Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что прикажете делать теперь? — спросил командир дружины, озадаченный поведением помощника.
— Что тут делать? — деланно удивился Иванов. — Землю копать. Чем больше накопаем — тем целее будем. Настроим редутов, как против шведов под Полтавой.
Помощник командира, взяв с собой парочку ратников из числа отставных солдат, ушёл ставить вешки — размечать направление траншей. Командир Мясников отдавал приказы. Благо шанцевый инструмент был почти у всех.
Первая линия окопов была выкопана уже к вечеру. С утра, вместо положенного отдыха (поляков-то не видно!), ратники были зело озадачены, получив приказ копать новую линию. Но возмущаться никто не пытался. Уж раз записан в ратники — делай, что велят! Правда, один из ополченцев, бывший чиновник, записавшийся в дружину для того, что бы не попасть под суд за растрату казённых денег, начал было стенать, что неплохо бы и отдохнуть. Но соратники, вдохновлённые словами унтера о необходимости траншементов в военное время, очень быстро объяснили ему, что ежели он не будет сам рыть землю, то об этом побеспокоятся поляки…
За три дня ратники перекопали весь берег. Соседние дружины благодушно поглядывали. Их командиры — статский советник да коллежский асессор — на увещевания поручика Мясникова только отмахивались: «Наше дело маленькое. Поставили — стоим. Прикажут — будем копать. Будем держаться до подхода войска. Если не подойдёт, то умрём — но не выдадим!» С унтер-офицером вступать в объяснения они вовсе не пожелали. Мол, видали они и не таких нижних чинов…
На соседей, значит, надежды никакой. И сами полягут, и их подставят под удар. Пришлось, чтобы укрепить левый и правый фланги, вбивать в землю заострённые колья и заготовить несколько «волчьих ям». Рытьём окопов занимались в две смены. Одни работают, другие «отдыхают». «Отдых» помощник командира устроил тоже особенный.
— Итак, господа, — поучал Иванов ратников. — Предположим — несётся на вас всадник с саблей или пикой. Что будет?
Народ от непривычного обращения «господа» робел, но потом начинал отвечать:
— Карачун будет. Насмерть зарубят.
— Правильно, — не сдержал улыбки унтер-офицер. — А если, господа, ему в грудь или в лошадь копьё воткнуть? До того, как он вас зарубит?
— Попасть трудно, — рассудительно сказал один из ратников, явно из крестьян. — Всадник-то сверху будет. Да и лошадь увёртлива. Попади-ка в неё.
— Верно, — одобрительно сказал Иванов. — А если в него не одним, а десятком сразу пырнуть?
— Это как навроде палисада? — спросил догадливый крестьянин.
Павел Иванович взял парня на заметку. Толковый. Запомнил даже фамилию. А чего не запомнить?
— Верно, ополченец Иванов. Представь — скачут на нас паны, а мы — забор из копий выставили, — многозначительно прищурился командир.
— Так ведь если увидят, господин унтер-офицер, то лошадь повыше — и… гоп, перепрыгнули.
«Пожалуй, — подумал Павел Иванович, — пора поговорить с поручиком о присвоении парню капрала». Но вслух сказал:
— Правильно мыслишь. Только если мы копья в два ряда наставим — то уже не перепрыгнут. Один ряд вкопаем пониже, второй — повыше, а там и мы сидим — с копьями.
— А где же мы столько копий найдём? — раздался озадаченный голос. На глупца зашипели: «Понятно же, жердей нарубим да заострим. Или таких дубин поставим, навроде тебя».
Палисады из заострённых и обожжённых для прочности (идея не унтера, а ратников!) были готовы вовремя. Ратники распределены по нескольким линиям обороны. Унтер, носивший русскую фамилию, с немецкой педантичностью просчитывал: сколько ратников требуется на оборону одной версты, сколько отправить в резерв, кого выделить в караулы и кого назначить санитарами. Его первым помощником стал нарочитый капрал Иванов, которому была поручена вся «сапёрная» часть, включающая рубку жердей и установку палисадов. Поручик Мясников, как это и положено хорошему командиру, находился во главе резервной тысячи. Впрочем, поручик был человек неглупый. Он был даже рад, что сейчас реальным командиром стал простой унтер… Soyez si bon, господа поляки!
На третий день ожидания ударила польская кавалерия. Она могла бы напасть и внезапно, ежели бы не Мясников (понимай — его помощник), который приказал кроме часовых выдвигать ещё и дальние дозоры…
На противоположном берегу Днепра регулярная армия стояла и смотрела, как яростно дрались сиволапые ополченцы. Командующий кавалерией, генерал-лейтенант Давыдов, сидел в седле, ожидая команды.
Денис Васильевич нервно грыз усы и материл поляков, мятежников и Витгенштейна. Он, разумеется, присутствовал на совещании, когда главнокомандующий, генерал-фельдмаршал Витгенштейн, разъяснял диспозицию будущего сражения — ослабить силы поляков битвой с ополченцами, затем подвергнуть их мощному артобстрелу, а по выходу из переправы нанести удар кавалерией. Но одно дело — сидеть над картой в генеральской палатке, и другое — смотреть, как гибнут мужики. Будь он подполковником, как когда-то во времена Отечественной войны, то наверняка, наплевав на все приказы и распоряжения, вывел бы свой полк к переправе… Но генерал Давыдов был вынужден не просто смотреть, но и останавливать молодых офицеров, рвавшихся на выручку…
…Ополченцы продержались гораздо дольше, нежели рассчитывали польский главнокомандующий Дверницкий и русский главнокомандующий Витгенштейн. Если первый рассчитывал сломить сопротивление ополченцев за двадцать минут, то второй рассчитывал на час-два. Нескладные мужики в синих шинелях продержались сутки…
Основной удар приняла вторая дружина. Собственно, она и прикрывала удобный для переправы участок — мелководье, по которому конница за десять минут могла форсировать реку. Но никто из атакующих (имеющих, кстати, данные лазутчиков) не ожидал, что вместо мужиков, покорно подставляющих под удар согнутые шеи или лезущих как бараны на острия пик, их встретят палисады из заострённых кольев разной высоты.
Атака захлебнулась на первом же рубеже обороны.
