Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина - Виктор Еремин

О минских событиях вообще рассказывать жутко: оказывается, что ради сокрытия тайны убийства хилого стареющего театрального режиссера-еврея, который всего один раз за всю жизнь случайно промелькнул рядышком с небожителями США и Великобритании, собрался высший генералитет Белоруссии! А решение об этом принимало аж Политбюро ЦК ВКП (б)! Это при том, что для убийства строго охранявшегося Л. Д. Троцкого в чужой стране Мексике тому же самому подразделению, которое якобы устраняло Михоэлса, понадобились лишь личный приказ Сталина и всего два штатских фанатика — и никаких проблем. А чтобы взорвать самого гауляйтера оккупированной (!) Белоруссии Вильгельма Кубе и сталинского решения не понадобилось — те же самые спецы обошлись работой всего двух девиц. Об устранении Степана Бандеры в ФРГ и говорить не приходится: один агент, один укол цианистого калия в подъезде через трубочку свернутой газеты — и Степана нет! Спрашивается, что политически в мировом масштабе представлял собой Михоэлс в сравнении с вышеназванными жертвами советских спецслужб, чтобы у себя дома они устраили вокруг бедняги такую тупую катавасию? И какая толпа агентов оказалась вовлеченной в столь «секретную» операцию?

Но вернемся к неточностям, которые смущают исследователей.

Первая. Командующим Белорусского военного округа в 1946–1949 гг. был генерал С. Г. Трофименко[425], недавний знакомый и приятель Михоэлса. Они дружили семьями. Вот что написала из Израиля дочь генерала Л. С. Эйдус[426] исследователю жизни великого режиссера писателю Б. Я. Фрезинскому[427] (в пересказе): «…о фразе, что Михоэлс, находясь в Минске, у генерала Трофименко вообще не был. Л.С. пишет мне: был и даже ночевал! Об этом И. Д. Трофименко[428] рассказывала ей летом 1953 года, когда Л.С. приехала из Ленинграда к отцу, лежавшему в госпитале и к тому времени пережившему уже семь инсультов. В ее рассказе есть деталь из тех, что обычно не забываются: “Когда Михоэлс был у нас в Минске и остался ночевать, то после ванны я ему дала Сережин халат; это было очень смешно, мы веселились”. (Действительно, — поясняет Л.С., — 196 см. роста отца и Михоэлс, рост которого, я знаю, был ниже среднего.) Напомнив о дружбе Михоэлса с отцом, Л.С. замечает: “Поэтому, когда Михоэлс отправился в Минск, было естественно, что они встретились в хлебосольном доме моего отца”»[429]. По расчетам Фрезинского Михоэлс ночевал у Трофименко 8 января. Таким образом, он ушел с банкета в ресторане гостиницы «Беларусь» раньше срока и один. Если учесть запрет на алкоголь в связи с уколами после укуса собаки, это вполне логично. Об уколах, после которых алкоголь становится смертельно опасным, не знал ни один свидетель тех дней, ни сочинители позднейших официальных «разъяснительных» записок, в которых были расписаны кутежи Михоэлса в минских ресторанах. И. Д. Трофименко, наоборот, рассказывала о простой дружеской встрече, отчего ее рассказу более других веришь. Да и минская посмертная экспертиза подтвердила, что алкоголя в крови режиссера не было.

Второе. Михоэлс ушел в гости один. Следовательно, не такую уж строгую слежку вел за ним Голубов. Видимо, он осуществлял обыкновенный повседневный надзор, под которым находилось большинство руководящих работников страны и часть наиболее влиятельной в обществе интеллигенции. Так что в заговрщики записали Голубова напрасно. Еще забавнее звучит версия, будто генерал-полковник Трофименко (командующий Белорусским военным округом!) шпионил за Михоэлсом при подготовке его убийства. Никакое МГБ не в силах принудить боевого генерала заниматься такими глупостями.

Третье. Самое важное во всей этой истории. Утром 11 января Михоэлс столкнулся в холле гостиницы «Беларусь» с невесть откуда взявшимся там И. С. Фефером! Режиссер был очень удивлен и раздражен неожиданным появлением «соратника». Фефер смутился и сбежал. О случившемся Соломон Михайлович в тот же день рассказал по телефону своей дочери Н. С. Вовси-Михоэлс[430]. Но 12 января разговор «соратников» все же состоялся. Встретились они в ресторане «Беларуси». О чем говорили, не известно. Разошлись около 18.00, а через два часа после этого, в районе 20.00, Михоэлс и Голубов сорвались и ушли пешком в неизвестном направлении. И это при том, что они сами предупредили консьержку о договорености встретиться с артистами БелГОСЕТа в 20.30 и вряд ли забыли о назначенной на 22.00 аудиенции у секретаря белорусского ЦК.

О причине спешного ухода москвичей неведомо куда напридумано много бездоказательных версий. Но о том, что уход этот наверняка связан с тем, что сказал Михоэлсу Фефер в холле гостиницы «Беларусь», никто даже не задумывался. Более того, ни в мемуарной, ни в исследовательской литературе нет ни слова о реакции Фефера на смерть Михоэлса. Ведь он фактически стал последним знакомым человеком, с кем перед смертью встречался режиссер. Кому как не Феферу рассказывать о последних часах жизни национального гения, пусть даже шепотом. Нигде ни слова!

Далее официальная версия рассказала следующее. В 7 часов 10 минут утра 13 января 1948 г. рабочие, спешившие на работу к утренней смене, обнаружили около строившейся трамвайной линии на перекрестке улиц Ульяновская и Белорусская[431] два трупа. Это и сегодня довольно глухое место, хотя и в центре города. Сперва они увидели торчавшие из сугроба ноги, решили, что валяется пьяница. Вытащили труп Михоэлса и вызвали милицию. При первичном осмотре неподалеку обнаружили останки Голубова. Впрочем, следователи составили рапорт о первичном осмотре места гибели людей. Дадим им слово: «…два мужских трупа, лежащих лицом вниз. Около трупов имелось большое количество крови. Одежда, документы и ценности были не тронуты… У обоих оказались поломанными ребра, а у Голубова-Потапова также и правая рука в локтевом изгибе. Возле трупов обнаружены следы грузовых машин, частично заметенные снегом. По данным осмотра места происшествия и первичному заключению медицинских экспертов, смерть Михоэлса и Голубова-Потапова последовала в результате наезда автомашины, которая ехала с превышающей скоростью и настигла их, следуя под крутым уклоном…»[432] Надо отметить, что в том месте, которое сейчас показывают как место гибели москвичей, никаких уклонов нет — ровные полосы дорог.

К расследованию трагедии подключились московские следователи. Ходили слухи, будто во главе группы стоял знаменитый специалист Л. Р. Шейнин[433]. Якобы он прибыл в Минск, удостоверился в том, что речь идет о дорожно-транспортном происшествии, и уехал. Факт участия Шейнина в расследовании и вообще о его поездке в Белоруссию зимой 1948 г. служебной документацией (комнадировочные и др.) не подтверждается.

В рапорте московских следователей заместителю министра внутренних дел СССР генерал-полковнику И. А. Серову[434] сказано:

«Главное управление милиции — руководство МВД СССР о результатах официального расследования смерти С. М. Михоэлса

11.02.1948

Совершенно секретно

Зам. министра внутренних дел Союза ССР

генерал-полковнику товарищу Серову И. А.

В соответствии с Вашими указаниями для расследования обстоятельств смерти Михоэлса С. М. и Голубова-Потапова В. И. в гор. Минск была командирована группа оперативных работников Главного управления милиции, которая под руководством инспектора для особых поручений полковника милиции Осипова, проверив на месте материалы и проведя дополнительное расследование, установила:

12 января с.г., около 18 часов, Михоэлс и Голубов-Потапов, пообедав в ресторане, ушли в гостиницу, а находившимся с ними работникам минских театров сказали, что в этот вечер они будут заняты, так как намерены посетить какого-то знакомого Голубова-Потапова — инженера Сергеева или Сергея. От предложения воспользоваться автомашиной Михоэлс и Голубов-Потапов категорически отказались.

Около 20 часов они вышли из гостиницы, а в 7 часов утра 13 января трупы их были обнаружены на временной малопроезжей дороге. Указанной дорогой, несмотря на то что она находится в черте города, водители автотранспорта мало пользовались, так как она проходила по пустырю и представлялась неудобной.

Оба трупа оказались вдавленными в снег, который шел с вечера 12 января при значительном ветре.

Вся одежда покойных, деньги, документы и ручные часы (у Михоэлса — золотые) оказались в сохранности. У часов Михоэлса отсутствовало лишь стекло, однако часы эти, как и часы Голубова-Потапова, в момент осмотра трупов были на ходу.

Судебно-медицинским исследованием трупов, производившимся 13 января главным судебно-медицинским экспертом Министерства здравоохранения БССР Прилуцким и экспертами-врачами Наумович и Карелиной, установлено, что смерть Михоэлса и Голубова-Потапова последовала в результате наезда на них тяжелой грузовой автомашины.