Походы викингов - Андерс Стриннгольм

Олаф Скетконунг говорил, что предки его поочередно были государями Швеции и других обширных стран и что он считался десятым из сего дома; сверх того, летописи не представляют никаких следов королевских выборов до XI века; это приводит нас к заключению, что короли Сигурдова рода занимали престол по тем же правилам, как во времена Инглингов. Харальд Хильдетанн взял в соправители себе Сигурда Хринга и поставил его государем над свейской землей (Svealand). Внуки этого Сигурда разделили отцовскую землю (дети Рагнара Лодброка), и Бьерн Иернсида получил на свою долю Швецию. После того Шведское и Датское королевства положительным образом разделились: в первом продолжали царствовать потомки Иернсиды, в последнем — Сигурда Шведские области сами собой устроили свой внутренний быт, выбрали себе правителей и благодаря народным собраниям более и более привыкали считать себя народом, соединившимся для общей защиты.

Тогда мы не встречаем никаких следов разделения страны или образования таких особенных королевств, как бывало во время Инглингов. Саги, однако ж, долго говорят о дележе государства между братьями и соцарствующими королями, и мы знаем, что в Сиггуне были короли, совсем неизвестные сочинителям королевско-упсальских родословных и древнейшим историкам Севера, исландцам. Народ приучился искать силы и безопасности в своем союзе. Но что королевские родственники, по взаимному согласию, разделяли управление и доходы страны, это не встречало никакого препятствия в нравах того времени и понятиях о праве наследства, лишь бы не терпело от того государство и сохранялись в целости жертвоприношения, оборонительные способы страны, права и законы. Тем можно частью объяснить запутанность в королевских родословных того времени и название таких королей в летописях, о правлении которых ничего не сказано.

Наследственное право произвело соцарствия. Соправители разделяли с настоящим королем заботы о защите страны, носили королевские названия и получали доходы с какого-нибудь удела. Соцарствие было в таком обыкновении с древнего времени, что Стирбьерн Сильный, воспитанный при дворе дяди, Эйрика Сегерселла, еще на 15-м году возраста искал себе наследственного права и требовал того с такой настойчивостью, что поселяне отцовского удела прогнали его с тинга. При тогдашней простоте государственного быта, когда все, так сказать, управлялось само собой и дело короля состояло только в том, чтобы сообразоваться с волей народа и исполнять его определения, редко чувствовались вредные последствия таких соцарствий. Но дерзость Стирбьерна и насильственный способ, каким он предъявил свое право, нарушали спокойствие страны и под-кергали опасности государство.

После того не встречается больше разделов между братьями и никаких соцарствий. Кажется, стали руководиться мыслью об ограничении наследственного права в королевском роду. Около 40 лет после Бьерна Иернсиды, при восстании против Олафа Скетконунга, даже затронут был вопрос об избирательном правлении и переходе королевского венца в другое семейство. Тогда избран был в короли Анунд Яков; это первый известный нам королевский выбор в шведской земле. Однако ж, вероятно, и отец Анунда Якова, Олаф Скетконунг, был признан государем еще при жизни отца, после смятений, по поводу дерзкого требования Стирбьерна либо объявлен единственным законным наследником своего отца, Эйрика Сегерселла; прозвание Скетконунга, вероятно, дано ему потому, что в то время его, еще младенца, носили на руках. Так мало-помалу наследственное государство обратилось в избирательное. События, заним последовавшие, заключают этот отдел времени.

Король получал содержание с поместья и денежных сборов, которые сначала были личной податью или добровольным приношением и мало-помалу обратились в поземельный налог. Еще в половине XI века всякий был обязан посылать положенные деньги и приношения на большие праздники в Упсалу. Это, вероятно, те оброчные деньги, Skattpenning, или носовая подать, которая установлена Одином и упоминается в Инглинга-саге, древнейший налог в Швеции, по происхождению то же, что и храмовая подать, исстари платимая как в других землях, так и в Исландии. Ее собирали с каждого носа,[317] Это показывает, что она была личная.

Если деньги, собиравшиеся первыми упсальскими дроттами, называются в сагах положенными приношениями,[318] то, кажется, их нельзя почитать настоящей податью, а скорее добровольным даром на жертвоприношения и королевские нужды, чтобы не возбудить смятений в стране. Для той же цели Ингви-Фрейр отвел дворы и поместья, ему принадлежащие и называющиеся Упсальской собственностью, потому что, назначаясь на содержание короля и жертвоприношения, они принадлежали королевскому престолу в Упсале. Это самые первые королевские дворы, или так называемые коронные имущества. Браут-Анунд умножил их, приказал строить дворы во всяком большом хераде Свитьода; потом поступили они в Упсальскую собственность. К ней же присоединены были поместья, устроенные малыми королями для себя лично; очень вероятно, что Ингьяльд Илльраде овладел их поместьями, завоевав их королевства. Так упсальский король получил дворы и поместья во всех областях страны. Из законов Вестерготландии и Хельсингеландии мы знаем, что в XIII веке в первой области принадлежали к Упсальской собственности восемь поместий: Vadh и Oekol, Vartoptaer и Gudhem, Lungo и Holaesjo, Asar и Skalander,[319] а в последней — шесть: Sunnarsti Hoeghaer, Hoeghaer i Sundhedhi и Hoeghaer i Nordhstighi,[320] равно Naes i Silangri[321],[322] Nordstigheri i Sioboradh (приход Saebro в Ангерманланде) и Kutuby. Законы прочих областей не сообщают нам никаких сведений об этом предмете; в последующее время коронные имущества умножались различным образом, время от времени подвергались разным превратностям, самые имена их изменялись; потому, кроме древнего королевского двора в Старой Упсале (Gamla Upsala), нельзя определить, какие дворы и поместья в каждой области при-н. ]длежали в старину к Упсальской собственности.

В древнейшее время существовал такой обычай, что пороли со своими хирдманнами, или придворными, ходили из одного двора в другой, чтобы там на месте потреблять доходы с них. Там они держали тинги, вели беседы с поселянами, решали все встречавшиеся важные дела. На содержание короля и двора его в таких путешествиях обыкновенно собиралась с поселян съестная подать (matgaerd). Тогдашнее хлебосольство требовало, чтобы путников угощали без всякой платы. Этого особенно не забывали в то время, когда король объезжал страну.[323] Он наперед предписывал угощение для себя, что на древнем языке называлось Veitsla,[324] и была повестка, чтобы готовили обыкновенную съестную подать для короля.

Кажется, что в старину короли делали такие посещения каждой области в известное время. Рассказывают, что норвежскому Олафу Дигре, или Святому, пришлось однажды проходить через Упландию; незадолго до того он был там в гостях. Подручники и богатые поселяне позвали его в гости для сокращения его путевых издержек, потому король не мог требовать никакой съестной подати, так не прошло еще трехлетнего срока, предписанного обычаем со времени последнего сбора этой дани. В другой раз проходил там со свитой из 300 человек и предписал для него угощение в королевских поместьях. Но денег, собранных для того, недостало, потому что короли в таких путешествиях обыкновенно имели свиты не более 70 или, по большей мере, 100 человек, а потому Олаф во всяком месте должен был проводить только одну ночь, хотя обычай требовал, чтобы король везде проживал по три дня.

Можно полагать, что и в Швеции были в обыкновении такие путешествия, но потом они были оставлены, когда короли отвлеклись от того другими, более важными делами; положенные расходы на королевское содержание заменились соразмерным количеством денег или товаров и со временем обратились в постоянный, ежегодный налог.

Другая, более важная, подать получила начало в народной обязанности следовать за королем в походы. Если король не предписывал никакого похода, но спокойно жил дома, то, в замену добычи, какую мог делать на войне, получал со всякого малого и большого корабля некоторую подать деньгами или товарами, платимую корабельной общиной, вместо расходов на содержание моряков и снаряжения кораблей на войну. Этот налог назывался Lеdungslama, потому что собирался в такое время, когда походы на войну хромали (Lahm — хромой), т. е. не было приказания выезжать в море. В то время, когда короли все лето проводили в постоянных походах, этот налог едва ли составлял прибыльный доход, да и сомнительно, хоть и считалось старинным обычаем, чтобы платить королям деньги, сбереженные за целый год от издержек на снаряжение кораблей на войну может быть, этот обычай появился только в то время, когд морские набеги стали реже, и короли, оставаясь больше, нередко призывали народ к обязанности следовать за собой поход. Верно только то, что в то время, от которого дошли до нас законы, этот денежный сбор существовал, если не предписывалось никаких морских вооружений, как постоянная подать, распределенная по некоторым правилам, и платился по числу людей (Mantal) или по числу недвижимых имений (Jordatal).