Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мясников подошёл поближе. Вгляделся. Действительно, стражник Иванов отличался от прочих ополченцев как породистая борзая, затесавшаяся в свору дворняжек. В нём чувствовалось что-то такое… Неистребимая выправка, что ли. Даже куцая шинель сидела как влитая.
— Ратник Иванов, какое звание вы имеете? — перешёл на «вы» подпоручик.
— Во время войны имел звание корнета, потом — поручика. В настоящее время — мещанин, чинов и званий не имеющий.
— Отлично. Назначаю вас своим помощником. Пока в сотню не придут офицеры — будете исправлять обязанности командира в моё отсутствие, — вынес решение подпоручик, не желая углубляться в подробности.
Мясников был не очень любопытным человеком. Кем был его подчинённый раньше — поручиком или целым капитаном — неважно. Сейчас он только простой ратник. Главное — чтобы на что-нибудь да сгодится. А что чинов и званий не имеющий? Ну, так может, в дуэли поучаствовал. Бывает. Фамилия-то, конечно, не Иванов. Узнаем…
Правда, усилий к узнаванию фамилии прикладывать не пришлось. Уже вечером, будучи у командира дружины генерал-майора князя Мещёрского, Мясников узнал, что ополченец Павел Иванов — бывший государственный преступник и бывший полковник Павел Иванович Пестель…
О полковнике Пестеле Мясников был наслышан. Не зря же говорят, что Москва — большая деревня. На одном конце чихнут, а на другом — здоровья пожелают. Вот так-то. А уж такая штука, как снимание эполет с полковника, просто не могла пройти незамеченной.
— И что же делать? — растерянно спросил подпоручик у князя.
— Ничего, — пожал тот плечами. — Относиться сообразно званию мещанина и ратника. Да не забудь-ка, дружочек, драть-то его нельзя, по причине наличия орденов. Вишь, какая у тебя заковыка… Кем, говоришь, его назначил — помощником? Должность-то офицерская… Составь-ка пока прошение — присвою ему унтер-офицера. А там — поглядим. Вообще-то, как командиру полка — цены ему не было. Так вишь… Проявит себя — похлопочем перед государем о возвращении офицерского звания. Раз уж в ополченцы пошёл — какой же он после этого преступник и бунтовщик?
…После аудиенции у императора бывший дворянин и командир полка, в одночасье оказавшийся мещанином, остановился у московского двоюродного дядюшки, тайного советника и камергера. Несмотря на своё остзейское происхождение, старик был русофилом и монархистом до мозга костей. Более того — сменил лютеранство на православие. На племянника-бунтовщика смотрел, как на пустое место. Хорошо ещё, что не выгнал в шею. Только, памятуя об ошельмованном и умершем безвременно брате — бывшем сибирском генерал-губернаторе, батюшке Павла, дядюшка отвёл племяннику флигелёк во дворе.
Три раза в день слуга приносил еду новоиспечённому мещанину. Исправно меняли постельное бельё, топили баню. Но ни разу за три месяца, пока Павел Иванович оставался в Москве, с ним никто не пытался заговорить. Даже слуги шарахались, как от зачумлённого. Ещё бы — мятежник, государственный преступник, сохранивший жизнь только по милости государя-императора.
Наверное, будь Павел Иванович чисто русским человеком, без примеси изрядной доли немецкой крови, он бы давным-давно сбежал и из дядюшкиного дома, да и из Москвы. Или просто-напросто спился. Но прагматичная немецкая кровь говорила, что зимой уходить бессмысленно. Единственное развлечение — чтение сентиментальных немецких романов, которые обнаружились во флигеле.
Первоначально Павел Иванович даже увлёкся. Всё же пока служил — было не до лёгкого чтения. Уж если и читал, то Дидро с Вольтером да Радищева в списках. Но вскоре романы стали навевать скуку. Слабые подражания Лессингу и Шиллеру. Благородные разбойники, добродетельные девицы, ухитряющиеся сберечь девственность при самых пикантных обстоятельствах. Пожалуй, ни один из них не мог бы сравниться с «Русланом и Людмилой». Хотя, как там говорил Василий Пушкин по поводу поэмы собственного племянника?
Возможно ли, скажи, чтоб нежная Людмила Невинность сохранила? Как ей избавиться от козней сатаны? Против неё любовь, и деньги, и чины.Помимо еды и постели каждое утро слуга приносил и оставлял на столике двадцать копеек серебром. В банные дни их было только три алтына. Вначале Пестель не понимал — в чём же тут логика? Несколько позже сообразил: старый педант расценивает его пребывание как приём… военнопленного! Когда-то, во времена войны с Наполеоном, специальным рескриптом императора генерал получал три рубля в день, штаб-офицеры — рубль, а обер-офицеры — пятьдесят копеек. Выходит, дядюшка очень высоко оценивал свой стол и кров. Не менее чем в целый рубль! За такие деньги можно было столоваться в лучшей ресторации Москвы и жить в апартаментах новой гостиницы «Рояль». Хотя… Не исключено, что родственник оценил его пребывание в меньшую сумму. Сколько должен получать мещанин, чинов и званий не имеющий?
Вначале Павел Иванович хотел отказаться от денег. Но, здраво рассудив, решил, что это не последние деньги старого камергера. Поэтому, имея при себе мелочь, мог позволить себе прогуляться до английской кофейни. Из-за её непопулярности шансы встретить знакомых были малы. Пестель брал на полкопейки бублик, на одну — кофий и ещё на три свежий номер «Московских ведомостей». Остальные «суточные» он аккуратно складывал в шкатулку.
Из газет удавалось узнавать новости. Главной являлась та, что мятежники и правительственные войска до сих пор не перешли к активным боевым действиям, а европейские державы безмолвствуют, не признавая ни Временное правительство, ни императора Михаила Павловича. В кофейне, слушая разговоры посетителей (в основном молодых чиновников из архивов), Павел Иванович с удивлением отмечал — насколько выросла популярность императора Михаила Павловича! Изначально в разговорах мелькало «Рыжий Мишка». Потом — Михаил или Михаил Павлович. А теперь иначе как «государь-император» и не говорят! Москвичи заранее одобряли всё, что бы ни сделал император. И то, что подписал ходатайство о создании Восточного царства под протекторатом Ермолова. И то, что назначил первым министром бывшего начальника штаба 2-й армии Киселёва. И денежную реформу,
