Рассказ предка. Путешествие к заре жизни. - Ричард Докинз

Давайте обратимся теперь к другому большому прогрессу в человеческой эволюции, расширению мозга. В «Рассказе Умельца» обсуждались различные теории, и снова мы оставили половой отбор напоследок, откладывая его до «Рассказа Павлина». В «The Mating Mind» Джеффри Миллер утверждает, что некоторая очень большая доля человеческих генов, возможно до 50 процентов, экспрессируется в мозге. В очередной раз для ясности удобно рассказывать историю только с одной точки зрения – женщин, выбирающих мужчин – но история могла пойти другим путем или двумя путями одновременно. Женщина, которая пыталась бы проницательно и тщательно читать качества генов мужчины, преуспела бы, сконцентрировавшись на его мозге. Она не может буквально смотреть на мозг, поэтому она смотрит на его работу. И, согласно теории, что мужчины должны облегчить им это, рекламируя свои качества, мужчины не будут скрывать свой ум и талант, а станут выявлять их. Они будут танцевать, петь, льстить, шутить, создавать музыку или поэзию, играть ее или декламировать ее, раскрашивать стены пещеры или потолки Сикстинской капеллы. Да, да, я знаю, что Микеланджело не мог быть заинтересован в том, чтобы производить впечатление на женщин. Все же вполне вероятно, что его мозг был «разработан» естественным отбором для того, чтобы производить на женщин впечатление так же, как – несмотря на его личные предпочтения – его пенис был разработан для того, чтобы оплодотворять их. Человеческий разум с этой точки зрения является интеллектуальным хвостом павлина. И мозг расширялся под влиянием того же полового отбора, который привел к увеличению хвоста павлина. Сам Миллер одобряет версию полового отбора Уоллеса, а не Фишера, но результат, в сущности, одинаков. Мозг становится больше – стремительно и взрывоподобно.

У психолога Сьюзен Блэкмор (Susan Blackmore) в ее смелой книге "Меметическая машина" есть более радикальная теория полового отбора умственных способностей человека. Она использует то, что назвали «мемами», единицами культурного наследия. Mемы – не гены, и они не имеют никакого отношения к ДНК, исключая подобие. Принимая во внимание, что гены передаются через оплодотворенное яйцо (или через вирусы), мемы передаются посредством имитации. Если я научу Вас, как сделать бумажную модель китайской джонки, мем переходит из моего мозга в Ваш. Теперь Вы можете обучить двух других людей тому же навыку, каждый из них обучит еще двоих, и так далее. Мемы распространяются по экспоненте, как вирус. Полагая, что все мы сделали свою учительскую работу должным образом, более поздние «поколения» мемов не будут заметно отличаться от более ранних. Все создадут один и тот же бумажный «фенотип» (Как мы видели в «Рассказе Бобра», фенотип обычно означает внешнее проявление гена, например цвет глаз. Безусловно, я здесь использую его в аналогичном смысле: видимый фенотип мема, в иных отношениях скрытого в мозге, в противоположность фенотипу гена, скрытого в хромосоме. Это также хорошая аналогия для «самоупорядочения», которое я упоминал в прологе в «Восстановленных реликтах».). Некоторые джонки могут быть более совершенными, чем другие, поскольку некоторые сгибы бумаги сделаны, скажем, более старательно. Но качество не будет ухудшаться постепенно и прогрессивно в «поколениях». Мем передан, цел и невредим, как ген, даже если его детальная фенотипическая экспрессия изменится. Этот особый пример мема – хороший аналог для гена, особенно гена в вирусе. Манера разговора или навык в плотницких работах могли бы быть более сомнительными кандидатами на роль мема, потому что – я пролагаю – прогрессивно более поздние «поколения» в линии подражаний, вероятно, станут прогрессивно более отличными от оригинального поколения.

Блэкмор, как и философ Дэниел Деннет (Daniel Dennett), полагает, что мемы играли решающую роль в процессе, который сделал нас человеком. По словам Деннета:

Пристанищем всех мемов, независимо от достижений, является человеческим разум, но человеческий разум сам по себе – искусственное творение, поскольку мемы меняют структуру человеческого мозга, чтобы сделать его лучшей средой обитания для мемов. Пути входа и выхода видоизменились, чтобы удовлетворять местным условиям, и усилились различными искусственными устройствами, которые увеличивают правильность и многословие репликации: чисто китайские умы кардинально отличаются от чисто французских умов, а грамотные умы отличаются от неграмотных умов (Деннет конструктивно использует теорию мемов в различных местах, включая «Consciousness Explained» (откуда взята цитата) и «Darwin's dangerous idea».).

С точки зрения Деннета, главное различие между анатомически современным мозгом до культурного Великого скачка и после него заключается в том, что более поздний содержит рой мемов. Блэкмор идет далее. Она прибегает к мемам, чтобы объяснить эволюцию большого мозга человека. Это не могут быть только мемы, конечно, потому что здесь мы говорим о главном анатомическом изменении. Мемы могут проявляться в фенотипе обрезанного пениса (который иногда переходит квазигенетическим способом от отца к сыну), и они могли бы даже проявляться в форме тела (вспомните о передаваемой моде на похудение или удлинение шеи с помощью колец). Но удвоение размера мозга – другой вопрос. Оно должно происходить вследствие изменений в генофонде. Итак, какую роль, по мнению Блэкмор, играют мемы в эволюционном увеличении человеческого мозга? Здесь снова вступает в силу половой отбор.

Люди наиболее склонны копировать свои мемы с моделей, которыми восхищаются. Факт в том, что рекламодатели используют это: они платят футболистам, кинозвездам и супермоделям, чтобы расхваливать продукты – людям, у которых нет никакой компетенции, чтобы судить о них. Привлекательные, уважаемые, талантливые или знаменитые в других отношениях люди – мощные доноры мемов. Эти же люди также имеют тенденцию быть сексуально привлекательными и поэтому, по крайней мере, в полигамном обществе, в котором, вероятно, жили наши предки, мощными донорами генов. В каждое поколение те же привлекательные люди привносят больше, чем справедливая доля их генов и мемов в следующем поколении. Теперь Блэкмор предполагает, что часть того, что делает людей привлекательными – созданные их мемами умы: творческие, артистические, говорливые, красноречивые умы. А гены помогают создавать свойства мозгов, которые способны производить привлекательные мемы. Итак, квазидарвинистский отбор мемов в пул идет рука об руку с подлинно дарвинистским половым отбором генов в генофонд. Это – еще один рецепт безудержной эволюции. Какова же, с этой точки зрения, точная роль мемов в эволюционном расширении человеческого мозга? Я думаю, что самый целесообразный способ смотреть на это заключается в следующем. Генетические изменения в мозгах, которые остались бы незамеченными без мемов, были раскрыты. Например, установленным фактом является то, что в изменении музыкальных способностей присутствует генетическая составляющая. Музыкальный талант членов семьи Баха, вероятно, был многим обязан их генам. В мире, полном музыкальных мемов, генетические различия в музыкальных способностях пробиваются наружу и потенциально доступны для полового отбора. В мире до того, как музыкальные мемы проникли в человеческие мозги, генетические различия в музыкальных способностях все еще были бы, но не проявлялись бы, по крайней мере, не таким же образом. Они были бы недоступны половому или естественному отбору. Меметический отбор самостоятельно не может изменить размер мозга, но он может сделать его видимым. Он может быть замечен как генетическое изменение, которое иначе осталось бы скрытым.

«Рассказ Павлина» использовал красивую дарвиновскую теорию полового отбора, чтобы обсудить критерии или проблемы человеческой эволюции. Почему мы безволосы? Почему мы ходим на двух ногах? И почему у нас большой мозг? Я не хочу углубляться в детали полового отбора, будто они являются универсальным ответом на все оставшиеся нерешенными вопросы об эволюции человека. В особом случае прямохождения, я, по крайней мере, склоняюсь к теории Джонатана Кингдона о приземном питании. Но я одобряю нынешнюю моду на то, чтобы придавать половому отбору другой серьезный облик, после длительного периода пренебрежения с тех пор, как Дарвин впервые его предложил. И он действительно дает готовый ответ на дополнительный вопрос, который зачастую следует за главным вопросом: почему, если прямохождение (или мозговитость, или безволосость) была такой хорошей идеей для нас, мы не видим его у других обезьян? Половой отбор способен на это, потому что он предсказывает внезапные эволюционные всплески в произвольных направлениях. С другой стороны, недостаток полового диморфизма в мозговитости и прямохождении нуждается в некотором особом оправдании. Давайте оставим этот вопрос. Он требует большего внимания.