний не мог остаться не замеченным. Но у калитки его встретил церковный сторож, который уже несколько времени следил за ним из своей сторожки и вышел в надежде получить несколько пенсов.

— Не хотите ли посмотреть нашу церковь, сударь? — спросил он.

— Нет, я не интересуюсь церквами. Вы провели тут все утро?

— Да, сударь.

— Тут был один господин, который принес с собой венок и положил его на одну из могил.

— Очень может быть, сударь. Многие приходят сюда с цветами. Цветы — украшение кладбища, и не только взрослые, ни один ребенок их пальцем не тронет.

— Так вы здесь никого не видели сегодня утром?

— Видел, сударь. У этой калитки я встретился с одним джентльменом, уходившим с кладбища, как сейчас встретился с вами.

— Вы не знаете его?

— Имени припомнить не могу, но лицо его мне хорошо знакомо. Он, должно быть, похоронил кого-нибудь у нас.

— Часто он бывает здесь?

— Нет, редко, насколько мне известно. Я осмелился пожелать ему доброго утра, но он только кивнул мне головой и ушел, прежде чем я успел предложить ему осмотреть церковь.

— Слушайте, — сказал Редмайн. — Вот вам пол-крона, но если вы опишете мне наружность джентльмена так точно, как только можете, я дам вам пять шиллингов.

Лицо старого сторожа просияло восторженною улыбкой.

— Боюсь, сударь, что не угожу вам, я не мастер на такие описания. Джентльмен высок и смугл и с резко намеченными бровями, придающими его глазам какое-то свирепое выражение. Мне его лицо показалось вылитым из железа, но он тем не менее очень представительный господин и совершенный джентльмен.

— Довольно, — сказал Ричард Редмайн, бросая ему вторую полкрону. — Этот человек, может быть, придет опять когда-нибудь, и если вы узнаете, куда он возвратится и где живет, я дам вам пять фунтов. Помните это.

— Господи! Да я таких денег не зарабатывал во всю мою жизнь, — воскликнул сторож, глядя на Редмайна испуганно удивленным взглядом. — Да кто же вы, сударь?

— Не ваше дело, кто я; сделайте то, что я говорю вам и получите пять фунтов. Вы можете телеграфировать мне по этому адресу то, что узнаете, и получите вознаграждение со следующей почтой.

Редмайн написал свой адрес на листке, вырванном из карманной книжки, и подал его сторожу.

— Я, как и всякий в Гетеридже, всегда готов честно заработать копейку, сударь, но шпионить за кем-нибудь мне никогда не приходилось, сударь. Конечно, мой внук Томас сумеет проследить всякого джентльмена пешего или конного. Он удивительно ловкий малый и любимец нашего священника.

— Узнайте, где живет этот человек, и получите пять фунтов, — сказал Редмайн. — Берегите этот листок с моим адресом. Прощайте.

Он ушел быстрыми шагами, оставив церковного сторожа в сильном недоумении.

— Что касается ловкости, — пробормотал старик, почесывая затылок, — наш Томас мог бы жить карманным воровством, но как взглянет на это наш священник, желал бы я знать. Впрочем, какое мне дело до того, что он подумает?

Глава XXIX. ВОЗВРАЩЕННАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ

Посетив могилу дочери, Ричард Редмайн возвратился в Брайервуд и зажил опять своею прежнею жизнию. Призрак, блуждающий по зеленым аллеям сада, не был бы так страшен, как несчастный отец со своею порывистою походкой и диким взглядом, с небритым лицом и неряшливою одеждой. Он ждал в бездействии известий от своих лондонских агентов и утешался надеждой отыскать своего врага с помощью кладбищенского сторожа, У него не осталось никакого другого интереса, никакого занятия, никаких забот, никаких надежд, и все его существование было поглощено одною роковою страстью, — страстью, которая постояннее любви и горьче ревности.

Он не говорил с Джоном Вортом с того самого вечера, когда узнал о побеге своей дочери. Они оба избегали друг друга и оба имели на то свои причины. Редмайн курил, не выпуская трубки изо рта, пил более чем в былое время, ходил по саду или лежал под старым кедром, погруженный в мрачные думы. Если б ему нужно было какое-нибудь внешнее влияние, чтобы сильнее чувствовать свое горе, он нашел бы это влияние в своем старом доме, где он некогда был так счастлив, где каждая безделица в комнатах, каждый куст в саду были ему давно знакомы и так или иначе связаны с воспоминанием о дочери.

Длиннейший день уже свершил свое медленное течение, и рожь начала желтеть, когда, после нескольких недель томительного зноя, разразилась страшная гроза, одна из тех гроз, которые приводят в трепет земледельцев, рисуя в их воображении побитый хлеб и скот, и долго не забываются. Это было в воскресенье. Вскоре после вечерней службы первая яркая молния прорезала темные тучи, и первый удар грома величественно раскатился между отдаленными холмами. Ричард Редмайн сидел под старым кедром, с неизбежною трубкой в зубах, с непрочитанною газетой на коленях и задумчиво смотрел на ряд тополей, возвышавшихся над садовою стеной. Он не испугался грозы, но просидел часа два, следя за ее приближением и вслушиваясь с мрачным наслаждением в ее бурную симфонию.

Только когда дождь полил как из ведра, и мистрис Буш вышла в сад под защитой старого парусинного зонтика и стала умолять его вернуться домой, он пришел в себя и, дико озираясь и потягиваясь, встал с лавки.

— Такая страшная буря, а вы сидите тут, мистер Редмайн, — сказала мистрис Буш. — Мой муж думал, что вы ушли в Кингсбери, а я никак не могла успокоиться и наконец говорю: «Я промокну до костей, но пойду в сад и посмотрю, нет ли его там». И только что я подошла к краю лужайки, как вдруг блеснула молния, и я вижу, что вы сидите тут как истукан. Вы должны благодарить Бога, мистер Редмайн, если не поплатитесь ревматизмом за нынешний вечер.

— Несколько капель дождя не повредят мне, мистрис Буш, но я пойду домой, если хотите. На такую грозу стоит посмотреть, но что-то будет с полями Девиса? Хорошо еще, что хмель не высок.

Девис был фермер, арендовавший Брайервудскую землю, и Редмайн, интересы которого были долго сосредоточены на тех же полях и лугах, сочувствовал ему.

Он вернулся домой, чтоб успокоить мистрис Буш, но не позволил запереть дверь, выходившую в сад, и сидел один, пока не кончилась гроза и солнце просияло на мокрые деревья и побитые цветы и птицы зачирикали в тихом утреннем воздухе, как в увертюре к Вильгельму Теллю. Он обошел сад, глядя на измятые кусты жасмина, роз, гвоздики и лаванды, и наконец ушел наверх в свою комнату.